Ознакомительная версия.
Офицеры выпили по сто пятьдесят грамм.
Майор обратился к Антонову:
– Вот это лучше! Не заводись! Давай прекратим этот бесполезный базар! Об этом весь народ России говорит, а толку? Как имели нас, так и продолжают иметь эти предательские партийные морды. Сам видишь! Лучше обсудим, как тебе миновать засады Бекмураза.
Капитан отмахнулся:
– Да пошел он на хер, этот циклоп! Буду я на него время тратить! Наливай по последней! И я лучше с Мари займусь.
– Успеешь, да и времени у нас это займет немного!
– Обсуждать после водки ничего не будем, ты только скажи, сколько охраны мне дашь?
– Для твоей колонны две БМП-2 с экипажами.
Сергей спросил:
– Обстрелянных?
На что Воробьев раздраженно ответил:
– Откуда их взять, обстрелянных-то? В боях не участвовали, но подготовку, приближенную к боевой, прошли в полном объеме, и поверь, не дачи строили, а занимались делом!
Сергей спросил:
– Командиром у них кто?
– Лейтенант Соколов!
– Тоже из молодняка?
Воробьев только развел руками.
– Понятно! Бойцы никакие, лейтенант – учебник, а вот две боевые машины со скорострельными пушками – это неплохо, очень даже неплохо!
– Чем, как говорится, могу!
Антонов предложил:
– Давай, Гена, добьем остатки и разойдемся. Пошло оно все к черту! Сегодня ночью в номере будет властвовать Любовь! Марина уже заждалась, наверное. А заставлять женщин ждать – самое последнее дело.
– Это точно! Насчет этого она…
Сергей перебил командира части:
– А вот этого не надо, Гена! Не надо, хорошо?
– Да я ничего и не хотел такого сказать.
– Вот и не говори. Пьем, и разбежались!
Выпили по последней. Воробьев ушел, и через полчаса, закрыв гостиницу, в номер к Антонову вошла Марина. Сергей был уже в постели, и женщина, сбросив с себя одежду, истосковавшись по его сильному телу, бросилась к нему, горячо и отрывисто в крайнем возбуждении шепча:
– Сережа, Сереженька… – отдавая всю себя во власть страсти и наслаждения.
Сергей стиснул ее, дрожащую от нетерпения. И война отступила от него, и не было этой ночью, кроме неистовой любви, ничего, что могло бы как-то отвлечь, помешать, омрачить сладость долгожданной близости. Пусть на несколько часов, но Любовь победила войну, выбросив в окно, как ненужный хлам, даже мысли о ней!
Полностью удовлетворив свои желания, опустошенные, расслабленные, Сергей и Марина лежали рядом друг с другом.
Капитан закурил.
– Скажи, Марин, только не обижайся, ладно?
– Что ты хочешь узнать? Спрашивай, Сережа, ничего не скрою.
– У тебя вот так, как со мной, часто происходит?
Женщина ответила, не задумываясь:
– Как с тобой, ни с кем и никогда!
– Я не об этом. Ты с мужиками в постель часто валишься?
Женщина спросила в свою очередь:
– А ты готов поверить в то, что я тебе отвечу?
– Скажи правду, поверю!
– Ну а если правду, то не часто. Тебе подсчитать, скольких я имела партнеров?
– Не надо!
Сергею был отчего-то неприятен ответ Марины, хотя сам он просил сказать правду и ни на что другое не рассчитывал.
– Почему ты замолчал, Сережа? Тебе стало неприятно?
– Да.
– Серьезно?
– Серьезно!
Марина положила голову на его волосатую грудь.
– Я же женщина, Сережа, не монашка, мне жить хочется! Как всем! Вот ты сказал при встрече, в фойе, чтобы я вела себя поскромнее. А зачем? Для чего? Я такая, как есть, нравится это кому или нет, без разницы. Другой уже не буду, если, конечно, такой гусар, как ты, за собой не позовет. Но, увы, гусар не позовет, а значит, все останется по-прежнему. Ты не подумай, я ни на что не намекаю, просто пять лет, с момента приезда сюда, скромничала, угождала подонку Кислицину, своему мужу, во всем! И, заметь, Сережа, верной ему была, я умела быть верной, странно, да? Хотя предложений со стороны, сам понимаешь, хватало с избытком. Но я же замужняя женщина, как можно? А Кислицин, мразь, на меня смотреть не хотел. Так и говорил: «Хорошая ты баба, Марина, но не стоит у меня на тебя». Представляешь? Каково это слышать двадцатилетней женщине? Что я, урод какой или истаскана до предела? Спали в разных углах. Я уж начинала подумывать, а не импотент ли мой муженек? Оказалось, нет, не импотент! У него, как потом выяснилось, настоящая любовь на стороне была. С полной сексуальной гармонией! Ты понял?
