— Вообще-то он неплохой… мужик, — попытался заступиться Сергей. — Просто…
— Не знаю. Да и вы тоже: «Красавица, красавица». Знаете, к кому так обращаются? К той, определенной категории женщин.
Сергей смущенно хмыкнул.
— Я вообще-то из лучших побуждений, вы не думайте.
Лена зябко поежилась. Было холодно. Она по-прежнему сидела на крыльце, а лейтенант стоял, катая носком сапога камешек, Безмолвными тенями прошла караульная смена.
— Вы не замерзли?
— Нет, я з-закаленный, — ответил он бодро, хотя действительно продрог.
— А вот и замерзли, — почему-то обрадовалась она. — Знаете что, давайте-ка спать.
В короткое мгновение у Сергея мелькнула мысль, что Лена зовет к себе, но она протянула ладошку, и он, чуть замешкавшись, пожал ее. Рука была совсем холодная.
— Спокойной ночи, — и ушла, не оглянувшись.
Когда Сергей вернулся в комнату, все уже спали. Он тихо разделся и лег на кровать. Спать совершенно не хотелось. «Хорошо», — подумал он, и через несколько минут уже спал.
Шли четвертые сутки поисков. Рота Гогишвили возвратилась, так ничего и не обнаружив.
В полдень Воронцов выехал к начальнику ХАД полковнику Азизу. Он миновал охрану: двое молодых людей с автоматами узнали и приветствовали его. Воронцов быстро поднялся по каменной лестнице на второй этаж. А наверху уже встречали Азиз и его переводчик Карим. Поздоровались по-европейски — коротким рукопожатием, без традиционного касания щеками.
— Не уберегли, рафик Воронцов, не уберегли… — Азиз вздохнул и развел руками, мол, что уж тут оправдываться.
— Найдено тело одного из специалистов, Тихова, — мрачно перебил Воронцов.
— Где? — Азиз вскинул брови.
— В трех километрах от города… Саперы обнаружили в кустах. Убит ножом.
Азиз покачал головой, прошелся по кабинету.
— Предположительно мы установили, что акцию осуществляли люди из банды Джелайни.
— Джелайни? — переспросил Воронцов. — Не слышал о таком. Что за человек?
Выслушав переводчика, Азиз как-то странно посмотрел на Воронцова.
— Человек с сильной волей, жестокий, коварный, умный, — неторопливо начал рассказывать он. — Его люди уважают его и боятся. В банде пятьдесят — шестьдесят человек — активные штыки. Это — ядро. Кроме того, человек сто — сто пятьдесят из кишлаков в районе Мармуля и Чаркента — резервный слой. Имеют оружие, но участвуют в боевых действиях больше по принуждению — в случае когда банде не хватает своих сил… Пленники, скорее всего, увезены в горы.
Азиз подошел к карте и показал смуглой рукой три точки.
— Вот, предположительно здесь. Горы высокие, много пещер. В ущелье Мармуль создан укрепленный район. Вы это знаете, да? Здесь — опорные пункты, наблюдательные посты, есть даже система оповещения. Перед входом в ущелье — контрольно-пропускной пункт. На право передвижения по району выдают пропуска. Как у вас в части. Штаб, служебные помещения, казармы, склады размещены в пещерах. Есть тюрьма, типография. Печатают антиправительственные и антисоветские листовки. Опорные пункты оборудованы позициями автоматчиков, пулеметчиков, минометчиков. Оборона — многоярусная. Из допросов пленных известно, — продолжал переводить Карим, — что в бандах есть американские и пакистанские офицеры-инструкторы. Живут и питаются они отдельно. Для них оборудованы комфортабельные подземные укрытия. И еще одно. В Мармуле появился европеец. Говорят, русский. Но не из Советского Союза. Кто он и чем занимается, пока не выяснили.
Воронцов внимательно слушал переводчика, следил за выражением черных бесстрастных глаз Азиза. Говорил тот глухим, монотонным голосом. Как и большинство афганцев, Азиз был худощав, смугл, носил усы. Ему было тридцать пять — тридцать семь лет. Еще Воронцов знал, что брат Азиза возглавляет какую-то крупную банду. Братья разошлись по идейным соображениям еще до саурской революции, а сразу после нее стали ярыми врагами. Чем эта вражда закончится, никто не знал, но было известно, что каждый поклялся пощады друг другу не давать.
— В Мармуле есть наш человек, — продолжал Азиз. — Только трудно поддерживать с ним связь. Будем ждать информации от него.
Раздался телефонный звонок. Азиз снял трубку.
— Алейкум ас салам, рафик Саид Гулям Хейдар, — ответил он.
Воронцов понял, что Азиз говорит с первым секретарем провинциального комитета НДПА. Речь шла о специалистах. Воронцов услышал имя Джелайни. И еще одно слово понял он: «барадар» — «брат».
