Ник и Морс заранее сняли другой дом в Санта-Барбаре, приготовили новые документы и, что самое главное, успели перевезти в него все необходимое. Они сделали эти приготовления до посещения корабля, и, как выяснилось, не зря.
— «Хвоста» вроде нет, — сказал Ник, вылезая из джипа.
Они пересели в другую, заранее припаркованную на краю города машину и помчались в Санта-Барбару.
Все прошли в дом и сели отдыхать. Ник рассказал Лэй про опасные приключения на корабле, про внезапное бегство и про акулу. Лэй в свою очередь поведала про ее похищение.
В дом ворвались трое верзил, напали на нее, надели наручники, усадили в машину и увезли в неизвестном направлении. Где она была, Лэй не знала — ее везли с завязанными глазами. Когда повязку и наручники сняли, она увидела полковника Корнилова. Он ни о чем не спрашивал, ничего не обещал и вообще с ней не разговаривал. Ей предложили пищу, но Лэй от нее отказалась. Ее поместили в глухую, без окон комнату и продержали около часа. Затем опять надели на голову мешок и повезли куда-то. Как выяснилось, доставили для обмена.
— Натерпелась ты, — ласково сказал Ник и погладил Лэй по голове.
Лэй чувствовала себя хорошо, но была необычно бледна и тиха. Ник подумал, что это от пережитого стресса.
Они вчетвером сидели в гостиной небольшого, уютного деревянного дома летнего типа и обсуждали происшедшие с ними события.
— Давайте посмотрим запись, — предложила Лэй.
— Я камеру навел точно, и должно хорошо получиться, — ответил Ник.
Запись просмотрели, и она действительно была великолепна. Корнилов на экране был крупным планом, без грима. Хорошо получились кадры с пусковыми установками и грузовиками. Были кадры передачи Лэй Нику и то, как он отдает фальшивую кассету. Но самым важным было признание генерала в торговле оружием, которое он так опрометчиво сделал.
— Это действительно компромат, — сказал Ник, — убойный компромат.
Лэй встала и хотела пойти в ванную, но вдруг у нее закружилась голова, и она упала на диван.
— Что с тобой? — встревоженно спросил Ник и наклонился над ней.
— Голова кружится и тошнит, — вяло ответила она и потеряла сознание.
Парни вскочили как ошпаренные и бросились к ней.
— Давление меряй, — выкрикнул Ник. Тот достал сфигмоманометр, затянул на плече Лэй липучку и накачал грушу. Тридцать на пятьдесят показал прибор.
— Мало, надо ей дать адреналин, — сказал Ник и побежал за аптечкой.
Когда он вернулся, Лэй была без сознания. Под глазами у нее появились темные круги, и она стала часто и тяжело дышать. Ник разорвал блузку, и все увидели посиневшее горло и верхнюю часть груди.
— Это действие какого-то яда или черт знает чего, — сказал Морс.
— Корнилов, сволочь, нахимичил, — злобно произнес Фэд.
— Как он действует? — спросил Ник.
— А черт его знает, боюсь, мы ей уже не поможем, — ответил Морс.
Он был специалистом по биохимии и имел некоторое представление о действии ядов.
— Это не похоже ни на что, — констатировал он.
Вдруг Лэй вздрогнула, и ее тело начали сотрясать конвульсии. Она хрипела, сучила ногами и руками и было видно, что ей очень больно. Сухожилия и мышцы хрустели от этих судорог. Она извивалась всем телом, и трое парней не могли ее удержать. Ник и Морс навалились на руки, а Фэд на ноги, но Лэй все равно тряслась и извивалась как змея. Вдруг у нее на лбу появилась опухоль. Сначала она была похожа на синяк, но потом этот синяк превратился в блямбу, лопнул, и из него потекла бурая венозная кровь.
— Что это? — вскрикнул Ник.
— Не знаю, — ответил Морс.
На некогда красивом, умном, превосходном личике Лэй стали образовываться опухоли. Они в считанные минуты разрастались, набухали и рвались, выплескивая наружу бурый гной.
