Ознакомительная версия.
Казалось, что о Холмогорове, следователе ФСБ и московских журналистах слушатели забыли. Бобров все время напоминал об их присутствии, по очереди давая слово.
Следователь ФСБ на вопросы Боброва отвечал крайне уклончиво, говорил обо всем и ни о чем, постоянно напоминая, что ведутся следственные мероприятия, ситуация находится под контролем и в ближайшее время появятся конкретные результаты.
Какой-то мужчина, назвавшийся Иваном Ивановичем Ивановым, что вызвало улыбку Холмогорова, напрямую спросил, сколько еще снайперу гулять на свободе, нажимать на курок, и сам же ответил: «Пока не будет убит последний спецназовец из злополучного отделения».
– Что вы можете ответить нашему слушателю? – с ехидной ухмылкой поинтересовался Бобров у следователя ФСБ.
– Я думаю, мы сработаем на опережение, оперативнее, чем предполагает наш уважаемый слушатель Иван Иванович Иванов. Фамилия, имя и отчество, как я понимаю, вымышленные.
– Нет, почему же, – вставил Цветков, – я тоже Иван Иванович. И в Ельске, если мне не изменяет память, Ивановых живет с полсотни, вполне может оказаться среди них и Иван Иванович.
Горожане не преминули поинтересоваться судьбой коммерсанта Леонарда Новицкого. Звонил некий Слава, старался говорить басом, временами срываясь на фальцет.
– Когда же восторжествует правосудие и невинный коммерсант получит свободу?
Следователь резонно заметил, что связь между убийствами не установлена. Вполне возможно, что их совершали разные люди. Обвинение с Леонарда Новицкого снимать преждевременно.
Звонивший предложил выпустить коммерсанта под подписку о невыезде. На это следователь ФСБ даже отвечать не стал.
Позвонила женщина и со слезами в голосе принялась рассказывать, не называя своей фамилии, что она приехала к своему сыну, служащему в ракетной части, а ее ребенок весь в синяках, жалуется на неуставные отношения. Когда, наконец, в армии восстановится дисциплина?
На этот вопрос ответить было некому. Военные на передачу не явились. И Олегу Боброву пришлось отвечать на звонок.
Прямой эфир всегда полон неожиданностей.
Позвонила жена Тимофея Кузьмича Свинарева, отстрелившего спецназовцу палец, и принялась живописать, какой хороший человек ее супруг, напирая на то, что Тимофей Кузьмич – не сильно пьющий мужчина, что есть и похуже, тем не менее они не только на свободе, но и в мэрии сидят, а ее кормилец за решеткой. И теперь двум дочерям ничего не остается, как идти на панель.
Цветков пообещал взять этот вопрос под личный контроль. К чему его обязывает личный контроль, он не пояснил.
Редактор поднял большой палец, давая знать Боброву, что сейчас пойдет важный звонок. Микрофон в студии выключили, дали внешнюю связь. Прозвучал пьяноватый мужской голос с ярко выраженным кавказским акцентом. Все сидевшие за столом напряглись.
– Мы ваших спецназовцев убивали и будем убивать. Мы, ваххабиты, убьем их всех.
Связь оборвалась. Из динамика раздались гудки. Все молчали. Даже Бобров растерялся.
– Можно мне? – попросил Холмогоров.
Понимая, что человек, связанный с церковью, ситуации не испортит, Бобров пододвинул микрофон и кивнул. Холмогоров не стал комментировать последний звонок, а просто рассказал историю сто тридцатилетней давности о том, как в Ельске сожгли дом кузнеца вместе со всей семьей, считая, что таким способом в городе восстановится спокойствие.
– ..вам кажется, это были другие времена, другие люди, и вы бы поступили на их месте по-другому. Но это не так. Меняются времена, а человек остается прежним. Иногда говорят «святая месть». Может, оно и так. Но я убежден, любая месть слепа, гибнут и виновные, и невинные. Бог с теми, кто прощает, а не с теми, кто мстит, и если мы все научимся прощать, то много жизней будет спасено.
Выступление Холмогорова привело всех в замешательство. Редактор, сидевший на пульте, нашелся первым и дал в эфир очередной звонок.
Говорила пожилая женщина. Она назвала свою фамилию, имя и поинтересовалась, обращаясь и к Цветкову, и к Холмогорову:
– Когда же в конце концов в Ельске будет построен храм?
Тут мэр сел на своего любимого конька и принялся заливаться соловьем, не давая вставить даже одно слово советнику патриарха. И московские журналисты, и следователь ФСБ дружно поддержали намерение мэра как можно скорее построить в городе церковь.
– Я думаю, что уже в этом году будет заложен первый камень, – патетично воскликнул в микрофон Иван Иванович Цветков.
