Ознакомительная версия.
Так вот, у меня тоже есть похожие рецепторы. Можете смеяться, но где-то в дальних закутках моего подсознания с детства обитает некий безотказный набор шестеренок, замечательным образом предсказывающий грядущие события. Кажется, это называют предвидением. Или предчувствием – точнее сформулировать не могу. Хорошая, между прочим, штука! Несколько раз этот «шестереночный механизм» спасал мою шкуру, и я чрезвычайно ему признателен. В другие моменты, не связанные с риском для жизни, механизм тоже работает без сбоев – достаточно прислушаться к самому себе, и он правдиво поведает о ближайшем будущем. Но с одним неизменным условием: если ты трезв и не настроен прикончить самого себя.
Короче, я вдоволь наплавался в море, належался на горячем песочке, выспался и отъелся. Я был свеж, бодр и готов к половым приключениям, но при этом подспудно ожидал звонка от шефа.
Подлый мобильник запиликал в самый неподходящий момент, когда я справился с последней пуговицей шелкового халатика самой молоденькой местной горничной и переключился на застежку лифчика, прикрывавшего ее роскошную грудь. Узнав высветившийся номер, я приостанавливаю обнажение женского тела и нажимаю на зеленую кнопку. Девчонка завелась и не помышляет о тормозах: целует меня в шею, называет безлошадным принцем…
– Подожди, радость моя, – я прижимаю телефон к другому уху.
– Привет, Евгений, – доносится знакомый голос. – Мне льстит такое обращение, но хотелось бы чего-нибудь более традиционного.
– Извините, Сергей Сергеевич, это я не вам. Здравия желаю.
– Ну, здравствуй-здравствуй. Рад, что не теряешь времени даром. Опять бездельничаешь?
– Лень в молодости, товарищ генерал, – залог здоровой старости.
– Жаль, не знал этого раньше… Как отдохнул?
– Некоторые плюсы у кризиса имеются: похудел, поумнел, выспался. Отдохнул на девяносто два процента. А сейчас вкалываю, как вы успели заметить.
– Всем бы так вкалывать, – завистливо вздыхает шеф. И вдруг спохватывается: – Вот те раз! Как это на девяносто два?! Ты уже десятые сутки геморрой на песке греешь!
– Правильно, десятые. А путевка на двенадцать!
Генерал быстро распознает мои шутки, но продолжать в том же ключе не намерен. Он просто переходит к делу.
– Вот что, дружище: я выслал за тобой самолет. Через час он будет в Анапе. Так что прощайся со своей радостью и пакуй вещички…
Слова генерала звучат эпитафией моему отпуску. Через час борт приземлится в аэропорту Анапы, еще час экипажу понадобится на заправку и подготовку к вылету. Не так уж много у меня остается времени. Как говорится: бог дал, бог и взял.
Звонко шлепаю девчонку по заднице, поднимаю и подаю упавший на пол халатик. И грустно смотрю ей вслед… Жаль. Она была ключевым звеном в программе прощальных развлечений.
– Понял, Сергей Сергеевич. И куда же Отчизна приказывает мне прибыть?
– Для начала в Москву – в мой кабинет. Остальное узнаешь на месте. До встречи, флибустьер-развратник.
Вот такие дела. Стою посреди номера, слушаю короткие гудки и почесываю разбитое сердце.
* * *
В столице я пробыл пять часов. Ровно столько понадобилось, чтобы доехать от аэропорта до «конторы», встретиться и переговорить с шефом, наскоро пообедать с ним в кафе на первом этаже мрачного серого здания на Лубянке и снова умчаться в аэропорт, где у трапа того же небольшого «конторского» самолета дожидалась родная команда.
Первым меня приметил и стремглав бросился навстречу Босс.
Правильно говорил мой папа: собаки – самые лучшие представители человечества. Для собаки не имеет значения, сколько зарабатывает хозяин, в каком районе он живет и на какой машине ездит. Ей плевать на его статус в обществе, на его одежду и обувь. Для нее он всегда будет самым добрым и любимым существом на свете.
Выражая любовь и преданность, Босс едва не сшиб меня с ног. Тут подоспели и парни. Давние друзья: Георгий Устюжанин, Борис Белецкий, Миша Жук; с ними и более молодые коллеги: Золотухин, Хватов, Фурцев. Объятия, крепкие рукопожатия, вопросы…
Короче, пять минут бардака и всеобщей радости.
Перед загрузкой в салон я замечаю подруливший на соседнюю стоянку точно такой же небольшой и комфортабельный лайнер. Вижу открывшуюся дверцу и спускающуюся по ступеням короткого трапа красивую женщину лет тридцати в сопровождении молодого взъерошенного парня.
