И тут, как ни странно, Епиха впервые подумал: интересно, а с каких это рыжиков он Шпинделю отдал половину? Подумаешь, помог, у бабы спросил, который час! Да Епиха бы и без него сработал запросто. Баба так ошалела, что и глазом моргнуть не успела. Самое большее, что следовало бы отдать Шпинделю, так это треть. Двести тысяч баксов — это ему на всю жизнь хватит. А вякнет — в лобешник ему, недомерку!
Однако с этими переделами Епиха пока не стал торопиться. Потому что Шпиндель все равно никуда не денется. Потребует Епиха, чтоб тот три четверти денег отдал, — отдаст и не пикнет.
А вот вопрос о том, где запрятать деньги, надо было решать побыстрее. Домой нести нельзя. Там тоже нет укромных мест. Мать с отцом их уже давным-давно знают. Отец на пьянку заначки кладет, мать их находит, забирает, прячет в другие места. Но батя тоже не промах. Ежели сильно жаждет нажраться — в два счета отыскивает. Потом, конечно, скандал, визг, драка — иногда посудой недобитой кидаются, пару раз за кухонные ножи хватались. Подерутся, отведут душу — и совместно пропьют все, что осталось, «за мир и дружбу».
Но если они из-за какой-нибудь десятки глотки рвут, дерутся и посуду бьют, так из-за сотни баксов точно друг друга порежут. А если, упаси Бог, до смерти? Или хотя бы так крепко, что до больницы дело дойдет? Менты приползут, обшмонают все от и до, ну и нашарят баксы. Дальше все ясно — менты посадят, бандиты замочат.
В банк, что ли, снести? Там какие-то проценты, говорят, капают. Но Епиха хорошо знал, что частные банки то и дело лопаются, вкладчиков почем зря кидают. А если понесешь в Сбербанк, то сразу засветишься перед всякими там ментами и налоговыми полицаями. И опять же мафия застеклит. К тому же Епиха толком не знал, имеет он право в 16 лет валютные вклады делать или нет. Строго говоря, он доллары вообще первый раз в жизни руками трогал. Раньше в основном только издали видал. Близко посмотрел только раз: Угорь хвастался.
Была, конечно, у Епихи мыслишка посоветоваться с Угрем. Как-никак бывалый человек, ему уже двадцать два, в армии отслужил, в тюрьме два года отсидел, сейчас с крутыми знается… Но Епиха эту мысль очень быстро засунул куда поглубже. Угорь в момент кинет, и фиг с него спросишь. Ему только заикнись об этих баксах — сам отдашь, и еще порадуешься, что живой остался. У него такие друганы есть — семь на восемь, а уж рожи-то вообще как у монстров из видачных фильмов.
Может, закопать где-нибудь? В лесу, например, за городом? А что, вот это похоже на дело! Взять себе на первый случай пару сотен. Или даже пять. Поменять их где-нибудь по городу в разных обменниках — нормально будет. Особо не приметно. Ну а потом ездить помаленьку, как в банк. А там, глядишь, отец с матерью сдохнут, можно будет и домой привезти. Бандиты, возможно, тоже про эти бабки забудут или перестреляют друг дружку к тому времени… Глядишь — Епиха какой-нибудь бизнес откроет, отмоет весь этот нал по-тихому. Дом построит, квартиру продаст, машину купит.
Епиха стал прикидывать, где он бывал в окрестностях города, чтоб определить, какое место самое подходящее. Но тут ему опять внезапно подумалось, что Шпиндель может ему сложности создать.
Ведь этот дохлячишка уже рассуждал, блин, насчет того, как он себе яхту купит или самолет — еще не выбрал, видишь ли! Само собой, исходя из того, что ему Епиха триста тысяч не за хрен собачий отдаст. Но даже если такому всего десять тыщ оставить — звону будет дай Боже! Ну, если страдает человек словесным поносом, так сказать, в мирное время — это фигня. Однако сейчас им обоим надо ухо востро держать. Проскажешься лишку — не заметишь, как башку отрежут. За себя-то Епиха если и не был вполне спокоен, то по крайней мере знал: проболтаешься — будешь сам виноват. А вот заполучить кирпичом по голове из-за недержания речи, свойственного Шпинделю, ему очень не хотелось.
— Ты, слышь, — перебил он болтуна, — давай поменьше трепа разводить! Иначе нам за эти деньги бошки отломят, понял?
— Почему? — глаза у Шпинделя испуганно округлились.
— А ты не усек, козел, что это блатные деньги?
— Не-е…
— Ну, ты тормоз, корефан! Такие деньги с инкассаторами на бронемашинах возят, при автоматах даже. А тут какая-то тетка незаметная. Сумочка, коробочка… Небось менты за этим магазином стеклили или налоговая полиция. Они не просекли, что за такой суммой могут безоружную бабу прислать, понял? И она бы прошла, если б не мы, усек?! Так что нас теперь не только менты ищут, но и банда…
— И чего будет? — Шпиндель почуял, что у него аж рот свело от страха.
— Да ничего не будет, если мы с тобой будем язык за зубами держать. А деньги надо спрятать. Сегодня же за город вывезти и закопать.
— Точно! — восторженно поддержал Шпиндель. — Давай!
