— Да вроде, как все, — нехотя ответил Николай. — У меня только здесь. — Он коснулся груди. — Череп и молния. За это и прозвали Кощеем. А это еще в профтехучилище, — показал он кисть правой руки с именем «Таня». — Усмехнулся. — Тогда имена девчонок вроде модно было колоть. Сейчас жалею, хотел вывести, но не вышло.
— А у меня с армии, — сказал Влас, — якорь на фоне земного шара. У нас в роте так один спец делал.
— Вообще-то нам уезжать надо, — напомнил требование Маршала Иван. — Но ничего не поделаешь. Как я ее, суку, подвернул… — Он посмотрел на замотанную ступню. — Дня через два в норме будет, и свалим.
Птицын, сунув руки в карманы, медленно ходил по квартире.
— Кто она? — остановившись у тела женщины, спросил он.
— Работала бухгалтером в филиале банка Боброва, — ответил Грач. — Затем, не знаю за какие заслуги, он перевел ее к себе. Она ездила…
— Она могла знать о передаче денег? — раскачиваясь с пяток на носки, перебил его Птицын.
— Конечно, — кивнул Грач. — Она и дорогу знала. Думаешь, она?
Птицын достал трубку, начал набивать ее табаком.
— Если бы была она, — пояснил свое сомнение Грач, — сыграли бы под ограбление. Да и этих кретинов замочили бы.
— В этом случае могла вмешаться милиция, — тихо сказал Птицын. — А вас же не перестреляли там… — Он махнул рукой. — Значит, ребята просто обрезают концы. Убивал ее профессионал, — уже для себя вслух констатировал Птицын. — Они вошли потому, что видели свет. В прихожей включили сами. Лихо он их отработал. — Тонкая улыбка скользнула по его бледным губам. — И никого похожего на ум не приходит. Но новичок так хладнокровно сработать не смог бы. Он вырубает ее, — начал восстанавливать ход событий Птицын, — надевает ремешок от сумочки. В это время входят они. Дверь была не заперта. Он убивает ее, правда, не совсем понятно как, выключает свет и ждет, пока войдут эти мудаки, — брезгливо посмотрел он в сторону сидевших на полу у стены двух крепких мужчин с перевязанными головами. — Спокойно уходит. Он уверен, что, когда они очнутся, позвонят Трофимову. Значит, нужно проверять его знакомых, — пробормотал Птицын. — О том, что вместо оговоренного бартера будут отданы деньги, она знала. Дорогу тоже. Когда она приехала в Орел? — Он взглянул на Грача.
— Три дня назад. Она сообщила время и место. Мы отправили вагон с хрусталем. В обмен должны были получить…
— Это меня не интересует, — прервал его Птицын. — Значит, время и место, — задумчиво проговорил он. — Выходит, о том, что бартер не состоится, она знать не могла. Значит, кто-то другой… — Он покачал головой. — Ее просто подставили. — Не прикуривая, Птицын сунул трубку в нагрудный карман пиджака. — Ты говорил, что тебя подвозил какой-то мужик на «запорожце», — вспомнил он, обращаясь к Грачу. — Можешь обрисовать его?
— Вообще-то да, — не совсем уверенно ответил Грач. — Такой белобрысый. Крепкий мужик. В темных очках. Спокойный. Правая ладонь перевязана. Жарко было, а у него рубашка даже на верхнюю пуговицу застегнута. Дубина деревенская, — пренебрежительно добавил он. — Куница ему сто баксов давал за клей. Так он возмущаться начал. Куда…
— Поехали ко мне, — перебил его Птицын. — Попробуем фоторобот составить.
— Во, — обрадовался шагнувший следом за ним Грач. — У него чуть выше правой брови, вот тут, — коснулся он лба, — такой след небольшой. Ну, не шрам, — попробовал попонятней объяснить он, — а так…
— След от ожога, — подсказал Птицын.
— Точно, — облегченно кивнул Грач. — Как будто приложили что-то раскаленное и сразу убрали.
Рука Птицына, скользнув в боковой карман, достала продолговатый конверт. Взглянув на Грача, он сунул конверт обратно.
— Поехали, — сказал Птицын.
Птицын уже сел в машину, когда, осветив фарами их «фольксваген», подъехала «вольво». Из машины быстро вышел Вячеслав.
— Геннадий Семенович где? — спросил он остановившегося Грача.
— Здесь, — отрывая дверцу, нехотя отозвался Птицын.
— Здорово. — Вячеслав пожал ему руку. — Ну что? Вышел на кого-нибудь?
— Больно ты шустрый, — усмехнулся Геннадий. — Одно можно сказать с уверенностью: работали профессионалы. Эти парни знали, кого берут. У меня сложилось мнение, что они о чем-то хотят поговорить с Трофимовым. Потому, — ответил он на удивленный взгляд Вячеслава, — что они делают все, чтобы делом не занималась милиция. То есть в чем-то подыгрывают Федору Матвеевичу. Ведь не в его интересах, если делом начнут заниматься органы.
