Ознакомительная версия.
– И?.. – подавшись вперед, напряженно спросил сметливый, как все серьезные уголовники, Беглов.
– Вот тебе и «и». Его приезд – секрет Полишинеля…
– Кого в шинели?
– Ни для кого не секрет, – после короткой паузы, понадобившейся, чтобы справиться с раздражением и проглотить готовую сорваться с губ язвительную реплику, перевел Винников. – Во всех аэропортах, на всех вокзалах уже дежурят оперативники в штатском, его фотографии розданы каждому патрульному менту, он значится во всех ориентировках… Его примут сразу же, как только он сойдет по трапу, и повезут прямиком на Лубянку, потому что финансовыми преступлениями такого масштаба занимается ФСБ.
– А там колоть умеют, – с видом знатока закончил за него Беглов. – Расскажет все – даже то, о чем не спросят. А нам это, по ходу, не в жилу.
– Этого нельзя допустить, – спустившись наконец с высот своего неуязвимо сытого генерал-полковничьего благодушия, сквозь зубы произнес Василий Андреевич.
– Ха! – с горечью воскликнул Винников. – Не допустить… Как?!
– Ты прокуратура, тебе и карты в руки, – мгновенно нашел крайнего его превосходительство.
– Смотрите, какой умный! – вяло огрызнулся Винников. – Не получится, дружок. Обвинение против него шито белыми нитками, и шил его не папа римский, а ваш покорный слуга. Я тогда прошел по самому краешку, и теперь привлекать к своей персоне внимание руководства мне, извините, не резон – того и гляди, вместо него меня самого начнут колоть. В любом случае это невозможно. Ордер подписан самим генеральным, старик прямо на месте усидеть не может – подпрыгивает, ручонки потирает, ждет не дождется, когда можно будет доложить на самый верх о раскрытии крупного коррупционного дела… Его приказ я отменить не могу, возражений моих он слушать не станет, даже если бы меня вдруг повело ему их высказывать… А я их высказывать даже не подумаю. Слуга покорный! Говорю же – спалюсь мгновенно…
– Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет, – проворчал Макаров. – Ни в чем ты, Вовчик, меры не знаешь. Эка наворотил – сам генеральный заинтересовался!
– Ну, знаешь! – рассвирепел Винников. – Может, тебе напомнить, чья это была идея – выжить его из страны раз и навсегда, чтобы духу его здесь больше не было? Спустить на него всех собак, чтобы он ни на секундочку не задумался, прежде чем податься в бега, – чьи, скажи на милость, это слова, чье это было горячее пожелание? И вообще, чья бы корова мычала… Забыл, с чего все это началось? Топор забыл? А в чьей руке он был, тебе напомнить?
– Ты говори, да не заговаривайся, – грозно набычился Василий Андреевич. – Топор… Топор – вон он, около поленницы стоит. Махну разок по старой памяти и в озеро, рыб кормить. Чтоб лишнего не болтал, памятливый… Делать-то нам теперь что? – как-то разом остыв, упавшим голосом спросил он.
– А я почем знаю? – пожал жирными плечами Винников. – Я точно ничего не могу. С таким же успехом ты можешь попробовать действовать по линии своего генштаба – например, приказать сбить его борт на подлете.
– Знать бы, какой борт, – буркнул генерал, – можно было бы попробовать – ну там ошибочный запуск какой-нибудь или ракета, скажем, заблудилась… Да нет, – перебил он себя, – что за бред, в самом деле!
– То-то, что бред, – вздохнул Беглов. – Толку от вас, умников… Ладно, хватит уже мозгами скрипеть. Сам все сделаю, не привыкать. А вы, если что, на подхвате. Ну, как в молодости, помните?
– Помним, помним, – проворчал Макаров. – И рады бы забыть, да что-то не получается.
– Факт, – подтвердил Винников. – К чему приводят твои самостоятельные действия, мы помним во всех подробностях. Такое, знаешь ли, не забывается. Поэтому хотелось бы знать заранее, что именно ты задумал. Чтобы, так сказать, заблаговременно приготовиться к последствиям.
– Подумаешь, – фыркнул Беглов. – Кто старое помянет… Хотя, если уж вы решили устроить вечер воспоминаний, могу напомнить, что я в свое время предлагал решить проблему конкретно, раз и навсегда. Я ведь еще тогда вам говорил: валить его надо, валить! А вы мне что ответили? Струсили, обгадились, за карьерки свои испугались, чинуши… Дело-то было плевое, за штуку зелени пацаны бы его в два счета дерновым одеяльцем накрыли. А теперь что?.. Это как со здоровьем: запустил пустяковую болячку – копи бабки на серьезную операцию и моли Бога, чтоб поздно не было. Предупреждал ведь: вспомните еще мои слова, пожалеете! Вот они, ваши цивилизованные методы – жрите, не обляпайтесь!
