Костюм сидел на ней не хуже, чем блестящее синее платье или вызывающие клетчатые штаны. Костюм никоим образом не улучшал ее внешность, но ведь ей ничего такого и не требовалось. Сам факт, что она одета в такой костюм, а не в вечернее платье, указывал на то, что сегодня неофициальный прием в отличие от предыдущего нашего посещения этого дома. Хозяева не ожидали в гости никаких директоров. Ясное дело: это был обычный ужин для своих, устроенный просто в честь двух иностранных журналистов, которые выполнили дело и собирались покинуть страну.
— Я отправила письмо полковнику Стьернхьелму, — сказала Элин, когда мы уселись за стол, выпив все тот же ужасающий «манхэттен». — Я написала ему, что вы несносный субъект, пьяница, а возможно, и развратный человек. — Она мельком взглянула на Лу, сидевшую на противоположном конце стола, потом коротко рассмеялась. — Я, конечно, шучу, кузен Матиас, — промурлыкала она. — Я написала, что вы обаятельный и милый. Я уже получила от полковника Стьернхьелма ответ. Он написал вам лично, но на тот случай, если письмо не попадет к вам в руки до вашего отъезда, мне поручено вам передать, что вы приглашены в Торсетер поохотиться на следующей неделе. Он горит желанием с вами познакомиться.
— Это очень мило с его стороны, — сказал я. — А вам спасибо за рекомендации.
— Я тоже там буду. Если вы сможете приехать в среду утром, в моем распоряжении будет целый день, чтобы показать вам окрестности. А еще помочь вам пристрелять ваше ружье, если вы еще не сумели это сделать сами. У меня новенькое восьмимиллиметровое «хускварна», и я хочу его обновить перед охотой.
Я взглянул на нее с некоторым удивлением:
— О, так вы тоже идете на охоту?
— Ну да! Должна вам сказать, мы будем охотиться вместе, если вы, конечно, не возражаете. Полковник Стьернхьелм в этом году отвечает за проведение охоты, и он будет слишком занят, чтобы уделить вам достаточно внимания, так что он возложил на меня обязанность быть вашим провожатым — вы ведь не знакомы с нашими местными обычаями и правилами. Знаете, у нас охотятся из засады; каждому охотнику отводится определенное место, и егеря с собаками гонят дичь на ружья. Вы себе представить не можете, как дух захватывает, когда вы слышите приближающийся лай собак и когда вы знаете, что «аig» — лось — бежит перед ними, а вы молите Бога, чтобы они не пробежали мимо вашей засады. Надеюсь, вы умеете стрелять по бегущему зверю. Американцы, по-моему, в основном тренируются в стрельбе по неподвижным мишеням, если вообще утруждают себя взять оружие в руки.
— Мне в жизни несколько раз пришлось стрелять по движущимся мишеням, кузина Элин, — ответил я.
Она рассмеялась:
— Когда вы так говорите — можно подумать, что вы глубокий старик!.. Мы с вами будем в одной засаде. Вам как гостю будет предоставлено право первого выстрела. Но не волнуйтесь. Если вы промахнетесь, я убью вашего зверя.
Может, она и выглядела как приятная дама, но говорила как маленькая хвастушка.
— Благодарю вас, — сказал я сухо.
— Я хорошо стреляю, — продолжала она. — Я написала полковнику Стьернхьелму, что вы не особенно-то большой любитель пеших прогулок, так что нам выделят одну из ближних засад. Да и какая разница. Там у нас будет не меньше шансов подстрелить дичь, чем в любом другом месте.
— Ну и хорошо, — сказал я. — Не хотелось бы думать, что из-за меня вы вернетесь с охоты без добычи.
Она засмеялась:
— Что, я веду себя ужасно недипломатично? Но нам же действительно очень хочется, чтобы охота вам понравилась, а некоторые засады расположены довольно далеко, в труднопроходимых местах. А там у нас, боюсь, не будет ни лошадей, ни «джипов», чтобы вы могли охотиться в более привычных для себя условиях.
В ее голосе появились укоризненные нотки. У меня вдруг возникло желание как-нибудь пригласить ее на лосиную охоту в Скалистые горы. Просидев два дня в седле, она бы сразу изменила свое мнение об американской охоте… Позже, разговаривая с хозяином дома, я увидел, как она подсела к Лу в углу гостиной. Обе девушки улыбались друг другу и вели беседу медовыми голосами, отчего мне почему-то захотелось столкнуть их лбами. О чем они говорили, я не слышал.
На обратном пути я спросил у Лу:
— Слушай, с чего это вы с малышкой фон Хоффман невзлюбили друг друга?
Лу бросила на меня удивленный взгляд, который не был, правда, столь неподдельным, как ей бы того хотелось.
— Невзлюбили?.. Я ее не невзлюбила. Мне просто не нравится такой тип женщин — этакое невинное дитя природы. Я уже тебе это говорила. — Она посмотрела на меня. — Хочу дать тебе один совет, приятель. Держись от нее подальше! — она произнесла это жестким голосом.
— Как это понимать?
Она уже отвела взгляд.
— Забудь. Это просто дружеское предупреждение. Я просто хочу сказать, что она большая чудачка — вот так это и надо понимать. О чем это вы, кстати, так увлеченно беседовали за ужином?
— Ну, если тебе так хочется знать, мы сравнивали убойную силу американского патрона калибра 30–06, применяемого для стрельбы по крупной дичи, и европейского восьмимиллиметрового. Она предпочитает восьмимиллиметровые, можешь себе представить!
— О Боже! Сказала же я тебе, что она чудачка.
Такси подъехало к нашему отелю. Я расплатился — я уже привык к местной валюте — и повел Лу к дверям. Мы молча поднялись по лестнице и остановились перед дверью ее номера.
Она чуть нахмурилась и повернулась ко мне.
— Ну вот, кажется, и все. С какой стороны ни посмотри, это был полезный опыт, не правда ли? — Потом помолчав, добавила: — Нам, по-моему, надо выпить на прощанье, как тебе кажется? У меня еще осталось немного бурбона. Помоги мне опустошить бутылку.
Не слишком тонко сработано. У меня за спиной была дверь моего номера, а за дверью на комоде стояли кассеты с пленкой — если все еще стояли, — которые я пригрозил отправить в Америку завтра утром. Я предполагал, что лимит времени вынудит ее предпринять какие-то действия, но, должен признаться, никак не предполагал, что в такой форме.
— Ладно, — сказал я. — Зайду, но только на минутку, если ты не против. Сегодня был трудный день.
День был и впрямь трудный, и он еще не закончился.
Закрыв за собой дверь, я ощутил странное волнение, которое всегда возникает, когда знаешь, что последует дальше. Я не знал только, какую прелюдию она разыграет сейчас — но это должно быть что-то ненавязчивое, пристойное.
В том, что прелюдия будет, я не сомневался. Сегодня она не станет действовать поспешно и беззастенчиво, в том духе, что, мол, «да-ладно-мы-уже-оба-взрослые-люди», как в прошлый раз. Такой вариант ведь не занимает много времени.
Сегодня же ей надо отвлечь меня на какое-то время, не отпуская в мой номер, пока кто-то каким-то образом не подаст ей ясный сигнал. Я же гадал, как же они умудрятся все это провернуть. Трюк с ошибочным телефонным звонком тут не пройдет, потому что в номерах этого арктического отеля не было телефонов. Я смотрел, как она идет вешать пальто в стенной шкаф, Она вернулась из прихожей с бутылкой — у этой бутылки был такой родной, такой американский вид, что я даже улыбнулся.
— Я сейчас приду, — сказала она.
— Не торопись, — отозвался я.
Она начала было что-то еще говорить, но передумала и скрылась за занавеской крошечной ванной в углу номера — пошла наполнить стаканы водой. В ожидании ее я стал оглядывать комнату. Она была похожа на мою. Ее номер располагался в торцевой части здания отеля, и окно, в отличие от моего, выходило не на озеро и лес — кстати, оно выходило на железнодорожный вокзал, — но ведь ночью, когда задернуты шторы, вид за окном большого значения не имеет. Как и в любом другом отеле, две кровати посреди комнаты были основным предметом обстановки. Большие железные кровати со старомодными медными набалдашниками. Со времени моего миннесотского детства я что-то не видел, чтобы такие кровати употреблялись по их прямому назначению, хотя повидал немало таких, пылящихся в антикварных магазинах и в лавках старьевщиков.
Было тут еще и удобное зачехленное кресло, выкрашенное в белый цвет, такой же белый комод, парочка столиков по углам и ковер на полу. Хотя тут явно не хватало всяких приспособлений, без которых не обходится ни один гостиничный номер в Америке, эта комната, безусловно, была куда более уютной и просторной, нежели те бездушные благоустроенные конурки, которые можно снять за вдвое большую цену в современных общежитиях. Но, как я уже сказал, первое, что бросается в глаза во всех отелях, это красующиеся посреди комнаты кровати. Я решил вести себя как последний гад и как можно грубее разыграть необходимый ей эпизод с моим участием. Я подошел к ближайшей кровати и уселся на край, отчего старые пружины жалобно скрипнули под моим задом.
