— Дайте ему в морду! — сказал, как плюнул, Закаев, и приклад автомата тут же опустился на лицо майора, посмевшего показать свои мысли.
Хлюпнуло, из свернутого набок носа потекла кровь. Боевик замахнулся для нового удара.
— Отставить! — Джамалдин зыркнул в сторону подполковника и заявил: — Что, гнида, ухмыляешься? Тебе бы тоже стоило разбить морду за твоего племянника-алкоголика. Сколько моих людей поубивал и сдох, сволочь, раньше, чем я до него добрался. Разбить бы твою харю, вот только она мне еще потребуется! Этого на узел связи! — приказал он конвоирам. — А ты сиди здесь! — Закаев поднялся, освобождая командирское кресло и беззвучно шевеля губами.
От воспоминаний о старлее, помощнике дежурного по части, Джамалдина начинала колотить дрожь ярости. Этот придурок с одним пистолетом угробил пятерых его лучших воинов. А ведь как хорошо все складывалось! Спящих людей связали и обыскали на предмет наличия сотовых телефонов. Тех двоих, которые по какой-то причине не спали и попытались оказать сопротивление, забили прикладами. С помощью контрактников из числа местных жителей так же без шума собрали в клубе и захватили членов семей военнослужащих.
И тут этот алкоголик, принципиально не пьющий компот! Хорошо хоть, что в пьяном угаре тот не догадался закрыться в комнате дежурного за пуленепробиваемыми стенами и не сообщил о нападении. Иначе конец всей затее и обещанным бабкам.
Джамалдин вышел из-за стола и, не обращая внимания на понурившегося подполковника, покинул прокуренное насквозь помещение. Ему требовался свежий воздух.
Агабек нашел свою сестру ближе к вечеру.
— Вот дура! — Вид растерзанного тела почему-то не вызвал у него никакой жалости, только злость и… облегчение.
Ему даже не пришлось искать причины для оправдания своих намерений. Интересно, она и впрямь рассчитывала, что он вот так просто возьмет и отдаст ей, женщине, двадцать тысяч долларов? Наивная дура! В конце концов, все получалось не так и плохо. Во всяком случае, теперь семья дядюшки не останется без куска хлеба. Москва обязательно позаботится о родственниках погибших и пострадавших. Алия вообще может стать мученицей.
Его тоже какое-то время, возможно, будут считать уведенным в плен или пропавшим без вести. А что, почему бы нет? Это, по крайней мере, оставит ему пути к отступлению. Из такого «плена», если прижмет, всегда можно сбежать.
С этими мыслями Агабек, сдерживая рвотные позывы, вышел из комнаты, заполненной смрадом, миновал кухню и направился к запасному выходу.
Серов проснулся далеко за полдень, сбегал в туалет, добрался до крана с холодной водой и долго пил. Потом он вернулся в комнату, не увидел в ней Бусыгина и побрел на его поиски. Обойдя все кубрики, майор сообразил, что «эта длинная тварь» могла уйти на встречу с противником. Поняв свою первоначальную ошибку, Серов двинулся вдоль по коридору в поисках входной двери. Она обнаружилась почти сразу. Вот только выйти было нельзя. Дверь оказалась закрыта. На замок. С той стороны.
— Вот чмо! — На этот раз Серов разозлился по-настоящему. — Ничего не сказал и ушел. Да еще и двери закрыл.
Продолжая ругать бывшего однополчанина, майор побрел в обратную сторону. В поисках чего-нибудь тяжелого он заглянул в «свою» комнату, примериваясь взять в руки табурет, нагнулся, увидел на тумбочке часы Бусыгина, взял их в руки. Они показывали без четверти семь вечера.
«Нет, нет, нет, нет! Такого просто не может быть! — искренне возмутился Серов подобной несправедливости. — Не мог я проспать сутки, аж до семи часов вечера! Не мог! Если, конечно, сегодня — это завтра. А если сегодня — это вчера? Сегодня — это день, когда мы прилетели. Сегодня день прилета, — мысленно повторил он, и в его мозгу наступило прозрение. — Ну, конечно же, сегодня — это сегодня, и завтра еще не наступило. Потому-то Бусыгин и не стал меня будить».
В животе заурчало.
— Надо дождаться Бусыгина и сходить перекусить. — Приняв такое решение, майор лег на кровать, закрыл глаза и принялся ждать.
Сон пришел к нему легко и непринужденно.
Говорил пленник долго, но через сорок минут на руках у Ефимова имелась исчерпывающая информация — кто, когда, сколько, зачем. По поводу последнего вопроса у него появились некоторые сомнения, но Сергей не стал углубляться в рассуждения. И без того стало ясно, что проблем у них выше крыши. Задача, поставленная самому себе, была выполнена, следовало возвращаться.