— Ему, кстати, оттуда уже звонили, — усмехнулся Вячеслав. — Мол, слышали, что тебя накрыли на энную сумму. Предлагали помощь. Он довольно успешно разыграл негодование. Ведь ты знаешь, что Трофимов одно время был начальником железнодорожной милиции. Потом…
— Попался на вымогательстве с кооперативов, — перебил его Птицын, — с помощью группы крепких парней. То есть возглавлял группу рэкетиров. Учитывая его заслуги, а скорее всего, умение дать кому и сколько нужно, с почетом проводили на заслуженный отдых. Сейчас — весьма респектабельный бизнесмен. Создал банк. По области имеет два или три, точно не помню, филиала. Но это только видимая часть его деятельности. Впрочем, ты сам все знаешь, — смущенно улыбнулся Геннадий. — Ты ответь мне на один вопрос. Он не касается этого дела. Как давно ты видел своего братца?
— Знаешь… — Вячеслав задумался. — Даже не скажу. Мы с ним и раньше не особо поддерживали контакты. Когда я поступил на юрфак, а позже работал в прокуратуре, он вообще на мне, как говорится, хрен забил. Почему ты спросил? — насторожился он. — Неужели думаешь, что я навел брата-уголовника…
— Да перестань, — прервал его Геннадий. — Как ты можешь такое подумать? Просто я как-то вспомнил Алексея. Ведь я как раз начинал дело о его нападении на инкассатора в Туле. Он тогда еще милиционера ранил. Но потом перевели меня…
— Слышал, — кивнул Вячеслав. — Ты, говорят, его подстрелил.
— Я стрелял, — усмехнулся Птицын, — если честно, на поражение. Он, сволочь, колеса нашей машине прострелил, я выпрыгнуть успел. Думал, всем хана пришла. А он бежит в нашу сторону. Говорил, оружие собрать хотел. Я прицелился ему в голову и выстрелил. Но он ушел. Задел его слегка. Ты-то от кого слышал? — спросил он.
— Если думаешь, что от Лешки, — засмеялся Вячеслав, — то разочарую. Мне Яков Павлович сообщил.
— Значит, братца ты давно не видел, — вздохнул Геннадий. — Интересно, сидит он сейчас или на свободе?
— За инкассатора ему пятнадцать давали, — вспомнил Вячеслав. — Матери сообщили. Она еще на Колыме жила. Мы редко, но писали друг другу. К восемьдесят седьмому он отсидел пять. Значит, под амнистию попасть мог. Тогда одну треть от оставшегося срока сбрасывали. Так что может быть на свободе.
— Здравствуй, тетя Груша, — весело приветствовал Белый копавшую огород пожилую женщину.
Воткнув в землю лопату, она с трудом распрямилась, приставила ладонь к бровям, всмотрелась.
— Леший тебя забери, — удивленно проговорила женщина. — Ляксей, ты? — Не веря своим глазам, всплеснула руками.
— Я, — засмеялся он.
— Откель же ты взялся-то? — протерев очки и всматриваясь в его лицо, спросила женщина.
— Да так… — Он неопределенно махнул рукой. — В отпуске. Я сейчас по заграницам плавать начал, — поставив чемодан, сказал он. — Два года около Африки были. Там…
— Твоя Африка не в Сибири расположение имеет? — серьезно спросила тетя Груша. — Еще и номерной литер есть. — Она укоризненно покачала головой. — Про тебя же, бандитская рожа, даже в газетах писано. Дочка, Дашка, приезжает с городу и говорит: про Лешку Иванова в газете писано. Что ж ты мне брехать-то стал? — укорила она красного от смущения Белого.
— Кому же охота говорить, что в тюрьме сидел? — пробормотал он.
— Оно, конечно, верно, — рассудила тетя Груша. — Пойдем, морячок. — Кряхтя, взялась за поясницу и двинулась к дому. — Накормлю тебя, горемычного. А то ведь в морях-океанах совсем небось не кормили? Харя-то у тебя гладкая.
— Так я уж год скоро будет, как вышел. Подняв чемодан, Алексей шагнул следом.
— На вид ты мужик справный. Счас чем занимаешься? Чай, воруешь? Или в мафию вступил? Тама ведь все бандюги околачиваются.
— Я вольный казак, — захохотал Белый, — и никому на верность не присягал. А Даша где сейчас?
— Так в городе, — поднимаясь на крыльцо, ответила она. — С Магадану уехала вслед за твоими. Ника, как учительницей стала, зараз с Колымы сбегла. И матерь твоя тоже. Они, бывало, писали мне. Из деревни, где мать Зинкина жила. Ведь она три года назад померла. Да и Зинка вроде как плохая.
— Что с ней? — быстро спросил Белый.
— Так, наверное, на нервах жила баба, — снимая чугунок и ставя его на стол, сказала тетя Груша. — Ты же супостат еще тот. Думаешь, легко матери про сына-бандита в газетах читать? Чай, не в космос полетел, а в тюрьму отправился… — Продолжая ворчать, налила в глубокую тарелку щей. Отрезала два куска хлеба. — Вот сметана. — Достала поллитровую банку. — И горчица есть. А хочешь, хрену дам. Крепкий, зараза.