Дотянувшись до бутылки, он налил себе водки так энергично, что на столе образовалась резко пахнущая лужица. Винников машинально накрыл ее салфеткой, которая мгновенно намокла, и сказал:
– Хватит разоряться, тут тебе не Дума. Валить его мы уже пробовали. Забыл?
Илья Григорьевич пожал плечами.
– Ну, было дело, вывернулся. Скользкий, гад! Ничего, на этот раз не вывернется.
– И что конкретно ты предлагаешь?
– Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонитов! – блеснул знанием классики советского кинематографа Беглов.
Он выпил залпом, бросил в рот кусок шашлыка и недовольно скривился: за разговором мясо успело остыть.
– Это понятно, – терпеливо сказал Винников. – Меня интересует техническая сторона дела. Такая операция требует тщательной подготовки, а времени у нас кот наплакал. Возможно, его вообще нет. А рубить сплеча, как ты любишь, в данном случае нельзя.
– Техническая сторона дела… – жуя, передразнил Беглов. – Меньше знаешь – крепче спишь, слыхал такую народную мудрость? Какая тут может быть техническая сторона? Грохнуть его в аэропорту нереально, для этого нужно знать точное место и время прибытия. Значит, придется ему поменять обувку прямо на Лубянке. Там ведь тоже люди работают. Самые обыкновенные люди, хотя по ним и не скажешь. А людям присущи маленькие слабости, которыми другие люди – те, что поумнее, – могут время от времени пользоваться.
– Вот это речь не мальчика, но мужа, – с некоторым удивлением похвалил Винников. – Взрослеешь, Илья Григорьевич!
– Да пошел ты, – отмахнулся от сомнительного комплимента депутат. Снова завладев бутылкой, он налил водки сначала генералу, потом себе. – Пить будешь, трезвенник? – спросил он у прокурора.
– Уговорил, наливай, – сказал Владимир Николаевич и зябко передернул плечами. – Что-то стало холодать…
– Не пора ли нам поддать? – с энтузиазмом подхватил генерал Макаров.
Он заметно повеселел, оживился, и, наблюдая это оживление, Винников подумал, что люди, в сущности, не меняются. Они стареют, приобретают одни знания и навыки, теряют другие, меняют адреса, жен, друзей, примеряют разные маски, но внутри каждого из них, как сердцевина внутри дерева, живет ничуть не изменившийся мальчишка или девчонка. Беглов – или, как его звали во дворе, Бегунок – с детства был заводилой, а Кота (Кот – это потому что Васька) сама природа назначила на роль вечного второго номера, бесхребетного подпевалы, постоянно норовящего переложить груз ответственности на чужие плечи. И оставалось только удивляться, как этот вальяжный слизняк дослужился до звания генерал-полковника и получил ответственную должность в Генштабе. А впрочем, что тут удивительного? Именно такие и пролазят на самый верх, потому что от природы умеют не наживать врагов и правильно выбирать зад, который надобно вовремя лизнуть. И продвигают их именно потому, что, не принося видимой пользы, вреда они тоже не наносят. Ну генерал, ну при должности… Одним генералом больше, одним меньше – такой державе, как Россия, это безразлично. А что до должности, так на его месте с таким же успехом мог бы сидеть кто угодно или вообще никто – на обороноспособность страны это бы никоим образом не повлияло.
Ни с того ни с сего поднявшийся ветер понемногу крепчал. Он морщил озерную гладь и путался в кронах дубов, заставляя их глухо шелестеть. По замшелой крыше навеса то и дело с мягким стуком ударяли желуди – надо полагать, еще прошлогодние, поскольку новый урожай кабаньего лакомства пока не созрел. Небо над сосновым бором на противоположном берегу озера потемнело, сделавшись из голубого мутно-серым. Становилось прохладно.
– Поддать не помешает, – сказал Владимир Николаевич. – В том числе и парку.
– Поддерживаю, присоединяюсь и голосую «за», – прошамкал набитым ртом народный избранник и в подтверждение своих слов поднял вверх мускулистую, от плеча до локтя покрытую корявой вязью лагерных татуировок руку. На фалангах пальцев белели шрамы от сведенных перстней. – Айда в парилку, а Васькины халдеи нам тем временем мясца подгонят – горяченького, с пылу с жару…
Хозяин поднялся первым и, торопливо выпив на посошок, направился к бане. На пороге он остановился и, обернувшись, посмотрел на озеро.
– Гроза собирается, – сказал он и нараспев продекламировал памятное с детства: – Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром так долбанет из-за сарая, что хрен опомнишься потом!
Ознакомительная версия.
