Андрей Дышев - Горячая тень Афгана

— Ну вас на хер, я у такие игры не граю, сказали яму выкопать, а шо делать заставляете, сами тут лопатой по живым людям махайте, а я сваливаю к херам собачьим…

— Хайло прикрой, скотина! — крикнул «бык». — Не то сейчас рядом с ним ляжешь… Высыпай известь, урод!

«Синяк» взялся за ведро, но тотчас выронил его, и известь рассыпалась на краю ямы.

— Цыть! — крикнул «бык», повернувшись к яме спиной.

Я различил чей-то отдаленный крик. Потом я почувствовал, как земля содрогается от тяжелых шагов. Кто-то подбежал к месту казни и, задыхаясь, сказал:

— Давай его назад, в генераторную!

— Кто сказал? — спросил «бык» с явным облегчением.

— Князь.

Они меня разыграли, подумал я со странным чувством — полуоблегчения, полуразочарования. Они запугивают меня, они не станут убивать, это всего лишь психологическая пытка. Но, надо признать, мастерски сыграли, продрало до самых нервов, чуть заикой не сделали, мать вашу за ногу!..

Я напрасно пытался успокоить себя, потому что не верил тому, о чем мысленно говорил.

«Быки» вытащили меня из могилы и попытались поставить на ноги, но тело не слушалось меня, и я, словно лишенный костей, мягко осел на их руки.

— А с ямой шо робить? — спросил «синяк».

— Посадить в нее свою задницу и ждать, когда прорастет! — рявкнул «бык».

Меня снова втащили в фойе, оттуда, по лестнице, на второй этаж и по коридору в торец. Я повалился на бетонный пол. За мной грохнула железная дверь. И стало тихо.

Не успел я осмыслить того, что произошло, как дверь снова открылась, вошли уже хорошо знакомые «быки» и, орудуя ножами, стали быстро отвязывать веревку на руках и ногах.

— Сам идти сможешь? — спросил один.

— Это смотря куда, — ответил я и попытался встать.

— В баню, — усмехнулся другой.

Они вели себя удивительно миролюбиво, и этого нельзя было сразу не заметить.

Один из «быков» подставил мне свое плечо, но я не унизился до такой степени и пошел к выходу сам. Я никак не мог понять, что еще задумал Князь, на какую хитрость он пошел, да и вообще, к чему ему эта хитрость по отношению к человеку, от которого уже вряд ли можно было извлечь какую-нибудь выгоду.

Выйдя из генераторной, я остановился.

— Куда?

— Прямо, прямо, — ласковым голосом ответил «бык».

У лестницы я нос к носу столкнулся с Князем. Он как-то странно взглянул на меня, потом развел руки в стороны, пожал плечами и сказал:

— Нет слов! Нет слов!

И пошел вверх по лестнице, все еще пожимая плечами.

Мы спустились в фойе, свернули под лестницу. «Бык» подвел меня к двери и, к моему величайшему изумлению, обратился ко мне на «вы»:

— Там шампунь, мыло, мочалка, новое белье — все вам приготовлено.

Я повернулся, чтобы посмотреть в лицо человеку, который еще несколько минут назад был готов закопать меня живьем, но «бык» молниеносно повернулся ко мне спиной и быстро пошел к лестнице. Я взялся за ручку двери, все еще интуитивно ожидая какой-нибудь пакости — автоматной очереди в спину, удара арматурным прутом по голове или короткого, приглушенного выстрела из пистолета в затылок. Но за дверью в самом деле оказалась душевая с чистым, обшитым деревом предбанником, с зеркальным полом из черного кафеля, с зеркалами, журнальным столиком, на котором стояли запотевшие банки с пивом и лежали пестрые целлофановые упаковки с новыми носками, трусами, майкой. Увидев пиво, я сразу почувствовал нестерпимую жажду и залпом выпил две банки. Потом вытер ладонью губы, сел в кожаное кресло и задумался. Попытка найти всему этому логическое объяснение провалилась с треском, и, пробормотав «Бляха-муха!», я стал с остервенением стаскивать с себя влажные, выпачканные в глине и собственной крови куртку, брюки, швырнул их в угол и, на ходу снимая то, что еще было на мне, встал под лейку и опустил вниз никелированный рычаг.

Нет, душевая не стала заполняться ядовитым газом, и на меня не обрушился поток серной кислоты. Я стоял под упругими тонкими струями теплой воды, чувствуя себя обманутым. «Черт знает что!» — пробормотал я и вылил себе на голову полбутылки зеленого, как изумруд, шампуня.

В дверь постучали. Я не успел промыть глаза и, страдая от жгучей рези, смотрел, как в предбанник вошел незнакомый мне «бык», извинился, повесил на крюк светлый костюм под полиэтиленовой накидкой и поставил на пол пару белых лакированных туфель.