– Понравилась, командир? – шепчет Устюжанин.
– Пока не пойму.
– Ничего девушка, – оценивает Белецкий, – только взгляд слишком строгий.
Устюжанин и Белецкий – мои старые друзья. Первому тридцать четыре; он капитан второго ранга и мой заместитель; вдумчивый специалист, примерный семьянин. Второй на три года младше, капитан третьего ранга. В глубине души он тоже очень верный муж, но душа глубоко, а член-то снаружи… Оба – опытные пловцы и надежные товарищи.
– Взгляд, говоришь? Не заметил… Я ее стройные ножки рассматривал, – провожаю взглядом уносящуюся вдоль самолетных стоянок машину. – Кстати, вы мои шмотки взяли?
– Обижаешь, начальник. Вон твои сумки красуются рядом с нашими.
– Тогда по коням.
После взлета парни достают из закромов хороший коньяк, салями, лимончик, шоколад. Я принимаю для порядка сто миллилитров и, устроившись в широком кресле у окна, закрываю глаза. Нет, спать уже не хочется – на берегу Черного моря я отоспался на пару месяцев вперед. Просто по давнему обыкновению дословно вспоминаю разговор с шефом и спокойно обдумываю предстоящую работу. Парни знают о моей привычке и не беспокоят. Только Босс изредка подходит проведать и нахально тычет мокрым носом в ладонь…
Итак, чем же огорошил меня в московском кабинете Сергей Сергеевич? А огорошил он историей со старыми корешками, но со свежими цветочными почками.
В годы Второй мировой войны в нейтральных водах, в пятистах милях северо-западнее Мурманска, затонуло транспортное судно под британским флагом с грузом нашего золота. Кажется, это золото было частью оплаты Советского Союза за технику, боеприпасы и сырье, поставляемые Соединенными Штатами в рамках ленд-лиза. Арктический конвой «QP-6» вышел из Мурманска 24 января 1942 года и по пути был рассеян налетами немецкой авиации. В итоге конвой потерял несколько судов, прежде чем основная его часть добралась до берегов Шотландии.
Это предыстория, далекая и с множеством темных пятен. Так вот, одно из таких «пятен» дотошным британцам удалось недавно вывести: спустя почти семьдесят лет они обнаружили на дне Норвежского моря свое затонувшее судно. И надо сказать, поступили по-джентльменски, предложив своими силами поднять золото и поделиться с нами в соотношении фифти-фифти.
– Что за эпидемия честности? – поинтересовался я, сидя в кабинете у шефа. – Вечно ненавидящие Россию англичане – и вдруг «пятьдесят на пятьдесят»! Они же могли поднять золото одни. И так, что мы никогда бы о нем не узнали.
– По поводу честности фантазировать не буду. Просто британцы не желают рисковать в одиночку.
– Не понял. А в чем заключается риск?
– Деликатность ситуации состоит в том, что останки судна покоятся на дне моря в норвежской экономической зоне.
Интересно девки пляшут!.. Я в недоумении смотрю на генерала: он ничего не перепутал? Зона территориальных претензий, где прибрежное государство нагло накладывает лапу на любую находку, представляет собой полосу шириной в двенадцать миль. А дальше – на континентальном шельфе или в двухсотмильной экономической зоне согласно международному праву суверенитет распространяется лишь в отношении разведки и разработки естественных богатств, а также в области охраны морской среды. Ценности, извините, сюда не входят. Они, как правило, делятся между нашедшим их счастливчиком, хозяином (если тот объявился и доказал свои права) и компанией, осуществляющей подъем (это очень недешевое удовольствие, особенно при большой глубине).
– Понимаешь… – морщится Сергей Сергеевич, – если придать находке огласку, затянуть подъем, то норвежцы приплетут Найробийскую конвенцию об удалении затонувших судов – в ней есть за что зацепиться. Последуют вялые споры, нудные выяснения, дипломатическая канитель… Поэтому мы согласились с предложением британцев тихо и без проволочек поднять золото, поделить его и разбежаться. Будто там никогда и ничего не было.
Что ж, наверное, это правильно. Да и не мне решать подобные вопросы.
– А разве золото до сих пор принадлежит нам? – спешу я развеять последнее сомнение.
– По договору оно переходило в собственность американцев в момент доставки в порты формирования конвоев. Таковыми портами являлись: Рейкьявик, Ливерпуль и военная база «Loch Ewe» в Шотландии. Если ценный груз по каким-то причинам не доставлялся в эти порты, то нашей стране приходилось компенсировать его полную стоимость. Так что по всем законам, если не брать в расчет возможных возражений Норвегии, оно наше.
Ознакомительная версия.
