«Готов мутить я воду день и ночь,
И пакости ребятам делать я не прочь.
С великим наслажденьем, ведь я всегда в движении.
Поссорить всех – вот главная забота,
И гадости изобретать – моя работа.
Купаться вас, ребятки, не пущу,
Все игры и забавы запрещу!»
Ну точно про Гладких…
«Черт встает у воды, корчит рожу и пугает детей. Нептун командует детям: „В воду его!“ Черт в страхе убегает».
Успеть бы убежать…
Успел. Хотя было трудно. Все-таки возраст. А эти лбы-акселераты носятся, как скаковые жеребцы. Особенно из старшего отряда. От спецназовца легче удрать, чем от них. Хорошо, лагерь недалеко от озера.
В умывальной он отдышался, снял с себя реквизит, смыл с груди сажу, а с лица гуашь. Натянул тельняшку и вернулся на пляж. Праздник уже завершился. Вожатый, все еще в костюме Нептуна, катался на лодке вокруг ограждения. Отряды купались по очереди. «Глухарек» уже открыл сезон, сейчас детишки-шалунишки с визгом носились по песку.
Татьяна Павловна загорала, сидя на старом бревне, валявшемся в траве сразу за береговой линией озера. Заметив Виктора Сергеевича, она приветливо помахала рукой. Тот подошел и присел рядом. От вида ее полуобнаженного тела у него началась сердечная аритмия. «Лепила, мы теряем его!»
– Здравствуйте, Виктор Сергеевич! Вы такой замечательный черт! Очень убедительный, – сделала комплимент воспитатель первого отряда. – Мне очень понравилось. В прошлом году было совсем не то.
– Да не черт я… Это так – маскарад, – защитил свою честь положенец.
– Не сердитесь. Конечно, не черт… А почему вы не загораете?
– Нельзя мне… Это, как ее… Аллегрия.
– Аллергия? На солнце?
– Да… Пузырями покрываюсь.
– Сочувствую. И купаться не будете? Вода просто прелесть. Теплая, как на Черном море.
– Потом… Пускай мальцы сперва.
«Надо же, – подумала Татьяна Павловна, посмотрев на воспитателя, – с виду такой суровый, а в душе совсем наоборот, все для детей…»
– А у вас дети есть? – тихонько спросила она. – Я имею в виду, свои?..
Виктор Сергеевич покачал головой.
– Нет… Не сложилось. Я и женат-то не был…
– Принципиально?
– Нет… Так получилось… То одно, то другое… А теперь вроде как поздно. Староват.
– Ну, какой же вы старый, – улыбнулась Татьяна Павловна, – самый расцвет.
– Арсений сказал, ваш муж чалит… сидит, – рискнул спросить Виктор Сергеевич.
– Я не замужем… А отец Арсения действительно сидит, – улыбка исчезла с лица женщины.
– За что?
Татьяна Павловна немного помолчала.
– Он первый раз в двадцать лет сел. Пьяного обобрал. Не один, в компании. Вышел в двадцать три. Я как раз тогда в институт поступила, на заочный. На танцах познакомилась. Он мне таким романтичным показался. Знаете, этакая несчастная жертва обстоятельств и режима. Ухаживать начал, словно принц. У меня голова и закружилась. Влюбилась без памяти… А время, сами помните, тогда какое было. Рэкет, бандиты. Он и связался. Образования никакого, профессии нет. Зато авторитет – в тюрьме сидел, жизнь знает. Меня подарками задаривал, в любви клялся… Я уговаривала, чтоб за ум взялся, на нормальную работу пошел. Когда забеременела, думала, угомонится. Да какое там. В общем, романтика быстро закончилась. Посадили моего принца за групповое изнасилование и убийство. С приятелями в бане отдохнули.
– А сидит где?
– Не знаю даже… Я сразу сказала, что ждать не буду. Да и не нужна я ему была. Так, подвернулась под руку… Потом родила Арсения, закончила институт, устроилась в лицей.
– И что? Никого больше не нашли?
– Поначалу никого и видеть не хотела. Все мужики сволочами казались. Потом успокоилась, но… Тихомирск не такой большой город… Свободных мест нет, как пишут в гостиницах. Полгода с одним жила. Алкашом оказался. Выгнала. Но мне с мамой и Арсением вполне комфортно.
– А тот, первый? Он же выйдет.
– Ну и что? Он уж и забыл про меня. И потом, наверняка снова сядет. Я уверена – кто туда хоть раз попадет, неважно за что, нормальным человеком не выходит. Такая система. Вы согласны?
Виктор Сергеевич опустил глаза в песок и еле слышно ответил:
– Не знаю… На себе не проверял.
– Ну, зато я теперь опытная. Больше никакой экзотики, хватит. Судимый – скатертью дорога.
– Но, бывает, исправляются.
– Пускай. Только без меня.
«Вот и сказочке конец…»
К ним подбежал Арсений.
– Хай, муттер! Можно я с твоим отрядом искупаюсь? Жарко очень, а наша очередь через час. Да они еще и по-немецки разговаривают…
– Спрашивай у Виктора Сергеевича. Он же твой воспитатель.
– Виктор Сергеевич, можно? – Расстроенный отпрыск повернулся к Сумарокову, предполагая, что вряд ли получит добро.
– Нет… Это не по поня… Чем ты лучше остальных? Мама мамой, но… Жди.
Арсений одарил воспитателя добрейшим взглядом. «Готовьтесь, уважаемый Виктор Сергеевич: сок в кровать – это такая мелочь. Вы даже не представляете…» Обдав педагога порцией песка из-под ног, умчался прочь.
– Правильно, что не разрешили, – посмотрела ему вслед Татьяна Павловна, – а то я его слишком разбаловала.
Они болтали еще минут тридцать, пока плаврук не вызвал к купальне первый отряд.
Татьяна Павловна отправилась строить своих подопечных.
Виктор Сергеевич прошел около километра вдоль берега озера, осмотрелся и, убедившись, что его никто не видит, снял тельняшку и с разбега прыгнул в воду. Испугался, не разучился ли плавать? Нет, не разучился, все-таки на Волге вырос. Перевернулся на спину и, зажмурившись от удовольствия, погреб на глубину.
Он моментально забыл обо всех своих проблемах и переживаниях. Неожиданно увидел на горизонте большой железнодорожный мост и поплыл к нему. Надо обязательно прыгнуть с него, ведь тогда он так и не рискнул нырнуть… Но сейчас обязательно нырнет. И докажет, что не трус.
Это было его первым купанием за последние двадцать лет.
Вечером в клубе в честь праздника показывали мультики. Старые, советские. Про Винни Пуха, про Волка и Зайца, про Льва-фокусника, про Бременских музыкантов. Виктор Сергеевич видел их когда-то в детстве. Он стоял в дальнем углу зала и, не отрываясь, смотрел на экран. Неожиданно экран расплылся, изображение помутнело. Воспитатель протер ладонью глаза. Ладонь была мокрой.
Жарковато здесь, однако…
Арсений сдержал честное пионерское слово. Утром воспитатель проснулся с доброй порцией зубной пасты на лице.
* * *
– Слышь, а кто такие ботаники? И эти, погоди… Лузеры?
– Это ты к чему? – удивился Кольцов.
– Я когда брился в умывальне, треп пацанский слышал. Тема с Арсением базарили. Короче, ты ботаник, а я – лузер.
– Я – ботаник? – переспросил Евгений Дмитриевич, задумчиво глядя на Виктора Сергеевича.
– Ну да. Ты.
– Вообще-то ботаники растениями занимаются. Изучают там, выращивают. А лузеры?.. Без понятия. Погоди, сейчас узнаем. Юный друг милиции! Комм цу мир!
– Слушаю, Евгений Дмитриевич!
– Кто такой ботаник и лузер?
– Это тупой и еще тупее. А что?
– Ничего. Спасибо, свободен.
Педагоги искренне огорчились. Воспитатель огорчился больше.
– А почему это я тупее?
– Устами младенцев… Детей не проведешь, они сердцем чуют. Что есть, то есть. Видимо, вы что-то не догоняете в педагогике, Виктор Сергеевич.
– Я не догоняю?! Да если б не я, они бы тебя на три буквы в открытую посылали! Это ты с ними сюсюкаешься да стучать учишь!
– Детей надо баловать! Только тогда из них вырастают настоящие разбойники! Я цитирую Андерсена.
– Для меня лунявые – не авторитет!
– Вот поэтому ты и лузер!
– А в морду не хочешь, ботаник… Сын ботаника и внук ботаника.
– Ну попробуй! Самый крутой, что ли? Давно рога не отбивали?
