Я включил диктофон и начал рассказывать фантастическую историю о своей жизни. Говорил о том, что я пришелец из космоса, о том, что я киборг, о том, что я потомок царей Атлантиды. Нес откровенный бред, лишь бы что-нибудь говорить, и попутно обдумывал свое положение.
Пришла пора активных действий. Нестерпимо долго я плыл по течению, пришло время брать инициативу в свои руки. Что делать – мне понятно. Весь вопрос в том, как это делать.
Кто я для милицейского капитана и особиста Александра Сергеевича? Крутой мен, вытащивший Папу из более чем непростой передряги и стремительно вошедший в авторитет. Значит, и вести себя нужно как крутой, нагло и уверенно. В конце концов я всего лишь выполняю необходимые формальности. Никому и в голову не может прийти, что бывший бомж, впоследствии мелкий бандит, столь щепетильно оберегает тайну своего настоящего имени.
Я выключил диктофон и громко крикнул:
– Входите! Готово.
Они вошли. Мент забрал у меня диктофон, а Александр Сергеевич извлек из пухлой папки, которую держал до сего момента под мышкой, чистый лист бумаги и коробочку с пропитанным чернилами куском поролона.
– Пальчики, пожалуйста, – попросил Александр Сергеевич. – Все десять. Необходимы четкие отпечатки, прошу вас.
Я послушно оставил отпечатки пальцев и невоспитанно вытер руки о чистое одеяло на широкой кровати.
Рядом с журнальным столиком я давно заметил блестящий металлический чемоданчик типа «дипломат». И вот сейчас Александр Сергеевич поднял «дипломат» с пола, водрузил его на столик, открыл. Листок с отпечатками моих пальцев вместе с диктофоном Александр Сергеевич спрятал внутри, щелкнул замками, набрал шифры, передал чемоданчик в руки капитану.
Милиционер явно искал моей дружбы.
– Не беспокойтесь, – заверил меня капитан. – В чужие руки документы не попадут. Шифр знаем только мы, а если чужой попробует открыть крышку, сработает система самоуничтожения, и все, что внутри, мгновенно сгорит! Ну, до свидания…
Мент протянул мне руку для прощального рукопожатия.
– Ты сейчас на улицу? – спросил я небрежно у капитана.
– Да, меня машина ждет, пора уезжать.
– Вот на улице и попрощаемся. Я тоже выйду, подышать перед сном охота.
Александр Сергеевич и мент озадаченно переглянулись. Распоряжений о том, что я под домашним арестом, не поступало, и в то же время шляться по территории поселка мне вроде бы ни к чему. Самсон при них пожелал мне спокойной ночи.
Ну что ж, ребята, поглядим, хватит ли у вас духу перечить фавориту Императора.
– Пошли, чего встали? Я человек новый, могу заплутать в коридорах. Кстати, закурить у вас есть?
Мент поспешил угостить меня сигаретой, и мы наконец вышли в коридор.
– Ну, веди, Сусанин, – я приобнял мента за плечи. – А зажигалка есть у тебя?
На улицу мы вышли вдвоем – я и капитан. Александр Сергеевич сначала отстал немного, затем как бы невзначай, будто бы так и надо, свернул в одно из коридорных ответвлений. Я не питал иллюзий, что ему срочно понадобилось уединиться в туалете. Стучать на меня побежал, служака хренов. Ну и пусть! Что он скажет? «Стальной пошел на улицу покурить»? И что с того? Мало ли какие причуды могут обнаружиться у фаворита. Папа спит, его по поводу моего перекура тревожить не посмеют. Попробуют связаться с Самсоном? Он, помнится, проверяет сейчас патрули. Допустим, свяжутся, ну, обматерит он перестраховщиков, дальше что? Максимум неприятностей, которые мне грозят, – это негласная слежка. Но пока суд да дело, пока будут связываться, разговаривать, решать, что делать и делать ли вообще, я буду уже далеко…
Всю дорогу я старательно заговаривал менту зубы. Бубнил в ухо о том, что мне понравилось, как он сегодня утром вел себя во время перестрелки, и что за это ему полагается премия, о которой я не забуду переговорить с Папой.
Я вел себя, как и положено крутому. Мало обращал внимания на собеседника, абсолютно игнорировал все, что происходило вокруг.
Между тем мы вышли на улицу. Фонари, венчающие изящные никелированные столбики, не горели. Окна большинства домов зашторены. Режим светомаскировки меня обнадежил, я панибратски похлопал капитана по плечу и вызвался проводить его до машины. Мент не решился мне отказать, заметил только, смущаясь, что он опаздывает, и мы ускорили шаг.
По пути нам попалась группа молодцеватых юношей призывного возраста с автоматами наперевес. Шли они быстро, молча и на нас внимания не обратили, а я все говорил и говорил не переставая, прерывался лишь для того, чтобы затянуться сигаретой. Так мы дошли до машины. Черная «Волга» ожидала возле распахнутых ворот, за рулем скучал шофер, шлагбаум впереди на КПП был опущен.