— «Давай, давай!» — осадил энтузиазм приятеля Епиха. — Надо сперва придумать, в чем выносить и куда…
— Так сумка же есть… — недоуменно произнес Шпиндель.
— Вот с этой сумкой-то нас и сцапают! — проворчал Епиха. — Соображай мозгами! У вас бидон какой-нибудь есть? Литра на четыре, а лучше — на пять?
— He-а… А зачем? У меня рюкзак есть, все влезет…
— Чувак! — Епиха покрутил пальцем у виска. — Сейчас дожди льют, твой рюкзак промокнет на хрен, понял? И доллары, блин, сперва в кашу превратятся, а потом их червяки сожрут. Усек, чучело?
— Ага… — сглотнул слюну Шпиндель.
— Надо в такой хреновине прятать, чтоб она не промокала и не проржавела быстро. И чтоб крышка плотная была… Ну, и объемистая такая, чтоб влезло все.
— У нас скороварка где-то на антресолях валялась, — припомнил Шпиндель. — Здоровая! У ней крышка вообще герметическая, только ручка отломилась.
— Во, это то, что доктор прописал! А без ручки — это даже хорошо. Меньше места займет. Положим в нее баксы, запихаем в рюкзак и поедем. Сумку и коробку надо покамест спрятать в диван, а вечером, когда вернемся, сожжем их на мусорке. Давай, я ща подниму диван, а ты туда коробку и сумку уложишь.
Так и сделали. Епиха, пару раз чихнув от пылюки, со скрипом приподнял дерматиновый матрас дивана, а Шпиндель запихнул в открывшийся под ним фанерный ящик сумку и коробку.
— Я здесь посижу, — сказал Епиха, — а ты давай быстро наверх, за рюкзаком и скороваркой. И переоденься в чего-нибудь. А то нашу одежку приметить могли. Не телись, понял?!
Шпиндель кивнул и торопливо выполз из комнатушки.
Оставшись наедине с двумя стопками долларовых пачек, Епиха погрузился в томительное и даже тревожное ожидание. Конечно, и так времени много потратили. Правда, баба, у которой он утащил сумку, в милицию вряд ли пошла. И даже скорее всего постаралась смыться, чтоб с ментами не общаться. Но на аллее и другие люди были, причем многие довольно близко. Толстяк, например, который не смог догнать Шпинделя, старуха, которую Шпиндель с ног сшиб, две бабы, которые впереди толстого шли… Они точно шухер подняли, и менты там рано или поздно появились. Может, конечно, они особо торопиться с расследованием и не станут — не Бог весть какое дело, блин — сумку сперли! Но ежели баба действительно смылась, могут заинтересоваться. Впрочем, менты, конечно, не главное. Бандиты — вот кого бояться надо… Ментам, если ни сумки, ни коробки не будет, можно мозги заполоскать. Они не свое ищут, им в принципе все по фигу. Улик нет против Епихи — ну и хрен с ним. Значит, не он, будем другого искать. А вот бандиты — это покрепче. Они свое, кровное, разыскивают. Там за деньги круто отвечают. Государство теперь даже за убийство не расстреливает, а у блатных за многое смертная казнь положена. И ежели они Епиху только заподозрят, то так его трясти начнут — мало не покажется! Причем даже если не вытрясут ничего — все равно замочат.
Стопки долларов, лежавшие совершенно открыто на столике, травили душу. С одной стороны, Епиха чуял страх: а вдруг вот сейчас, когда он тут сидит один, нагрянет кто-нибудь? Тот же Угорь, например, который сюда дорожку знает? Придет и скажет: «Классно обашлился, кореш! Но с братвой вообще-то делиться надо!» И заставит отдать тысяч пятьсот. Что он, Епиха, даже в компании с такой дохлятиной, как Шпиндель, против Угря сможет? Да ни хрена! Он им двоим, если надо, морду начистит в лучшем виде. А если с ним хоть один друган будет, то они Епиху со Шпинделем на месяц в больницу отправят.
Но Угорь — это полбеды. А вдруг те, хозяева баксов, сюда доберутся? Тут же, на месте, и уроют… Бр-р!
Епихе сразу стало казаться, будто Шпиндель явно запаздывает. Ему ведь, блин, всего-навсего на третий этаж подняться надо! Хрена ли он копошится? Во, бля, связался с козлом!
По идее родители Шпинделя должны быть на работе. Денег им, правда, не платят, но на работу они ходят. Мать у Шпинделя еще и уборщицей где-то вкалывает, там ей рублей триста платят, в натуре, а папаша вечерами шастает на станцию, вагоны разгружает. Тоже кое-какие бабки набегают. А на заводе им по буханке хлеба выдают и по пакету молока за каждый полный рабочий день. Так что раньше времени они навряд ли могли прийти, потому что хлеб и молоко только перед концом рабочего дня дают. Стало быть, Шпинделю никаких помех дома быть не может. Что ж он телится-то, сука?! Сейчас, правда, всего около часа дня, но ведь надо еще придумать, куда ехать… К тому же Епихе тоже, блин, надо переодеться. Снять этот костюм спортивный, надеть штормовочку, джинсы, бейсболку заменить кепкой, сапоги резиновые. В лесу небось сыро.
