Но учительница уже пронеслась мимо, подняв тучу пыли, соседка на нее даже разозлилась. Носится, пылищу поднимает, не видит, что ли — Надюха воду несет?
Лена выехала на дорогу и помчалась вдоль железнодорожной насыпи. Она эту дорогу знала отлично, не раз дядя Володя возил ее в город на мотоцикле, а потом и сам стал доверять ей своего железного коня. Потому что девушка оказалась большой любительницей быстрой езды, да и техники не боялась. Любила понаблюдать, когда дядя возился в моторе. Иногда и подсобить могла. Володя всегда мечтал о сыне, но жена его, Ленина тетка, по женской части хворала, так и не послал им Бог дитя. Поэтому сильно прикипел он к племяшке, хоть она ему была и не родная по крови. Учил ее всему, чему учил бы своего родного сына.
Лена заехала в низенькие кусты, проверила, что с дороги мотоцикл не видно, его закрывала насыпь. Прошла еще немного пешком, чтобы оказаться чуть дальше пятьдесят шестого километра и залегла в траву. Резкий запах полыни напоминал о том, что хоть по календарю уже месяц как наступила осень, южное лето еще окончательно не ушло. Место она выбрала очень удачное. Лена порадовалась, что не зря прислушивалась позавчера к обсуждению плана дяди Володи и Турецкого и запомнила его детали. И дядя Володя молодец — хранил карту местности так же бережно, как и свою милицейскую форму… Прислушиваясь к каждому звуку, девушка наконец уловила шум приближающихся машин, а вскоре и увидела их — прибыли казачки. Она сразу вспомнила Димона и вдруг почувствовала огромное облегчение. Никогда, никогда больше она его не увидит! А ведь как сначала испугалась, когда после выстрела увидела рухнувшего Димона. Впервые на ее глазах убили человека. Правда, Димон заслужил такой конец. Тут же запоздалое чувство вины заставило ее раскаяться. Как она может радоваться чужой смерти? Ведь он человек, и какой ни есть — она не вправе злорадствовать, что он умер! Но что же делать, если она действительно испытывает если не радость, то чувство избавления? Если бы не Турецкий, страшно подумать, что мог бы с ней сотворить Димон. Ее передернуло от отвращения. А ведь как стелился перед ней, такой был внимательный, трогательно заботился. Но зверь есть зверь. Не зря у него в станице такая репутация. И не напрасно дядя Володя предостерегал ее.
На противоположной стороне железнодорожных путей за насыпью она заметила какое-то движение. Так, ворыпаевские уже тоже наготове. Она нетерпеливо завозилась, но поезд все не появлялся. Больше всего Лена не любила ждать, и временное бездействие ее раздражало. Вдали зашумел поезд, Лена повернула голову в сторону звука, приложила бинокль к глазам и напряженно стала всматриваться. Она видела, как с противоположной стороны насыпи скатились трое, но длинный состав закрыл их и только приходилось догадываться, что они делают. Поезд на повороте заметно замедлил ход. Она машинально стала пересчитывать вагоны. На тридцать девятом заметила три копошащиеся фигуры. Они действовали быстро и слажено. Один стал лупить кувалдой по какой-то штуке между вагонами, второй нагнулся и копошился внизу, быстро работая руками. Вскоре последние два вагона отделились, расстояние между ними и составом все увеличивалось, поезд загудел и покатил дальше, не заметив потери двух вагонов. А они, замедляя ход, еще немного подползли вслед за составом, как будто не желая с ним расставаться, а потом и вовсе остановились. Трое спрыгнули на землю, замахали руками. К ним уже бежали ворыпаевские, весело перекрикиваясь, но к самим дверям не приблизились, а вытолкнули вперед одного из толпы.
Когда Лена увидела знакомую фигуру Турецкого, который отделился от ворыпаевских и медленно направился к вагону, сердце ее заколотилось и она едва подавила в себе желание вскрикнуть. Вот он, момент, которого она ждала со вчерашней ночи, много раз представляя, как спасает человека, нарушившего ее покой.