– …Пришли, кажется, – продолжаю я словоизлияния, не давая милиционеру ни одного шанса вклиниться в мой пространный, бесконечный монолог, – сейчас поедем! Давай я дверцу открою. Садись сзади, и я рядышком…
Наступил ключевой момент моей авантюры. Со стороны должно казаться, что мы с самого начала собирались вместе сесть в машину. Любая заминка может стать для меня роковой.
С ювелирной точностью бью капитана в точку дзинзо, расположенную в области почек. При ударе использую лишь силу кисти. Локоть и плечо правой руки, которой я панибратски обхватил «друга» за талию, остаются неподвижными.
Хвала Будде! Наконец-то я могу замолчать. Беспрестанно молоть чушь мне уже порядком надоело. А вот капитан и рад бы подать голос, да не может – голосовые связки сковала судорога, в глазах муть, в голове хаос. Мне понятно его состояние. Однажды дедушка наказал меня за излишнюю вертлявость во время поединка ударом в точку дзинзо, и я на всю жизнь запомнил, что это такое. Больше я никогда без крайней необходимости не поворачивался к противнику спиной. Научили.
У милиционера подгибаются колени. Плотнее прихватываю его правой рукой, нагибаюсь вместе с ним, свободной рукой открываю заднюю дверцу автомашины. Помогая себе бедром, усаживаю обмякшего милиционера на заднее сиденье, влезаю следом, несколько развязно командую шоферу:
– Поехали, братишка, мы сели!
– Почему вдвоем?
– Не твоего ума дело, ехай давай!
– Ты, что ли, этот новенький, который Папу спас?
– Ну я, какие проблемы?
– Едем, нет проблем.
Приятно, когда тебя узнают незнакомые люди в нужный момент и в нужном месте. Где шоферюга мог меня видеть? Наверное, во время нашего с Папой победоносного возвращения, когда толпа счастливых подданных выбежала встречать воскресшего владыку и нового оруженосца.
Проехав метров двадцать, машина притормозила у шлагбаума.
– Открывай давай, не спи! – крикнул шофер охране на КПП.
– Почему втроем? – Из будки охраны вышел мужик с перебинтованной головой, осветил салон карманным фонариком. – А-а-а… это ты…
– Привет! Узнал? – обрадовался я. – Голова не болит? Извини, земляк, по-другому нельзя было, я за Папу отвечал. Да убери ты свой фонарь! Не жги глаза! И палку давай поднимай, некогда нам!
Меня боялись и уважали. Ушибленный мужик опрометью бросился обратно в будку, запустил подъемный механизм, и, как только шлагбаум приподнялся, шофер до отказа вдавил педаль газа в пол. Отъезд был плановый, и внешние патрули ничем себя не проявили. «Волга» попрыгала по ухабам, благополучно добралась до благоустроенной асфальтовой дороги и помчалась в сторону Москвы.
Как и мент чуть ранее, шофер искал моего дружеского расположения и спешил воспользоваться удачным моментом.
Он незатейливо рекламировал свою пропахшую бензином персону, беззастенчиво хвастался, травил шоферские байки и прозрачно намекал, что лучшей кандидатуры, чем он, на освободившееся после утреннего инцидента со стрельбой место личного водителя Папы мне ни за что не отыскать.
Шофер так увлекся саморекламой, что не заметил странного состояния милицейского капитана. А менту пора бы и очухаться. Двадцать минут уже без сознания.
– Командир, тормозни у обочины, мне отлить надо…
Машина послушно остановилась. Я выбрался на еще теплый асфальт. Ни впереди, ни сзади автотранспорта не видно. Ночь, тишина, и только мотор «Волги» исправно урчит под черным капотом.
– Командир! – позвал я. – А ну вылазь, глянь, чего у тебя с задним бампером делается…
– Чего там случилось? – Шофер спешно вылез, обошел машину. – Ничего не вижу…
Я прихватил шофера сзади за шею. Адепты рукопашного боя называют подобный прием «крестьянским захватом». Одна рука сдавливает шею спереди, предплечье другой давит на затылок. Яремная вена – исключительно уязвимая анатомическая деталь. Если ее «перекрыть», через три секунды наступает обморок, через пять – смерть.
Я досчитал в уме до трех, ослабил захват. На дороге шофера оставлять нельзя. Придется поработать грузчиком. Кряхтя от натуги, отволок тяжелое тело на десять шагов в глубь леса. Усадил шофера спиной к дереву, вытащил у него из брюк ремень, крепко привязал аса дорожных перекрестков к толстому березовому стволу. На обратном пути к машине я прикинул в уме, сколько времени понадобится водителю-карьеристу для освобождения от пут. Получалось, что свободу он обретет не раньше полудня. Это меня устраивало.
