Ознакомительная версия.
Я закопал труп, сходив за лопатой к могильнику. Тащить его в склеп не представлялось возможным по такой жаре, к тому же я не хотел, чтобы его нашли менты и устроили глумливое опознание. Археологу и кладоискателю более пристало быть похороненным в безвестной могиле.
В нашей палатке дебилы устроили полный разгром, спеша захватить деньги и ценности. Им удалось найти почти всю нашу наличку, но кое-какая мелочь, рассованная по карманам походного снаряжения, уцелела. Сохранились и документы. Кроме того, в записной книжке Петровича оказалась пятидесятидолларовая банкнота – мой пропуск на родину. Появилась надежда кое-как просуществовать в ближайшем будущем. Я собрал в свою зелёную холщовую сумку самое необходимое из одежды, взял записи Афанасьева, немного еды и, дождавшись заката, двинулся пешком в направлении Газли. Чуть в стороне от маршрута я заметил костёр, но приближаться не стал – это были наши рабочие. Я надеялся только, что не повстречаю никого из них на вокзале и не получу в бок отвёрткой перед самым отправлением поезда.
К счастью, путь оказался выбран верно. Часа через два меня нагнал грузовик, который бесплатно подвёз до города. Ночь я провёл на скамеечке, а утром купил билет до Бухары.
Алмазбек Юсупович встретил меня с приторной азиатской вежливостью. Во всяком случае, его тупую, хитрую угодливость я постарался принять за вежливость. Петрович наверняка заметил бы подводные камни, но для меня восточные манеры были полным мраком. Самым уязвимым местом, наверное, являлось отсутствие свиты. «Плохо человеку, когда он один.» Это признак слабости. Если ты авторитет, значит должен быть окружён челядью и ходить только с охраной. Тогда будут уважать, вернее, признавать силу и бояться. Грёбаные дикари! С каждой лишней минутой пребывания в землях варваров я всё больше исполнялся ненавистью к туземцам.
Ненависть. Что ж, тем лучше. Лишь бы не показывать страха. О бремени белого человека Киплинг вовсе не пустые слова говорил. Проникнуться творчеством «певца колониализма» можно было лишь оказавшись в самом сердце Азии без вещей и денег, но с оружием наготове. Жителям крупных российских городов этого не понять. А я приготовился умереть, сохраняя достоинство и честь белого господина. Зря волновался, наверное. Петрович говорил, что узбеки – народ мирный, но у меня совершенно не было опыта общения с ними.
Видя, как меня переклинило, Алмазбек Юсупович повёл себя на удивление любезно. Он даже не стал уточнять, куда запропастился Афанасьев. Женщина в чадре подала нам чай и лепёшки.
– Как здоровье Василия Петровича? – поинтересовался ювелир, усадив меня за стол. За нормальный стол, а не какой-нибудь развёрнутый на полу «достархан». Всё-таки воспитание в советской системе торговли сказалось на нём положительно.
– Василий Петрович остался на раскопе, – я постарался ответить по возможности скупо. – Я ищу Валеру и Женю, наших охранников, Валеру вы должны помнить. Они давно к вам заходили?
– Валера, – расплылся в улыбке директор, – вчера заходил с Женей, да. Это вы их посылали?
Он хитрил. Значит, имел свой интерес. Ну так мы его подогреем.
– Нет, они сами пришли, по своей воле. Они украли кое-что из наших находок. То, что они вам продали – ваше, я не претендую. Я просто хочу найти и наказать воров. Они вам продали перстень, – я достал из кармана браслет Хасана ас-Сабаха. – Желаете дополнить комплект?
Разумеется, Алмазбек Юсупович желал. Он хорошо разбирался в предметах старины. А когда я достал из сумки кинжал в серебряных ножнах, ювелира аж затрясло от жадности.
– Мы можем договориться о цене, – предложил он.
– Всё имеет свою цену, – заметил я. – Эти реликвии продаются за Валеру и Женю. Я хочу получить их сейчас.
Алмазбек Юсупович колебался. Чувствовалось, что ему не хочется выдавать дебилов. Вероятно, на то были причины, но моё предложение перевесило прежние резоны.
– Я бы не стал связываться с ворами, – наконец решился он. Директор понимал, что с «чёрными археологами» лучше иметь тёплые деловые отношения. Женя с Валерой были всего лишь рядовыми бойцами, ничего не значащими в бизнесе. Они могли один раз принести краденные драгоценности и потом исчезнуть. Кроме неприятностей от этого ничего нельзя было ждать, зато сотрудничество с профессиональными кладоискателями несло явную и несомненную выгоду. – Я не знал, что они воры, разве можно такое предположить? Я принял их, как ваших друзей, и поселил у себя, тут недалеко. Они ждут покупателей…
– Когда?
– Сегодня вечером…
– Значит, время есть. Я должен встретиться с ними раньше. Произведу свой расчёт.
