Воспитатель продолжал играть желваками, но напор чуть поубавил.
– А черт? Он же тоже без тельняшки.
– Замажь надпись грязью. Никто не удивится. Это же черт!
– Не могу я чертом быть!
– Я тебе в сотый раз напоминаю: ты не в зоне. Играть черта и быть чертом – две большие разницы. Кончай страдать, ступай в клуб за рогами… И, смотри, хвост не забудь!..
Ранним утром в каморке Виктор Сергеевич с болью в сердце принял образ отрицательного сказочного героя, крайне не почитаемого в местах скопления порядочных людей. Напялил парик из мочалки, пятачок на резиночке, рожки. К шортам подвязал хвост с кисточкой, вставил в рот пластмассовые клыки. Черной гуашью обвел глаза, подкрасил губы. Предстояло еще замазать торс. Гуаши оказалось слишком мало, воспитатель решил воспользоваться сажей. Сажу можно было раздобыть только на кухне, у поварешки Мальвины Ивановны. Лагерь еще спал, Виктор Сергеевич, завернувшись в простыню, поскакал в столовую, придерживая хвост, чтобы не отвалился.
Мальвина Ивановна уже приступила к выполнению своих прямых обязанностей. На дровяной печи варила овсянку в огромном котле, прижимая ко лбу мокрое полотенце. Чувствовала она себя в это утро препротивно. Ибо накануне заглянула к своей подружке, вожатой второго отряда. И не с пустыми руками. Водку ей покупал в Тихомирске экспедитор. Разумеется, шеф-повар не была законченной пьяницей, но любила скрасить тяжелые поварские будни стаканчиком-другим крепкого, но, увы, не качественного алкоголя. Обсуждая лагерные сплетни, в том числе и мужчин, они поглощали «огненную воду», совершенно забыв о предупреждении на этикетке, что чрезмерное употребление вредит здоровью. Особенно психическому. Поглотили довольно много. Сто граммов для Мальвины Ивановны были как динозавру дробина. Соответственно, пришлось принять на могучую грудь гораздо больше. Расплата, как всегда, наступила утром. Опохмелиться оказалось нечем. Пришлось лечиться мокрым полотенцем и свежим воздухом. Но к станку повариха все же встала, боялась потерять хлебное место. Зинаида за такие «заплывы» могла запросто турнуть ее из лагеря…
Обернувшись к полке, чтобы взять соль, она вздрогнула от ужаса и стала медленно оседать на пол… Мальвина Ивановна, как женщина частично образованная, с детства помнила, что главным симптомом белой горячки являются зеленые чертики. Они приходят, когда наступает последний праздник Нептуна.
Посетивший ее чертик сиял белизной. Что не особо сильно облегчало положение вещей. Черт, он и в Африке черт. Рога, пятачок, хвост. Все как полагается. Улыбается, сволочь…
«Допилась!» – это был последний вывод, сделанный несчастной поварихой, прежде чем сознание покинуло ее стодвадцатикилограммовое тело.
– Мальвин Иванна, ты чё? – Черт скинул простыню и успел подхватить жертву белой горячки. Удержать, правда, не смог – не его весовая категория. Похлопал по щекам, приложил ухо к пышной женской груди. Дышит. От жары, наверное, свалилась. Схватил ковш с водой и опрокинул на лицо несчастной. Подложил под голову полотенце.
Мальвина Ивановна на секунду открыла глаза, увидела перед собой черную рожу с пятачком и рогами, хотела чтото прокричать, но не смогла. Обморок из легкого превратился в глубокий. «Не померещилось…»
Курсов оказания первой помощи здорово растерявшийся Виктор Сергеевич не заканчивал, поэтому выскочил из кухни, завернулся обратно в простыню и поскакал будить врачиху. Та, слава Богу, оказалась дамой непьющей, к тому же на стук в двери спросила: «Кто?» Узнав голос воспитателя, открыла. Смогла устоять на ногах.
– Да вы на прикид не смотрите! По жизни я не черт. Это для праздника. Там Мальвина загибается. На кухне.
– Господи, Виктор Сергеевич… Нельзя же так. Мы же уже не дети – так и до инфаркта недалеко.
Мальвину Ивановну инфаркт миновал. Врачиха быстро привела ее в чувство. Унюхав при этом неприличный выхлоп. Объяснила, что, если так будет продолжаться, черт придет настоящий.
– А это какой был?
– Лагерный.
