– Никогда.
– Почему? – изумилась она. – Кто ты такой, Ричер?
Посмотрев на нее, он пожал плечами.
– Никто.
Холли продолжала озадаченно смотреть на него. Ее охватило раздражение.
– Ну хорошо, что значит «никто»?
У Ричера в голове снова зазвучал Тощий Мемфис: «устроился работать на сталелитейный завод».
– Я вышибала, – сказал он. – Работаю в одном клубе в Чикаго.
– В каком? – спросила Холли.
– В одном заведении на Южной стороне, где исполняют блюз. Вероятно, ты о таком не слышала.
Посмотрев на него, она покачала головой.
– Вышибала? Для вышибалы ты слишком умен.
– Вышибалам приходится иметь дело с самыми странными ситуациями, – пожал плечами Ричер.
Похоже, его слова Холли не убедили. Он нагнулся к запястью, проверяя, сколько на часах. Половина третьего.
– А когда хватятся тебя?
В свою очередь посмотрев на часы, Холли нахмурилась.
– Очень нескоро. Совещание начнется в пять вечера. А до тех пор ничего. Пройдут еще два с половиной часа, прежде чем кто-либо заметит мое отсутствие.
Прямо внутри оболочки комнаты второго этажа принимала форму вторая оболочка. Она сооружалась из новых сосновых брусьев два на четыре дюйма, сшитых гвоздями: обычная новая комната, вырастающая внутри старой. Но только новая комната получалась на фут меньше во всех измерениях, чем старая. На фут короче в длину, на фут уже в ширину, на фут меньше в высоту.
Новые половые балки были подняты над старыми на фут с помощью двенадцатидюймовых обрезков брусьев. Обрезки напоминали целый лес ходулей, готовых подхватить новый пол. Другие обрезки были готовы отдалить новую обшивку на фут от старой обшивки по всему периметру стен. Новая обшивка радовала глаз светлой желтизной свежего дерева. На фоне дымчато-бурых тонов прежней обшивки она словно сияла. Старая обшивка казалась древним скелетом, внутри которого внезапно вырос новый скелет.
Новую оболочку строили трое плотников. Они с легкостью опытных рабочих перешагивали с балки на балку. Похоже, им уже приходилось строить дома. И они работали спорно. Условия контракта требовали, чтобы они уложились в срок. Заказчик особо подчеркнул это. Спешная работа. Трое плотников не жаловались. Заказчик сразу же согласился на объявленную ими цену. Они назначили ее с большим запасом, готовые торговаться. Но заказчик торговаться не стал. Кивнув, он попросил приступить к работе сразу же, как только будет закончен вывоз мусора. Найти работу было трудно, а найти заказчика, без торговли соглашающегося на назначенную цену, было еще труднее. Поэтому трое строителей работали с удовольствием, работали усердно, быстро, задерживаясь допоздна. Они горели желанием произвести на заказчика хорошее впечатление. Оглядываясь вокруг, плотники видели, что работы здесь начать и кончить.
Поэтому они старались изо всех сил. Все трое бегали вверх и вниз по лестницам с инструментами и досками. Они делали отметины на мягком дереве ногтем, а пневмопистолеты и пилы использовали так, что инструмент перегревался. Однако все же им приходило часто прерываться, чтобы измерить зазор между старой и новой обшивками. Заказчик особо подчеркнул, что это расстояние очень важно. Старая обшивка имела в толщину шесть дюймов. Новая – четыре. Зазор составлял ровно двенадцать дюймов.
– Шесть, четыре и двенадцать, – заметил один из плотников. – Всего двадцать два дюйма.
– Ну как? – спросил у старшего второй плотник.
– Все точно, – ответил тот. – Именно так, как сказал нам этот тип.
Совещание, на которое в пять часов вечера должна была попасть Холли Джонсон, происходило в зале на третьем этаже Чикагского отделения ФБР. Это было просторное помещение размером сорок футов на двадцать, основное пространство которого занимал длинный полированный стол. Вдоль стола были расставлены тридцать стульев – по пятнадцать с каждой стороны. Кожаные сиденья были очень удобными, а стол был сделан из отборной древесины, однако все потуги помещения внешне походить на зал заседаний преуспевающего концерна сводились на нет убогими обоями, какие можно встретить только в государственных учреждениях, и дешевым ковром. Пол застилали целых девяносто ярдов ковра, и все девяносто, вероятно, стоили меньше, чем один-единственный стул.