В голосе Марины звучала незаслуженная обида, но она продолжала:
– А была, я разобралась, потому что любовь эта взыграла у него вдруг к девочке, чей папа, заметь, случайно оказался при лампасах и звездах больших. А сама девочка проблядью была, на которой и клейма ставить негде. Пойми, я не из-за ревности про нее так, какая теперь, к черту, ревность, но тогда она такой была на самом деле. И с ней, пропадающей из дома на недели, у Кислицина полная гармония образовалась, любовь невозможная. Да ему наплевать было и на нее, главное, папа потащил его вверх. А ты, Марина, живи как хочешь. Угол есть, работа тоже, с голоду не подохнешь, мужиков вокруг хватает, может, и подцепит кто из жалостливых да неопытных. Проживешь!
Женщина ненадолго замолчала, молчал и Сергей. Марина, выдержав паузу, продолжила:
– Привыкла за всю жизнь, одной-то! Как радовалась, когда замуж выходила, кто бы знал. Я же детдомовская, ни родных, ни близких, а тут муж, да еще офицер. Сам знаешь, как это престижно тогда было! А для меня втройне приятно! Только обернулось все не так, как хотелось, очень, поверь, хотелось! Ну и плюнула я, Сережа, на порядочность свою, никому, как оказалось, не нужную. Хотела проверить, неужели я не стою ничего как женщина? Проверила! Оказалось, стою! Только для кого? Но это меня уже не волновало! Это потом, на старости лет, если доживу, может, пожалею, что поступила так, а сейчас вот ты появился, я и рада, эта ночь моя! А что будет завтра, это будет завтра. В кавалерах дефицита нет, но не нужны мне они. Так иногда переспишь с кем, когда организм женский своего требует. Но не так, как с тобой. С другими и все по-другому. Удовлетворила себя, и до свидания. Но даже это бывает редко! Ты осуждаешь меня?
Антонов ответил не сразу:
– Нет. Да и какое я имею право осуждать? Сам не лучше, и у меня бывают женщины, только все это не то, грязно как-то.
– Да, тут ты прав, именно грязно и противно. А знаешь, как хочется быть любимой, единственной, желанной? Сил нет, как хочется! А вместо этого одинокая комната в бараке, холодная постель. Если честно, плохо мне, Сережа, кто бы знал, как плохо!
Сергей спросил:
– Почему ты никогда раньше не рассказывала о своей судьбе?
– Раньше не хотела, а вот сегодня почему-то увидела тебя, и все желания как прорвало наружу. Вот и поведала тебе о бедах своих. Может, ласки больше дашь? Хотя ты всегда ласковый, нежный. А может, оттого, что ты, по сути, такой же, как я. Родственные у нас с тобой души, Сережа. Потому и жду тебя всегда, и действительно очень скучаю по тебе. И всегда жду хотя бы этой радости нескольких часов с тобой! Ты, пожалуйста, верь мне! Я говорю правду, тем более она, эта правда, никого ни к чему не обязывает.
Сергей прижал к себе женщину, вдруг открывшуюся ему с неожиданной стороны. А ведь знал он ее давно! Почему же раньше не видел в Марине человека, глубоко страдающего, несправедливо, предательски брошенного на произвол жестокой судьбы? Но она ничего не рассказывала ранее. Почему? Не хотела! А ведь Марина далеко не безразлична ему. Хотя ей откуда про это знать? Ведь и он ни в чем не признавался. Ни о своих чувствах к ней, ни о ревности, которую остро испытывал от того, что не только ему принадлежало ее тело, ее душа. Нет! Так дальше продолжаться не может! Надо менять жизнь. И он уже принял решение! Как всегда, решительно, быстро и безоговорочно. Как принимал его на войне. Но сообщит его Марине позже, перед отъездом.
Так будет легче и ей, и ему. За раздумьями он забылся в коротком сне.
Марина не спала и в 5.00 разбудила капитана:
– Сережа, дорогой, вставай, пора!
Сергей с трудом оторвал голову от подушки, поцеловал женщину и пошел в душ, сбрасывать с себя груз похмелья и приятной, легкой, но все же бессонной усталости. Вышел бодрым, и, как ни странно, ему не хотелось выпить. Может, от того, что накануне приняли не так уж и много, а может, и от неистовой любви, которой оба отдали друг друга без остатка. Марина за это время в соседнем номере привела себя в порядок, заправила постель.
– Ну что, Марина, мне пора? – Офицер оделся, взяв в руки свою десантную сумку.
Женщина подошла к нему, взглянула в глаза. И бравого капитана удивило, как они изменились. Нет, глаза, конечно, остались прежними, темно-синими, с зеленоватым оттенком, в обрамлении естественных, красивых, длинных ресниц. Изменился взгляд. Тот взгляд, к которому привык Сергей, да и не только он. Сейчас в нем отражалась бесконечная нежность с оттенком искренней тревоги и плохо скрытой печали.
– Сережа! Я, конечно, понимаю, господи… Не знаю, как и сказать. Ты знаешь… береги себя, Сережа! Нет, не подумай ничего такого! Я… не знаю…
Ознакомительная версия.
