центре Москвы размещался экспериментальный театр. Он занимал весь его третий этаж: зальчик без сцены мест на семьдесят, холл, гримерки… Там ставили оригинальные интерпретации Кокто, Беккета и Стоппарда. А новая версия «Трех сестер», где отношения между этими родственницами образовывали любовный треугольник, даже вызвала скандал.
Театр очень ценила московская богема, но вот со спонсорами у него как-то не ладилось, и это крайне негативно отражалось на банковском счете. Закончилось тем, что аренда была не уплачена, и когда задолженность достигла приличной суммы, хозяин здания посоветовал актерам упаковать вещички. Что им и пришлось сделать, несмотря на вялый протест общественности.
Вскоре в здании заработала дрель – там делали обычный евроремонт с элементами псевдовосточного кича. Через месяц после изгнания театра на третий этаж вселился массажный салон. Но, увы, ненадолго. Прошло всего пару недель, прежде чем его директор пошел под суд по статье, карающей за организацию наркопритонов.
Несмотря на то что директор очень рассчитывал на свои связи, вместо условного срока ему влепили пять лет строгого режима.
На третьем этаже снова стали делать ремонт. На стенах появились изображения мужественных культуристов, а грузчики целый день затаскивали по лестнице пятидесятикилограммовые блины для штанги и прочую мелочь.
Но и тренажерный зал там просуществовал относительно недолго. Дело в том, что жильцам второго этажа очень не нравилось, когда им чуть ли не на голову падала огромная гантель. У некоторых даже осыпалась штукатурка.
Поскольку многие из жильцов были людьми влиятельными, очень скоро грузчикам пришлось тащить те же самые блины в обратном направлении.
После этого третий этаж долго простоял пустым – к большой радости жильцов. А когда оттуда съехал и следующий его арендатор – редакция глянцевого журнала для мужчин, не выдержавшего конкуренции и напрочь разорившегося, – все стали поговаривать о том, что место это какое-то проклятое.
Желающих его снять не было месяца два, несмотря даже на то, что хозяева снизили арендную плату и повесили через весь этаж огромную растяжку, оповещающую о том, что он сдается.
Потом наступило лето – пора отпусков. Когда оно закончилось, появились рабочие и сняли растяжку. Вскоре вместо нее появилась не меньшего размера вывеска: «Золотой Лев. Аукционный дом».
* * *
Именно туда в этот все еще теплый сентябрьский день как мухи на мед слетались журналисты. Такого столпотворения возле особняка не наблюдалось уже давно – со дня премьеры скандальных «Трех сестер». Шикарные внедорожники парковались у его фасада один за одним, и оттуда, будто бабочки, выпархивали смеющиеся девочки с микрофонами наперевес и усатые дядьки-операторы, щеголявшие своими супернавороченными камерами. Они тут же принимались делать «стенд-апы», хотя говорить в кадр было пока еще нечего.
Газетчики были много скромней и добирались до особняка общественным транспортом. Между ними порой возникали оживленные дискуссии.
На добрых полчаса движение по парадной лестнице было целиком парализовано, и мирным жильцам дома приходилось выбираться из своих квартир по грязной запасной.
Когда волнение улеглось и все журналисты устроились в обитом ковровым покрытием зале на третьем этаже, миловидная шатенка, сидящая перед ними, взяла микрофон и заискивающим голосом стала озвучивать явно подготовленные заранее слова:
– Добрый день, уважаемые дамы и господа, меня зовут Тамара, я менеджер по связям с общественностью аукционного дома «Золотой лев». Темой нашей сегодняшней пресс-конференции стало событие, вызвавшее повышенный интерес в обществе. Да, похоже, многие взгляды на родную историю нам придется пересмотреть. А сейчас я имею честь представить вам участников нашей пресс-конференции…
Фотокоры насторожились и забегали по залу, выбирая удобный ракурс.
– Итак, на ваши вопросы ответят… Директор аукционного дома «Золотой лев» Владимир Турбин… Встречайте, пожалуйста.
В центр зала вышел мужчина лет сорока в старомодном, но очень стильном сюртуке и галантно, но высокомерно поклонился окружающим.
– И знаменитый российский ученый, доктор исторических наук…
– Философских, милочка, – оборвал ее вдруг чей-то дребезжащий старческий голос. – Философия для гуманитария – это поважнее истории будет. Закономерности – вот что важное, а…
– Итак, доктор философских наук Александр Павлович Кондратьев, – девушка ловко перехватила инициативу. – Как вы знаете, именно он способствовал возвращению оригинала уникального памятника письменности на нашу русскую землю. Об этом у вас написано в пресс-релизе.
Собравшиеся зашуршали бумажками. В шикарной папке с тиснением, изображающим готовящегося к прыжку льва, лежало несколько листочков. На первом из них крупными буквами было выведено:
«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»: ПУСТЬ ЛЕГЕНДЫ БУДУТ РАЗВЕЯНЫ
Надев очки, престарелый корреспондент вечерки углубился в чтение. Его острый взгляд отмечал грамматические ошибки:
«Безусловно, «Слово о полку Игореве» является одним из ключевых памятников восточно-славянской письменности на раннем ее этапе. За последние столетия ученые неоднократно подвергали текст тщательнейшему исследованию, всякий раз встречая неразрешимые загадки и парадоксы. Но последнее сенсационное открытие свидетельствует о том, что все они были на заведомо ложном пути.
Как известно, видные ученые уже и раньше подвергали сомнению подлинность дошедшего до нас текста «Слова». Список Мусина-Пушкина таит в себе множество казусов. Поэтому нередко утверждалось, что он является не более чем фальсификацией.
Теперь об этом можно говорить более чем определенно. Ведь вскоре вниманию общественности будет представлена куда более ранняя копия «Слова о полку Игореве», а возможно, даже его оригинал. Она датирована 14 веком.
Находка станет настоящей сенсацией. Интересно узнать и о том, как она попала в нашу страну.
Видный ученый современности, кандидат филологических наук Александр Кондратьев уже давно мучился проблемой подлинности памятника письменности. Согласно его теориям, писать на Руси научились намного раньше, чем это принято считать, а авторами кириллического алфавита были совсем не Кирилл и Мефодий, а языческие волхвы. Потом христианство, придя на наши земли и разрушив нашу культуру, просто позаимствовало этот алфавит.
Однажды Александр Павлович отправился на конференцию в Берлин. Там он познакомился с русским эмигрантом Алексеем (фамилия по просьбе ее владельца не разглашается). Алексей пригласил ученого к себе домой и показал ему, среди прочего, древнюю книгу, купленную еще родителями в какой-то букинистической лавке.
Алексей не сильно разбирался в древней письменности, и поэтому он даже представить не мог, какая важная вещь попала в его руки. Он и вспомнил о ней как будто бы между прочим – между чашками чая и разговорами о том о