В пять часов вечера в разгар лета солнце, врывавшееся сквозь ряд сплошных окон вдоль одной стены, предоставляло тем, кто заходил в помещение, выбор. Если сесть лицом к окнам, солнце будет светить прямо в глаза, поэтому в течение всего совещания придется щуриться, а к его концу дико разболится голова. И поскольку солнце пересиливало кондиционеры, если сесть к окнам спиной, невыносимая жара вскоре заставит начать беспокоиться, не кончилось ли действие дезодоранта. Выбор нелегкий, и все же предпочтительнее было избежать головной боли, рискуя получить тепловой удар. Поэтому первые прибывшие заняли места вдоль окна.
Первым в комнату вошел юрист ФБР, чьей специализацией были финансовые преступления. Он постоял в дверях, оценивая, сколько может продлиться совещание. Минут сорок пять, решил юрист, хорошо знавший Холли, поэтому он попытался прикинуть, какое место окажется в благословенной тени тонкой колонны, разделявшей надвое стеклянную стену. Темная полоска лежала на третьем стуле слева, и юрист определил, что с течением времени она будет смещаться к голове стола. Поэтому он разложил свои папки на столе перед вторым стулом и, скинув пиджак, повесил его на спинку, закрепляя место за собой. Затем прошел к кофейному автомату в глубине помещения и налил себе чашку.
Затем вошли двое агентов, занимавшихся делами, которые могли быть как-то связаны с тем, что вела Холли Джонсон. Кивнув юристу, они увидели, какое место он выбрал. И поняли, что нет смысла выбирать между оставшимися четырнадцатью стульями вдоль окна. Там везде будет одинаково жарко. Поэтому агенты просто бросили свои портфели на ближайшие два стула и заняли очередь за кофе.
– Она еще не пришла? – спросил один из них у юриста.
– Я ее сегодня еще не видел, – ответил тот.
– Для вас это большое горе, не так ли? – заметил второй агент.
Холли Джонсон работала в Бюро недавно, но была очень способной и пользовалась всеобщим расположением. В прошлом ФБР не видело никакой радости гонять различных не совсем чистых на руку предпринимателей, которыми сейчас занималась Холли, однако времена изменились, и Чикагское отделение вошло во вкус. В настоящее время бизнесмены даже внешне напоминали проходимцев, а вовсе не порядочных граждан, и агенты Бюро имели возможность вдоволь насмотреться на них по дороге на работу и с работы в пригородных поездах. Агентам приходилось сходить с поезда за несколько миль до того, как банкиры и биржевые маклеры добирались до своих престижных пригородов. Они ломали головы над тем, как получить вторую закладную под свой дом и даже как устроиться на вторую работу, подсчитывали, сколько лет им еще надо будет проработать в частных охранных предприятиях, чтобы получить хоть сколько-нибудь весомую прибавку к скудной государственной пенсии. А финансисты наблюдали за ними с самодовольными снисходительными усмешками. Поэтому когда один – два из них начинали падение вниз, Бюро несказанно радовалось. А когда единицы превратились в десятки, а затем в сотни, это стало своеобразным кровавым спортом.
Единственный минус заключался в том, что работа эта была очень сложная. Возможно, сложнее любой другой. Но с появлением Холли Джонсон все изменилось. У нее был особенный дар. Она могла посмотреть на лист бухгалтерской отчетности и сразу сказать, все ли с ним в порядке. Как будто определяла это особым чутьем. Холли сидела за столом, изучала бумаги, чуть склонив голову набок, и думала. Иногда она думала часами, но в конце концов она обязательно раскрывала, что к чему. После чего все объясняла на совещаниях. Холли излагала все доходчиво и логически стройно, и после ее доклада ни у кого не оставалось никаких сомнений. Именно благодаря ей в работе отдела по борьбе с экономическими преступлениями наметился существенный прогресс. Именно благодаря ей коллеги по работе стали чувствовать себя лучше, возвращаясь вечером с работы на пригородных поездах. Вот что позволило Холли Джонсон завоевать всеобщую любовь.
Четвертым человеком, вошедшим в зал на третьем этаже, был агент, которого выделили в помощь Холли на то время, пока она поправлялась после травмы. Его фамилия была Милошевич. Щуплое телосложение, легкий акцент Западного побережья. Возраст под сорок, с виду небрежный костюм, сшитый на заказ, золото на шее и на запястьях. Милошевич также работал в Чикаго недавно; его перевели в местное отделение, потому что руководство решило: именно здесь в настоящий момент требуются лучшие финансисты. Встав в очередь к кофейному автомату, Милошевич окинул взглядом комнату.
