Он связался с Бугой, дал координаты. В этих местах не заблудится и младенец.
— Джип меня сфотографировал, — доложил Песцов. — Вторая машина сошла. Какая команда, босс?
— Не называй меня боссом, сто раз просил, — буркнул Буга. Он подумал: вдруг это ловушка, соваться туда Песцову одному чересчур опрометчиво. С другой стороны…
— Они никуда не денутся, гражданин начальник, — будто подслушал его мысли Песцов.
— Почему так считаешь?
— Я тут бывал. Там Черное озеро и дачный поселок.
Дальше дороги нету. Тупик.
— Значит так… Стой где стоишь, жди нас. Ничего не предпринимай.
— Понял… Покурю пока.
Сунув трубку в гнездо, потянулся за зажигалкой.
Прикурил. Когда снова взглянул в зеркальце, серая «волга» висела почти на бампере. Ему даже почудилось, что пошла на таран, но это был оптический обман.
"Волга", петляя на тормозах, обогнула «девятку» метрах в десяти и лихо развернулась боком. Из машины выскочил невероятно юркий мужичонка, как горошина из стручка, установился поудобнее, приладил к плечу длинноствольную пушку и пальнул по «девятке». На весь маневр ушло не больше минуты, но этого хватило, чтобы Леня Песцов, вместе со своим Калашниковым, вывалился из машины и кубарем покатился по шоссе, благо оно было пустое. «Девятку» лобовым ударом приподняло на дыбы, скрючило и спалило, но взрывная волна только придала Лене добавочное ускорение и, продолжая кувыркаться, он приземлился в кустах, по пояс зарывшись в снег. Сознание не потерял, но положение у него было паскудное. Что-то, вероятно, стряслось с позвоночником: заткнутый в снег, как морковка в грядку, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, хотя боли не чувствовал. Это даже смешно, подумал Леня Песцов. Он увидел, как из «волги» выбрались еще двое бойцов, и втроем они неспешно, пропустив грузовик с прицепом, пересекли шоссе и направились к нему.
Один с базукой и двое с обыкновенными пистолетами в руках, они приближались к нему с той неумолимостью, какая бывает лишь в кошмарном сне. Но день был ясный, холодное солнце катилось по белесому небу, и сна у Лени Песцова не было ни в одном глазу.
Три кирпичные рожи нависли над ним, разглядывая его с любопытством. Между ними пошел такой разговор.
— Надо бы его кончить, — сказал один в раздумье.
— И куда потом? — спросил второй.
— Дак закидаем снегом — и хорошо будет. Весной подберут.
— Не тащить же в машину, — поддержал третий.
— Степаныч не одобрит, — возразил первый.
— Близко очень. Неопрятно.
— Степанычу только придраться. Пусть сам дохлятину ворочает.
Они разговаривали так безмятежно, будто не проносились за их спинами машины, не сиял зимний день с ледяными брызгами. Леня Песцов поторкался в снегу, и ему показалось, что пальцы на правой руке шевельнулись. Ладонью ощутил теплое цевье автомата.
— Эй, сурок, — обратился к нему тот, у кого базука. — Встать сможешь?
— Вряд ли, — ответил Песцов. — Вроде спина перебита. Подсобили бы, ребятки.
— Счас подсобим, — улыбнулся бандит и выстрелил ему в грудь три раза подряд. Пули, вонзившиеся в телесную мякоть, вернули Лене Песцову способность к движению. Валясь, зарываясь в снеговую перину, он поднял автомат и открыл ответный огонь. Кирпичные рожи разлетелись вдребезги, как стеклянные, но успокаиваться было рано, враг мог затаиться в машине, и на всякий случай Леня Песцов послал через дорогу несколько очередей. Но когда он всех убил и надумал подремать, над ним опять склонились бандиты, хотя непонятно, откуда они взялись после такой бойни.
— Вроде загнулся, — определил голос. — Дергунчик-то наш. Понесли, что ли?
— Сделай контрольную, — отозвался второй голос. — Эти падлы живучие.
Леня Песцов размахнулся, чтобы влепить обидчику оплеуху, но железный винт в затылке оборвал его последнее усилие. Он смирился со своей участью и уже равнодушно наблюдал откуда-то со стороны, как его волокли за ноги через шоссе, оставляя на белом асфальте кровяные зазубрины.
* * *
— Получи свою курочку, — Агата неожиданно подтолкнула подругу в спину, и Кларисса чуть не повалилась на колени старику, расположившемуся в кресле возле камина. Старик был в яркой пижамной куртке, в женских (?) шерстяных рейтузах и с черными кудельками на загорелом черепе. На подлокотнике кресла растянулась белая персидская кошка. В камине хмельно потрескивали поленья. Просторный холл с высоким потолком, в духе гостиной в английском замке.