— Черт знает что! — повторил я. — Неужели меня решили закопать в землю вымытым и в белом костюме? Мафия! — развел я руками, кривляясь перед зеркалом. — Во всем должен быть шик. Так-то, Кирюша.

Только некоторая доля юмора могла сохранить мой рассудок в здравом состоянии. Думать серьезно обо всем, что сейчас происходило, — лишь себе во вред. Напевая какую-то легкомысленную мелодию, я с наслаждением помылся, чувствуя, как силы быстро возвращаются ко мне, опорожнил еще одну банку пива, причесался, с некоторым содроганием рассматривая свое побитое, в ссадинах, лицо, щеки, покрытые, как черной дымкой, щетиной, раздумывая, стоит ли ее сбривать. Когда же я надел смоляную шелковую рубашку и белый двубортный пиджак, то увидел, что небритость прекрасно довершает имидж этакого излишне самоуверенного, хоть и побитого пижона, и невольно рассмеялся, но бриться не стал, лишь сполоснул лицо французской туалетной водой.

Перед тем как выйти, я проверил карманы куртки и брюк, брошенных в угол предбанника. Пистолета, как и следовало ожидать, уже не было, как, собственно говоря, и других вещей — складного ножа, записной книжки, авторучки. Я словно начинал жизнь сначала, выходил из душевой, как из крестильни — чистым, бедным и почти безгрешным.

Молоденький «бычок», сидевший в кресле напротив, вскочил при моем появлении, изобразил на лице какую-то искусственную, совершенно омерзительную улыбку, похожую на гримасу, с которой тужатся, и знаком предложил мне пройти за ним по коридору. Он взялся за ручку двери и открыл ее.

Яркий свет, ослепительная улыбка девушки в ярко-синем бархатном платье, едва прикрывающем трусики.

— Прошу вас! — сказала девушка, показывая рукой на кресло, стоящее перед макияжным столиком с овальным зеркалом, оснащенным подсветкой.

Я сел в кресло, изо всех сил борясь с выражением недоумения, парализовавшим мою физиономию. Девушка надела на меня фартук, взяла фен, расческу и за минуту сотворила на моей голове пышную прическу. Отключила фен и придвинула к себе коробочку с косметикой.

Не волнуйтесь, — шепнула она и мазнула у меня под глазом мягкой беличьей кисточкой. Высунув от усердия кончик языка, она дышала на меня запахом мяты и старательно реставрировала мое лицо, закрашивала синяки, тонировала ссадины, а когда, наконец, отошла в сторону, я увидел свое отражение и не узнал себя. Киноартист! Бельмондо, черт возьми!

— Ничего? — спросила девушка.

— Вообще-то в жизни я немного не такой, — признался я.

— Это не страшно, — с легким придыхом ответила девушка, глядя на меня томным взглядом. — Все мы в жизни другие. Вы думаете, я на самом деле такая? — И она медленно провела ладонью по своему бархатному платью, плотно облегающему ее рельефное тело. — Это все внешняя оболочка. Человек становится самим собой, когда раздевается…

Она положила кисточку на столик и коснулась пальцами моего подбородка.

— Голову немножко повыше. Не надо напрягать губы. Не морщите лоб… Так, хорошо. А руку, — визажист взяла мою ладонь и прижала ее к своей гладкой атласной ляжке, — руку настоящий мужчина должен класть сюда…

— Боюсь, — признался я, отдергивая руку и приподнимаясь с кресла.

— Чего? — тонкие брови девушки взметнулись вверх, ярко-красные губы слегка приоткрылись, обнажая край неестественно-белых зубов.

— Боюсь размазать вам макияж и выпачкать свой белый пиджак, — ответил я. — А вообще, конечно, вы страшно сексуальная.

— Так что же вы… — томно простонала девушка.

— Я от природы очень нетерпелив, — объяснил я, пятясь спиной к двери, — не хватает, так сказать, усидчивости пройти всю вашу программу. Бьют по морде, хоронят, моют, причесывают, учат, куда руку надо класть… Долго, очень долго! А хочется узнать, чем весь этот дурацкий спектакль кончится. Свой телефончик, разве что, оставьте на всякий случай.

Визажист усмехнулась и ответила уже другим тоном:

— Телефонов не будет.

— Тогда считайте, что вы меня потеряли навеки.

— Придурок! — услышал я прощальное слово уже за своей спиной.

«Бычок» словно вырос из-под земли.

— Прошу на выход!

Он распахнул передо мной дверь, у колонн обогнал, подскочил к стоящему у клумбы белому «Мерседесу» и открыл заднюю дверь. Я сел на мягкий кожаный диван и словно утонул в нем. Машина бесшумно тронулась с места и сразу набрала большую скорость. Кроме меня и водителя, в салоне больше никого не было.