— Первый секретарь интересуется, как идут поиски специалистов, — сказал Азиз, закончив разговор. — А я пока ничего определенного сказать не могу.
Он невесело улыбнулся, пожалуй, впервые за время разговора.
— Как вы думаете, что с ними будет? — спросил Воронцов.
Азиз выслушал перевод, ответил не сразу.
— Не знаю… Ясно, что убивать их пока не будут. Могли это сделать и сразу.
«Станут ли они переправлять их в Пакистан?» — подумал Воронцов, глянул на карту и мысленно отмерил расстояние до границы.
— Путь не близкий. Надо идти через Гиндукуш, — угадав мысли Воронцова, заметил Азиз. — Поэтому я думаю, что пока они будут прятать пленников в ущелье. Душманы считают, что там их не найдут. А потом попытаются переправить специалистов в Пакистан. Но ждать нам нельзя.
— Надо еще иметь в виду, что в случае опасности душманы постараются уничтожить их, — заметил Воронцов.
— Да, операцию мы должны провести быстро и неожиданно… Во всех уездах у нас нелегально работают люди. Кроме того, растет круг сочувствующих народной власти.
Воронцов глянул на часы и встал, чтобы попрощаться.
— Может быть, чаю? — вежливо предложил Азиз.
— Нет, спасибо, пора.
Воронцов направился к выходу, но тут открылась дверь, на пороге появился директор комбината Джафар. Лицо его лоснилось от пота.
— Вот и Василий Семенович здесь, — по-русски сказал он и тепло обнял сначала Воронцова, потом Азиза.
От Воронцова не укрылось, что Джафар заметно осунулся за последние дни. Глаза его, обычно подвижные, были усталыми, кожа лица приобрела сероватый, нездоровый оттенок. «Переживает», — подумал Воронцов. Джафар почему-то напоминал ему продавцов плова, которых он видел в Ташкенте, — грузных, неторопливых, радушных. Они с профессиональным изяществом насыпали в касу горку янтарных зерен, непременно подбрасывая их на лопатке, чтобы убедить покупателя, что плов рассыпчат, рисинка к рисинке не пристает. А сверху — сочное дымящееся мясо… Джафар такой же общительный, смешно коверкает русские слова. Тучность его фигуры скрадывалась за быстрой жестикуляцией, без которой он не мог обойтись, объясняя даже самые простые вещи.
Согласно афганскому этикету Джафар при встрече обязательно подолгу расспрашивал о делах, здоровье, семье, причем получалось это совершенно ненавязчиво и естественно. Но сейчас он изменил своему правилу.
— Плохо, командир, — стал жаловаться он. — Совсем не знаю, что делать. Без советских товарищей работа не идет. Ой, да какая работа — работа подождет, — всплеснул он руками. — На таких хороших людей руку подняли, бандиты, шакалы подлые. Тихова убили, дома семья ждет…
«Откуда он знает? — удивился Воронцов. — Ведь труп обнаружили наши…» Но спрашивать не стал.
— Ничего нового? — задал наконец Джафар вопрос, который его больше всего волновал.
— Пока нет, — коротко ответил Азиз и, подумав, добавил: — Предполагаем, что это дело рук Джелайни.
— А-а, — протянул Джафар то ли сочувственно, то ли испуганно.
— Только разговор остается между нами, — предупредил Азиз.
Джафар обсудил несколько вопросов с Азизом и попрощался. Вышли вместе. Джафар, взяв Воронцова под руку, вдруг предложил:
— Давай, Василий Семенович, поехали ко мне. Будем вместе обедать.
Воронцов стал отказываться, мол, время слишком напряженное, но Джафар мягко, упорно настаивал, и Воронцов согласился.
— Только позвоню сперва в батальон, скажу, что нахожусь у тебя.
Джафар жил в небольшом двухэтажном особнячке недалеко от центра города. Рядом протекал арык, рукава его ответвлялись во двор, благодаря этому возле дома прижились несколько тополей. Вышла встречать хозяйка — женщина средних лет в темно-синем платье. Паранджи на ней не было, голову покрывал обычный темный платок. Пока она готовила угощение, мужчины прошли в комнату, которая, по всей видимости, служила кабинетом. На стеллажах покоились книги, в углу — письменный стол, рядом — телевизор. На полках Воронцов увидел несколько книг на русском языке: труды Ленина, два томика Шолохова, русско-пушту словарь. Джафар постелил тушак[4] и широким жестом пригласил гостя усаживаться. Воронцов стянул пыльные сапоги, оставил их у входа и сел, подложив под локоть маленькую подушечку. Хозяин скинул рабочий пиджак, снял галстук и надел поверх белой рубашки ярко расшитый халат.