Каша подгорела, но по сравнению с радостью, которую шеф-повар испытала от слов доктора, это была такая мелочь… Но с сегодняшнего дня все – ни капли в рот! Абы что на этикетках писать не будут.
Извалявшись в саже, воспитатель вернулся на яхту. Грамоту он разорвал накануне вечером, тогда же спрятал ее части возле домиков. Прятал, естественно, не основательно. Или засовывал между веток деревьев, или просто клал под камень.
Проснувшийся Евгений Дмитриевич по достоинству оценил внешний вид воспитателя:
– Вот из-за таких, как вы, нашу страну и не принимают в ВТО.
– А чего это такое?
– Секция дисциплины и порядка. Только на мировом уровне.
– Ну и не хер там делать.
После завтрака вожатый дал сигнал к началу оперативно-розыскных мероприятий по обнаружению заветного фрагмента грамоты. Народ бросился потрошить урны, ворочать камни, а коварный Шандыбкин под шумок заглядывал девчонкам под юбки.
Черт, вернее, исполнитель его роли, сидел в каморке и наблюдал за происходящим через щелочку. Появиться во всей красе, согласно сценарию, он должен был только на пляже. Сейчас же ему было просто интересно – найдут, не найдут?.. Даже азарт появился. Фрагмент он спрятал в кустах за умывальной.
Неожиданно Виктора Сергеевича прошиб холодный пот. Арсений со своим лепшим корешом Костей Жуковым пытались оторвать половую доску в беседке! А их диалог и вообще был прекрасен, как оправдательный вердикт.
– Я сам видел, как он тут шарился!
– Точно! Глянь, доску кто-то недавно отрывал.
– Тащи ножик!
Шухер! Атас! Пожар! Детективы хреновы! Я ведь действительно вчера проверял доски. Углядели!
– Костян, зырь – черт бежит!
Черт не бежал, он летел, размахивая нептуновским трезубцем, словно индеец копьем. Хвост, зацепившись за перила лестницы, оторвался.
– Съем, бл…!!!
Пацаны, поняв, что черт бежит по их души, удрали от трезубца подальше. Рогатый же прыгнул в беседку и, тяжело дыша, уселся прямо на пол. Пантелеев с Жуковым логично рассудили, что угадали, где спрятан фрагмент грамоты, и принялись выкуривать врага из беседки, обстреливая его шишками и камнями. Через минуту к ним присоединились все остальные воспитанники мужеского пола. Некоторые снаряды попадали в цель, причиняя ощутимые физические страдания.
– Подонки, подонки! – словно Жириновский на трибуне, кричал несчастный черт, закрывая голову руками. – За что?!
Смерть среди извергов!!! Где там вожатый?!!
– Отдавай грамоту, чертяка, отдавай!
Шандыбкин сбегал в палату за рогаткой и открыл из нее прицельный огонь. Кто-то воспользовался плевательной трубкой и шариками от подшипника. Очень хорошее оружие: бьет точно и больно. Когда еще такой приятный шанс представится? Безнаказанно поглумиться над воспитателем?
– Грамота за парашей! Тьфу ты, блин, за умывальником!..
– Врешь, черт! Уходи, уходи!
Спасла положение дел капитанша Маша Гудкова, которая обнаружила заветную бумажку за умывальником.
– Ура!!! Я нашла!
Пацаны прекратили обстрел и умчались проверять информацию и подлинность находки. Черт остался на полу зализывать раны. Все, терпение лопнуло! Первый приблизившийся рисковал получить трезубцем в глаз, невзирая на возраст. Это же не дети! Это сволочи! Беспредельщики! Прапор на зоне себе такого не позволяет!
– Виктор Сергеевич, вам очень больно?
Сумрак резко обернулся на голос и вскинул трезубец. Возле беседки стояла Лиза. Он опустил руку.
– Больно… Но не очень.
– Вот, вы потеряли.
Девочка протянула ему хвост.
– Благодарю…
Воспитатель поднялся с пола.
– Хотите, я помогу привязать? – предложила Лиза, кивнув на хвост.
– Не надо. Я сам.
Из-за умывальной раздались победные голоса. Юные стрелки установили подлинность бумаги. Виктор Сергеевич, потирая ушибы, вернулся в каморку и, кряхтя, прилег на раскладушку. Вожатый уже умотал на пляж, готовился к празднику.
На полу валялся лист с текстом. Сумрак поднял его и поднес к глазам, повторить на всякий случай.