Вот только что делать с пленником? Бросить здесь? А если развяжется и сбежит? Тащить с собой? Но получится ли сделать это без шума? Грохнуть? Но, во-первых… А во-вторых, труп тоже могут найти. Не рыть же под него яму? Может, все-таки приколоть и пихнуть за прилавок?
Кадык под острием ножа дернулся. Мысль Ефимова оборвалась. Пленник, видимо, догадался о сомнениях, терзавших спецназовца.
— Не надо, пожалуйста, — послышался всхлипывающий голос.
— Жить хочешь?! — У Ефимова не было особого желания убивать этого тщедушного человека. — Если да, то пойдешь с нами. Сам. Я тебя развяжу. Надо будет идти тихо. Вверх без свободных рук не пройти, понял? Зашумишь, свалишь камень — убью. Это ясно?
— Да, да, — спешно прохрипел пленник.
— Вот и хорошо. Рот я тебе сейчас снова завяжу, так сказать, во избежание. Вижу, нос у тебя заложен, ну да ничего. Дышать как-нибудь сможешь, а вот кричать — нет. Попробуешь освободиться, убью.
— Понял, я тихий, как мышь. Иду с вами, ни один камень не задену, — затараторил пленник.
— Вот и хорошо. — С этими словами прапорщик сунул пленнику в рот веревку, без всякого сожаления до боли стянул ее на затылке и завязал. — Вот только пикни! — еще раз пригрозил Ефимов и подумал, что можно ведь все устроить как самоубийство, подвесив бандита на проводе, свисающем с потолка.
Возможно, это было бы лучшим выходом из сложного положения. Конечно, пришлось бы оставить на месте автомат, но разве один магазин патронов решит все их проблемы? Прапорщик еще раз внимательно поглядел на провод, едва видимый в темноте, перевел взгляд на фигуру, скрючившуюся у его ног. Может, никто этого недомерка и не хватится? А если и так, то не станут излишне долго искать, а?
— Вставай! — Сергей схватил пленника за плечо, встряхнул и поднял на ноги.
Тот оказался еще легче, чем даже выглядел.
— Попробуешь отмочить какой-нибудь номер — убью! — предупредил Ефимов.
Джабраил не совсем понял, о каком номере идет речь, но на всякий случай трижды кивнул и почувствовал, как ему начали развязывать руки.
«Меня не убьют!» — разлилась отяжеляющей слабостью спасительная мысль. Джабраил не стал бы спешить со столь оптимистичным выводом, если бы знал, что, прими Ефимов другое решение, он сделал бы то же самое, перед тем как накинуть пленнику на шею петлю.
Поднимаясь по склону, Сергей взмок невероятно. Такого с ним не было даже при первом в жизни походе с рюкзаком. Колонну возглавлял Прошкин, за ним следовал тяжело пыхтящий пленник, затем с оружием наготове Ефимов и в замыкании Шамиль, беспрестанно оглядывавшийся на военный городок, залитый электрическим светом. Наконец последний, самый трудный этап подъема оказался пройден. Спецназовцы и пленник добрались до каменных исполинов, надежно защищавших их от посторонних глаз. Они не спешили идти дальше и уселись на холодные плиты.
— Руки! — прошипел Ефимов, обращаясь к Джабраилу, дышавшему, как загнанная лошадь.
Пленник буркнул что-то неразборчивое. Ефимов скорее догадался о смысле его слов, чем действительно разобрал их.
— Руки за спину! — Сергей потряс веревкой перед носом запыхавшегося бедолаги.
Притаскивать бандита в расположение группы несвязанным было бы верхом опрометчивости.
— Шамиль, следи за ним! — Ефимов кивнул на Джабраила, руки которого уже опять были стянуты за спиной. — Если что — не церемонься. Я наших предупрежу.
— Понял. Ну, дерьмо, только дернись! — порадовал парень пленного боевика.
— Вот такая, Ваня, обстановочка. — Ефимов закончил свой доклад, поднял взгляд и молча уставился в черноту неба, невидимого в ночи.
Раздумывая над планом дальнейших действий, он уже отправил людей наблюдать за постом охранения, но в голове Сергея пока не складывалось никаких планов.
— Что будем делать? — приблизив лицо к уху Ефимова, произнес Кострыкин одними губами.
— Не знаю.
Иван впал в ступор. В голове лейтенанта не укладывалось, почему его заместитель, этот старый хрыч, ветеран всех войн со времен Наполеона, не знал, как он поступит дальше. Такого просто не могло быть!
— Вариантов несколько. — Все-таки частично Кострыкин оказался прав.
Нельзя сказать, что Ефимов совсем не знал, что надо предпринять. Дела обстояли скорее даже наоборот. Старший прапорщик видел столько возможностей, что не мог решить, на какой остановиться.