На этой благостной ноте и закончился прямой эфир на местной FM-станции. Мэр взялся подвезти Холмогорова и следователя к гостинице.
Она располагалась недалеко от мэрии. Но те отказались, сказав, что хотят пройтись по вечернему городу. Мэр сослался на всегдашнюю занятость и умчался от крыльца маленькой студии на «Волге». А Холмогоров со следователем ФСБ Афанасием Ильичом Камневым неторопливо двинулись по полутемной ночной улице. И тот и другой уже хорошо ориентировались в Ельске. Разговор не клеился, настроение у Камнева было довольно тягостное. Уголовное дело, ради которого он находился в Ельске, не сдвинулось с места ровным счетом ни на шаг.
Камневу не хотелось в этом признаваться.
На вопросы Холмогорова о том, как продвигаются поиски, Камнев, пожимая плечами, бормотал что-то не очень внятное, время от времени ссылаясь на то, что разрабатываются определенные версии, круг подозреваемых сужается.
– В конце концов, – сказал он уже казенным голосом, – Андрей Алексеевич, существует тайна следствия, и разглашать ее я не имею права.
– Что ж, я это понимаю, – улыбнулся Холмогоров.
Его улыбки следователь не заметил, ибо в это время прикуривал очередную сигарету.
Дважды мимо Холмогорова и Камнева проследовал патруль.
– Когда патрулируют военные, – заметил офицер ФСБ, – то в городе всегда спокойно, даже пьяных становится почему-то меньше.
– Ненамного, но меньше, – согласился Холмогоров.
– Значит, вы скоро уедете? – спросил следователь.
– С чего вы взяли, Афанасий Ильич?
– Мэр сказал, что все определилось.
– Не совсем так, я не определился.
– С чем? – спросил Камнев.
– С местом для храма.
– Неужели в городе мало свободной земли?
– Земли хватает, но храм должен стоять в хорошем месте.
– Его должны построить на самом высоком месте. Это же так просто! Раньше ведь всегда строили на высоких местах, чтобы храм со всех сторон был виден.
– Самую высокую точку определить несложно. Вы правы в том, что раньше таких мест было много, земля была чистой, на ней можно было строить. А сейчас кругом могилы, свалки, отхожие места. Храм на них ставить негоже.
Постепенно Холмогоров и Камнев приближались к центру Ельска. Они прошли рядом с поломанным киоском, у которого прямо на асфальте сидел сумасшедший Гриша Бондарев и из кусков красного кирпича выкладывал на земле крест.
– Вот человек, война ему всю жизнь сломала.
– Да, нелегкая судьба, – согласился Холмогоров. – Я разговаривал с офицерами, он из того самого отделения. Это его товарищей снайпер убивает.
– Мы сначала думали, что, может быть, и он к этому причастен, но потом я поговорил с врачами, навел справки. Бондарев здесь ни при чем.
Нормальным был солдатом, – продолжал следователь, стараясь не глядеть в сторону сумасшедшего, который сидел под фонарем с куском кирпича в руке, его лицо было сосредоточенно, на лбу поблескивали капельки пота.
Сумасшедший напряженно размышлял, куда положить обломок кирпича. Крест у Гришы получался странным – с концами неодинаковой длины, даже ребенок-первоклассник сложил бы ровнее.
– Интересно, о чем он сейчас думает, – произнес Камнев.
Сумасшедший не реагировал на прохожих, они были ему безразличны. Наконец он пристроил последний обломок кирпича. Следователь с Холмогоровым услышали у себя за спиной счастливый смех.
– Все про какую-то кавказскую овчарку говорит, всех мертвецами называет.
– Знаю, – сказал Холмогоров, – я пытался с ним говорить.
– Ну и что вы думаете?
– Я думаю, в словах бывшего спецназовца существует определенная система.
– Логика есть во всем, даже в сумасшествии, – горько улыбнулся следователь, он хотел продолжить свою мысль, но сделать ему это не дал выстрел, прогремевший метрах в трехстах слева.
Холмогоров тяжело вздохнул. Следователь на ходу крикнул:
– Извините!
Отворачивая левую полу пиджака и выхватывая на ходу пистолет, Камнев бросился на звук выстрела. Совсем близко раздавались истошные женские вопли. Холмогоров торопливо зашагал в ту сторону, куда побежал Камнев. Сумасшедший Григорий вскочил во весь рост, воздев над головой сжатые кулаки, и прокричал:
– Мертвецы! Мертвецы! Я же ему говорил, что он мертвец, предупреждал… Я ему говорил, что ее видел.., и она меня отпустила.., меня отпустила.., а их нет! Отпустила…
Ознакомительная версия.