Возражений не последовало.
Несмотря на полуденный зной, когда тут, наверное, положено впадать в летаргический ступор наподобие средиземноморской фиесты, мы выбрались из-под крыши, сели в раскалённую «Волгу» и стали петлять по узким улочкам. Остановились в каком-то аппендиксном тупичке. Тут у директора имелась запасная берлога, в которую можно было селить различных гостей и, при случае, отсидеться самому.
Директор толкнул калитку и она отворилась. Калитка была узкой и старой, а забор высоким и глухим. Здесь всё казалось вечным, варварским. Помнившим оккупацию Чингисхана. Пережившим распад монгольской империи, советской империи и готовым пережить до чёрта империй в будущем. На фоне такого несокрушимого покоя глиняных улиц моё посещение казалось полётом мошки, мелькнувшей возле ресниц и даже не вызвавшей моргания. В этом диковинном месте не было ничего знакомого и привычного, словно я попал на другую планету. Я был измотан, но открылось второе дыхание, съедающее резервы организма. Я был подтянут и собран, и готов покарать убийц смертью. Кажется, Алмазбек Юсупович не был против, реликвии стоили забот по уборке трупов. Никто ничего не узнает. Хлопнет за оградой пара выстрелов – и только. Милиция не заинтересуется. В старом городе не принято вмешиваться в дела соседей. Я обнажил ствол.
Двери были приоткрытыми и это настораживало. «Неужели ушли?» – разочарованно подумал я и в некотором роде не ошибся. Валера с Женей сумели улизнуть от меня, не покидая дома. Покупатели явились не в условленный час, а значительно раньше, возможно, утром. Алмазбек Юсупович вошёл первым, я держался за ним, используя в качестве щита, но директор тут же выскочил из комнаты, тоненько повизгивая, и что-то неразборчиво запричитал. Я же убрал пистолет, потому что надобность в оружии пропала.
Женя с Валерой лежали рядом в большой луже крови. Лица были изрезаны и страшно искажены предсмертной мукой, глаза выколоты. Живот каждого оказался распорот и набит бумажными рублями образца 1961 года – четвертаками, десятками, трёшками. Не иначе как из запасов какого-нибудь бая. Остались невостребованными, а тут нашлось применение. Денег не пожалели, принесли целый мешок, который, опорожненный, валялся в углу. Правда, не совсем порожний – в него сложили внутренности дебилов, очевидно за ненадобностью.
Трупы я обыскивать не стал. Не хотелось пачкаться, да и ясно было, что никакого золота при них нет. За ворованные драгоценности с ними рассчитались сполна, Петрович мог спать спокойно. Есть на Востоке такой обычай – набивать в брюшную полость врага предмет посягательства и выкалывать глаза, осквернившие своим взглядом святыню. Теперь я понял, что о реликвиях хашишинов знает кто-то ещё. Кто-то деятельный и жестокий. Совершенно не уважающий Алмазбека Юсуповича, а значит и местных авторитетов.
Я вышел в дрожащее марево раскалённого солнцем воздуха. Древняя улица бесстрастно взирала на меня. Она видела и не такое.
Санкт-Петербург встретил меня неизменной промозглой сыростью и моросящим дождём. Я был дома!
Бухару я покинул в тот же день. Сообразив, что железо надо ковать, пока горячо, приказал директору отвезти меня на вокзал и купить билет до Москвы. Что он и сделал, добыв место в купе-люкс. Не знаю уж, какое влияние следовало для этого употребить, но Алмазбек Юсупович был у себя на родине человеком не последним. И хорошо, что я не задержался – неизвестно, как бы он разделался со мной, окажись у него время успокоиться и подумать. Но тогда с перепугу он трясся и повиновался беспрекословно. Он даже не вспомнил о реликвиях, обещанных в награду за помощь. Да я бы и не отдал, видя его слабость. Восток навязывал свои правила игры, и я их принимал, когда это оказывалось выгодно.
Я без приключений добрался до Москвы, экономно тратя деньги в дороге. Они всё равно разошлись, так что в столице я едва наскрёб на «Красную стрелу». Наконец, в половину девятого питерский дождик оросил мою голову на платформе Московского вокзала. Влага была гадкой, но такой родной! С походной сумкой в руке я шагнул в навстречу тёплому ветру метро, и вскоре подземный поезд утащил своих пассажиров в урбанистический ад.
Ну вот я и дома! Квартира, в которой ещё не успел обжиться, казалась чужой. Я будто приехал в гости. А ещё говорят, что дом там, где сердце. Ну да ладно. Привыкший к разъездам, я воспринимал дом как временное пристанище, где вскоре возникает пресловутая охота к перемене мест, но куда постоянно стремишься вернуться. А без этого, наверное, было бы не выжить.
Ознакомительная версия.