Турецкий шел не спеша, словно под принуждением. И когда Лена посмотрела в окуляр бинокля за его спину, увидела, как один из ворыпаевских нацелил свой пистолет в спину Турецкого. Вот ото что! Значит, Саша знает, что если не пойдет к вагону, в него могут выстрелить. А если что-то пойдет не так, в него все равно могут выстрелить. Лена держала на мушке ворыпаевского, а сама бросала быстрые взгляды на Турецкого. Она видела, как он постучал в дверь, потом еще раз. Турецкий нерешительно топтался у вагона, дверь не открывалась. Она опять взглянула в прицел на ворыпаевского и увидела, что он вскинул руку. Не раздумывая, Лена выстрелила в него и тот рухнул на землю. Ворыпаевские загалдели, стали озираться по сторонам. Со стороны казачков тоже началось движение. Ворыпаевские с опозданием заметили их и в то время, когда они сорвались с места, и стреляя на ходу в казачков, кинулись к вагону, пытаясь их опередить, казачки, съезжая с насыпи в машинах, открыли стрельбу прямо из окон. Стрельба поднялась такая, что Лена, оглушенная, на мгновение даже закрыла ладонями уши и пригнулась. А когда подняла голову, Турецкий исчез. Она завертела головой и стала лихорадочно шарить взглядом по местности. На земле уже валялось несколько раненых или убитых — Лена понять не могла. Она только молила Бога, чтобы среди них не оказался Турецкий. На ее глазах рухнул Куренной, и по его неестественно застывшей позе Лена поняла, что тот убит. Клест, рванувшийся сначала к Куренному, отпрянул и стал отчаянно отстреливаться с обеих рук. Лена в кустах чуть не плакала, потому что не знала, что теперь делать. Она боялась вылезать из кустов, но в то же время ее ужасала мысль о том, что Турецкий лежит среди тел на земле, возможно — ранен, а она ничем не может ему помочь. Ей только и остается, что смотреть через прицел на развернувшийся у вагона настоящий бой.
В разгар стрельбы послышался шум подъезжающих машин. Лена встрепенулась и повернула голову, вставать она все еще боялась, опасаясь стать мишенью для случайной пули.
— Наконец-то, — облегченно вздохнула она, увидев два милицейских УАЗика. Вот и начальник милиции Шкурат решил приступить к исполнению своих обязанностей. Окно головного УАЗика приоткрылось. Оттуда высунулась голова Шкурата с рупором мегафона и его голос, многократно усиленный, перекрыл беспорядочные звуки стрельбы:
— А ну прекратить стрельбу! Стволы отбросить и на землю! Лежать! Быстро всем на землю!
Вдруг Шкурат проворно нырнул в машину. Наверное, в машину тоже попали пули — догадалась Лена. Милиционеры дали ответные автоматные очереди и выскочили из машин.
Никогда Клест не бегал еще так быстро. На коне — да, приходилось, скакал во весь опор, даже некоторых казаков обгонял. Но своими ногами не доводилось ставить рекорды.
Он бежал вверх по насыпи, петляя, как заяц, убегая одновременно и от стрельбы, и от милиционеров. Оглянувшись в очередной раз он понял, что они решили во что бы то ни стало его догнать. А кто знает, что у них на уме. Еще примут за ворыпаевского, подстрелят, как куропатку, и кирдык казачку Клесту. Он совсем уже запыхался, но менты, сволочи, как хорошие спортсмены бежали ровно и дышали дружно и сил у них было еще полно, они уже почти настигли его. Клест сделал рывок, как учил его когда-то школьный учитель физкультуры, но споткнулся об какую-то кочку и упал. На всякий случай он сразу накрыл голову руками и сжался в комок. Одновременно на него запрыгнул Волохов. А тут и Степка Байда навалился своим пудовым телом, аж кости затрещали у худощавого Клеста.
— Мужики, вы шо, охренели? — взмолился он, извиваясь всем телом, в то время, как Волохов защелкивал наручники на его вывернутых руках — Я же свой, не бачишь, чи шо, Петька? Совсем опух?
— Я те дам Петьку, — пригрозил ему сержант Волохов, находящийся при исполнении служебных обязанностей, и совсем уже не по уставу смачно врезал Клесту по его разгоряченной быстрым бегом морде. Клест даже взвыл от обиды и пытался достать Волохова ногами, но его уже рывком подняли с обеих сторон под руки и поволокли к УАЗику. Разозленный Клест решил ментам не помогать и расслабился, повиснув у них на руках, загребая ногами сухую траву и поднимая пыль так, что они даже расчихались. Волохов беззлобно стукнул его по голове.
— Ноги подними, урод, если покататься вздумал!
Клест что-то буркнул под нос и стал перебирать ногами, норовя зацепить Петьку носками своих видавших виды сапог.
— Гад, ты мне тут побалуй еще! — пнул его под коленку Петька и вдвоем с Байдой они забросили его в машину.
Начальник отделения удовлетворенно следил за четкой работой своих подчиненных. Оставшиеся в живых братки уже не сопротивлялись. Поняли, что бесполезно. А оказывать сопротивление властям себе дороже. Никому неохота наматывать себе лишний срок. Шнур, совершенно потрясенный провалом операции, только и бормотал под нос:
— Хто ж нам западлянку подкинул? Узнаю — урою гада! Из-под самого носа рыжье ушло! У с-суки! — неизвестно к кому обращался он, брызгая слюной.