— Ты чего?! — в изумлении Кларисса обернулась. — Ты чего толкаешься, с ума сошла?!
Агата обогнула ее, как неживую, и опустилась на ковер у ног старика.
— Доволен, Сидор? Или опять будешь ворчать?
Старик погладил ее по голове, как только что гладил кошку, и гордая Агата — о ужас! — чуть ли не замурлыкала. От этой сцены повеяло на бедную Клариссу чем-то потусторонним.
— Что это значит, Агата? — она постаралась придать голосу твердость, которой вовсе не ощущала. Агата вторично ей не ответила, даже не взглянула, млея под стариковской лаской, тянясь к нему улыбающейся мордахой, — это все было уже за пределами реальности.
— Может, вы мне скажете, что происходит? — обратилась Кларисса к старику.
— Не волнуйся, девочка, — сонное лицо, голос ржавый, как у напильника. — Ничего с тобой не случится. Мне муженька твоего Бориску надобно повидать.
Мы ему позвоним, он и приедет за тобой, верно? Не оставит грешную душу на поругание? Пожалеет, верно?
Ты вон какая пухленькая да сдобная.
От его тусклой улыбки Клариссу натурально перекосило.
— Кто вы?
— Божий человек, как все мы… Хочешь, зови дяденькой Сидором, как эта стрекоза.
— Агата, ты меня обманула? Никакой Ванды не существует?
Агата окинула ее презрительным взглядом.
— Прикуси язык, дурочка. Слушайся папочку, может, он тебя помилует.
— Ничего не понимаю, — пробормотала Кларисса.
Иссидор Гурович быстро ее вразумил. В руках у него невесть откуда появился телефон, Агата услужливо набрала номер, — и вот он уже заговорил с ее мужем, причем какое-то устройство транслировало разговор по всему холлу.
— Борис Исаакович?
— Слушаю вас. Кто говорит?
Кларисса потянулась к родному голосу, как к спасению, но дяденька Сидор небрежно махнул рукой, и она послушно опустилась на стул.
— Тут к нам, Борис Исаакович, ваша дражайшая супруга заглянула на огонек. Прямо не знаю, что делать.
Хорошая она у вас, красивая, но какая-то робкая.
— Что вы хотите от меня?
— Боренька, давно нам пора повидаться, да все было недосуг. А теперь такой случай. Приезжайте-ка вы, голубчик. Супругу заберете, заодно обсудим наши маленькие проблемы.
Сумской молчал. Агата спихнула с кресла кошку и положила голову старику на колени. Кларисса почувствовала, если муж заартачится, ей конец. В этом она была твердо уверена.
— Борис Исаакович, — усмешливо окликнул старик. — Не напрягайтесь, я ведь вас не неволю. Не хотите ехать, не надо. Но что это изменит, подумайте?..
— Какие гарантии моей безопасности? — отозвался Сумской, и Кларисса живо представила, как он шарит рукой по столу в поисках несуществующего предмета. Он всегда так делал, когда заставали врасплох.
Дяденька Сидор захихикал, как заблеял.
— Какие гарантии, голубчик, о чем вы? Если бы я хотел вас убить, зачем такие сложности. Это же простейшая вещь. Шевельнешь пальчиком, и человечка уже нет. В непростое время живем, сударь, ох, в непростое.
— Тогда зачем моя жена?
— Вот это лучше обсудить при встрече. Надолго не задержу. Будьте уверены, мое время дороже вашего. Ну так как?
— Я согласен, — буркнул Сумской, и Кларисса впервые оценила его мужество. — Говорите адрес.
— Никаких адресов. Зачем утруждаться. Выйдете из офиса, вас встретит мой человек и отвезет, куда надо.
— Даже так?
— Это вы, молодые, из всего делаете проблемы, а у нас все по-домашнему.
— Согласен, — повторил Сумской деревянным голосом.
— Вот и славненько, — Иссидор Гурович повесил трубку. Оборотил довольное лицо к Клариссе.
— Видишь, какой у тебя заботливый, покладистый муж… Сейчас тебя проводят в комнату, там подождешь.
Позову, когда понадобишься.
Нажал какую-то кнопку справа от себя, и тут же в комнате возник изящный молодой человек смуглого кавказского обличия. Ни о чем не спрашивая, приблизился к Клариссе, протянул к ней хищную руку.
— Пойдем, красавица, пойдем скорее.
— Эй, Ахмет, помягче, дорогой. Успеете подурачиться, — предупредил хозяин…
На передней панели тоненько пискнул зуммер. Буга вышел на прием.
— Слушаю, Борис Исаакович.
Сумской в двух словах пересказал разговор с Самариным, не называя фамилии. Буга сказал:
