Пистолет у Мирона был – как не быть! "Браунинг" двадцать второго калибра – не самое грозное оружие на свете, но для самозащиты, для ближнего боя сгодится. Хранилась эта игрушка в надежном и вместе с тем легкодоступном месте – не дома, конечно, до такого сумасшествия Мирон еще не дошел, а в редакции, куда ему, по совести говоря, все равно не мешало бы наведаться.
Но ехать в редакцию сейчас не хотелось, да и далековато это было, особенно без машины. Зато до шалмана, куда он привел Филатова утром первого января, было рукой подать, и Мирон отправился прямиком туда: у нормальных людей, между прочим, уже закончился обеденный перерыв, а он еще не завтракал.
В шалман он проник с черного хода, чтобы не портить посетителям аппетит своим, с позволения сказать, лицом. Здесь его хорошо знали, видывали в разных видах и беспрепятственно пропустили в узкую каморку, где стоял низкий журнальный столик с облупившейся полированной крышкой, продавленный мягкий уголок с засаленной обивкой и чахлое растение в большой деревянной кадке. В углу на подставке подслеповато моргал севшим кинескопом огромный архаичный "Рубин" в полированном деревянном корпусе – ровесник динозавров.
– Скажи Вите, что я пришел и хочу есть, – попросил Мирон у заглянувшей в открытую дверь дородной молодой поварихи.
Вскоре явился давешний тип с лошадиной физиономией и конским хвостом на затылке – любитель плевать в супы и мочиться в пиво. Зная вкусы Мирона, он принес много мяса, две кружки пива и запотевший графинчик с водкой. Сегодня на нем, помимо бабочки, красовались еще и белоснежные перчатки. Перчатки эти придавали Вите шикарный вид вышколенного лакея из очень богатого дома, однако провести они могли кого угодно, только не Мирона: он-то знал, что под перчатками скрываются разбитые в кровь костяшки пальцев, вид которых вряд ли мог доставить удовольствие посетителям кафе.
– Присядь, – сказал Мирон, и долговязый Витя присел.
Мирон знал этого типа как облупленного. Подловат он был, конечно, и всегда себе на уме, но Мирон видывал его в деле и более или менее ему доверял. Вместе с долговязым Витей Мирон в октябре нырял в Москву-реку, швартовал теплоход к павильону на набережной и вместе с ним же прошел через десяток кровавых драк – с лохотронщиками, омоновцами, обыкновенными хулиганами и просто с прохожими, которым были не по вкусу некоторые шутки разгулявшихся клубменов. И в ледяной воде, и в гуще драки, и в жарко полыхающем павильоне с игровыми автоматами хвостатый Витек вел себя как подобает настоящему мужчине – не трусил, не мямлил, за чужие спины не прятался, первым лез в дело и отступал в числе последних. А что в тарелки чужие харкал – ну, так все мы не без греха, с кем не бывает. Один знакомый Мирона, милейший, интеллигент-нейший человек с ученой степенью, в минуты задумчивости, например, любил запустить в ноздрю согнутый крючком мизинец, пошуровать там хорошенько, а потом этот мизинец засунуть в рот и облизать. Противно, конечно, но, с другой стороны, нечего за человеком подглядывать.
– Дело есть, – сказал Мирон, и глаза долговязого Вити загорелись. – Где Адреналин живет, знаешь? Как его найти?
Эта идея – разыскать Адреналина и, пока суд да дело, присмотреться к нему поближе в естественной среде обитания – возникла у Мирона только что, сию минуту. В самом деле, до пятницы времени навалом, так стоит ли его попусту терять?
Витя потух.
– Не-а, – вяло протянул он. – Никто не знает. Шифруется он, понял? Лохотронщики на него наезжают, и вообще... Машину его взорвали, слыхал?
– Угу, – промычал Мирон, наворачивая мясо под водочку и пивко.
– Ну вот... Никто не знает. Квартиру свою он еще в начале осени продал, ты же в курсе. Мобильник у него уже неделя как отключен... Шифруется! А тебе зачем? До пятницы подожди, в пятницу увидитесь.
– Не могу я до пятницы ждать, – сказал Мирон. Он чувствовал, что говорит лишнее и что это даже не он сам говорит, а водочка и пивко, которые превосходно легли на старые дрожжи, но ведь это же был Витек, свой в доску парень, да и интересно вдруг стало: а как Витек отреагирует на новость? Он был одним из старейших членов Клуба, и его реакцию во многом можно было считать показательной. – Не могу, – повторил Мирон. – Дело срочное. В Клубе у нас, Витек, какая-то сволочь крысятничает. Записывает бои на пленку и потом продает кассеты по всей Москве.
Реакция Витька оказалась именно той, которую ожидал Мирон.
– Да ну?! Так это ж западло. Адреналин узнает – пасть порвет. Да я сам порву, без Адреналина. Вот же, суки! А кто, ты не в курсе?
Мирон отрицательно покачал головой и отхлебнул пива.
– Пожрать не хочешь? – спросил он, кивая на стол.
– Не-а, – снова сказал Витек.
Тут его позвали из зала, и он ушел, напоследок пообещав Мирону держать в секрете полученную о г него информацию и разузнать, как найти Адреналина. Мирон же прикончил свой поздний завтрак, бросил на стол рядом с грязной тарелкой деньги и отправился домой – отсыпаться и лечить физиономию.
* * *
И впрямь, никто на свете не знал, где жил Адреналин после того, как тот продал в конце августа свою шикарную квартиру, чтобы заплатить последний в своей жизни карточный долг. Поначалу он этого специально не скрывал – просто к слову не приходилось, да никто его об этом и не спрашивал. Позже, когда завертелись веселые дела с лохотронщиками и владельцами казино, когда забегали по всей Москве, разыскивая его, свирепые мордовороты с сизыми от бритья черепами и со стволами в карманах кожаных курток, когда у родной московской милиции появилась к нему масса вопросов по поводу погромов в общественных местах, драк, поджогов и тому подобных противоправных действий, Адреналин стал скрывать место своего обитания сознательно и даже научился мастерски заметать следы.
Жил он все это время за городом, километрах в пятидесяти, в богом забытой, обреченной на вымирание деревушке со смешным названием Пригорок. Место было голое, сухое, бесплодное и, несмотря на близость к Москве, настолько труднодоступное, что его обходили стороной даже вездесущие дачники. Именно здесь, продав квартиру, Адреналин за бесценок приобрел большой, в меру гнилой, находящийся на полпути к полному разрушению деревянный дом с хронически подтекающей крышей. Здесь он и поселился – жил, спал на шаткой кровати с ржавой панцирной сеткой, топил обломками гнилого завалившегося забора размытую дождями, чадящую, грозящую в любую минуту рассыпаться на отдельные кирпичи русскую печку, мерз, думал, жрал что придется и пил отдающее навозом молоко от единственной на всю деревню тощей коровы, которую держала его соседка баба Маня.
Вместе с домом Адреналину достались во владение кое-какие хозяйственные постройки, в частности большой, черный от старости, с опасно провисшим потолком и вросшими в землю воротами сарай. Там, в сухой, пахнущей мышами полутьме, Адреналин однажды обнаружил брошенный старыми хозяевами за полной ненадобностью "Запорожец" самой первой, легендарной модели. Древний, горбатый, с насквозь проржавевшими крыльями, припорошенный соломенной трухой и густо заляпанный окаменевшим от старости куриным пометом, он стоял в сарае и обиженно таращился круглыми глазами фар на белый свет сквозь щели гнилых ворот. Впрочем, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что машинка еще ничего. Конечно, аккумулятора не было и в помине, приводным ремням и обивке салона здорово досталось от мышей, а лысая резина покрышек потрескалась от старости, но двигатель, по крайней мере, был на месте.
Чинить автомобили Адреналин не умел, но испытывал к ним очень теплые чувства. А что тут удивительного? Чтобы любить, например, девушек, вовсе не обязательно досконально разбираться в их устройстве и уметь устранять то и дело возникающие в этом устройстве неисправности. Главное тут, как и с автомобилями, вовремя менять резину, знать, какой косметикой пользоваться, куда что наливать, что и чем смазывать, на что нажимать и за что дергать, чтобы процесс пошел. Девушек и автомобили Адреналин любил, но автомобили, в отличие от девушек, он еще и жалел. Автомобиль можно было гонять, пока у него не заклинит двигатель, бить, мять, прыгать на нем с кочки на кочку и возить в нем пьяные компании из десяти человек. Для этого он, автомобиль, и построен, чтобы им пользовались, как душа пожелает. Единственное, чего, по мнению Адреналина, нельзя было делать с автомобилями, так это заживо хоронить их в грязном сарае на долгие, долгие годы. Словом, "Запорожца" Адреналин пожалел, нашел умельцев, пригнал буксир, заплатил, и умельцы в считанные дни привели ходовую часть древней тележки в полный порядок. Что же до кузовного ремонта, то здесь Адреналин ограничился тем, что собственноручно отскоблил машину от птичьего дерьма. После этого он даже разок прокатился на "Запорожце" по деревне, отчаянно тарахтя, скрежеща шестернями коробки передач, распугивая редких кур и заставляя еще более редких старух в заросших крапивой палисадниках осенять свои морщинистые лбы крестным знамением.