— Это похоже на действие бактериологического оружия, — в ужасе сказал Морс. — Корнилов каким-то образом заразил им Лэй. Но я могу и ошибаться, это может быть и химическое оружие или яд.
На всем теле Лэй, начиная со лба и заканчивая пятками, чернели опухоли и язвы.
— Это для нас опасно? — спросил Фэд.
— Не знаю, — ответил Морс.
Парни продолжали удерживать Лэй, но судороги вдруг прекратились и она расслабленно раскинулась на кровати.
— Гад этот Корнилов, ну гад, — злобно выругался Ник. — Дойти до такого: применить бактериологическое оружие. Его фашисты в войну не применяли, а он….
— Это может быть химическое оружие, — ответил Морс. — Хотя — какая разница…
— А как узнать? — спросил Фэд.
— Если мы заболеем, значит бактериологическое, а если нет — химическое.
— Будем ждать, — сказал Ник.
Они вкололи Лэй несколько кубиков адреналина в вену, дали активированный уголь и поставили капельницу с глюкозой.
— Звони 911, — сказал Ник, — вызывай «Скорую помощь».
— Если она попадет в госпиталь, то ФБР сразу заинтересуется, да и Корнилов узнает, что мы живы, — Морс замер с телефонной трубкой в руке.
— Надо спасти Лэй, а с Корниловым мы разберемся раньше, чем он это узнает, — зло выпалил Ник.
Морс начал набирать номер, но Лэй вдруг открыла глаза и сказала:
— Не надо «Скорую», я умираю. Отомстите за меня этому… Голова ее безжизненно опустилась на подушку, и девушка перестала дышать.
— Искусственное дыхание, — крикнул Ник и бросился к Лэй. Он начал надавливать на грудь в такт биения сердца и после каждых четырех толчков делать выдох в ее рот.
Лэй в себя не приходила, а Ник исступленно повторял и повторял процедуру.
— Она мертва, Ник, — тихо, со слезами на глазах произнес Морс. — Это действие какого-то яда, и ее не вернешь. — Морс положил руку Нику на плечо.
Она лежала изуродованная, страшная, с многочисленными ужасными язвами на теле. От момента заражения до смерти прошло четыре часа.
«Хирург» Лэст по приказу Корнилова обмазал дверные ручки, спинку стула, поверхность стола в комнате, где содержали Лэй, кожным ядом — фураногеном — производным от кишечных грибков редкой океанской устрицы. Он, попадая на кожу, всасывается в кровь и разъедает сначала внутренние органы, а затем и покровные ткани. Зараженный умирает в страшных муках через несколько часов.
Лэй, находясь в комнате, старалась ничего не трогать, не ела, не пила, но до дверной ручки дотрагивалась и руки на стол клала. Она также трогала зараженными руками свое лицо, шею и ноги. Яд можно было бы нейтрализовать, если за несколько минут до всасывания в кровь протереть зараженные участки спиртовым раствором поваренной соли. После попадания в организм его действие не остановить ничем. Лэст, обеззараживая комнату, в которой содержали Лэй, опрыскал ее спиртом с солью из пульверизатора для цветов.
Лэй была очень красива, умна и обаятельна. Ее любили и уважали все: и Морс, и Фэд, и, конечно, Ник.
— Надо заснять ее на камеру, — тихо, скрежеща зубами выдавил Ник. — Это будет еще одним доказательством преступлений Корнилова. У нас заснят тот момент, когда он привозит ее в наш дом и обменивает на кассету. Теперь снимем и прокомментируем то, что он с ней сделал.
Тело Лэй сняли с комментариями Ника. Он был без маски. Морс несколько раз останавливал съемку, так как Ник срывался на крик и мат в адрес Корнилова, и его глаза наполняли слезы. Друзья сочувствовали ему, понимали, как сильно он ее любил и как много она для него значила.
Похоронили ее на городском кладбище в Санта-Барбаре, тайно и ночью. Для этого нашли старую могилу с надписью Елизабэт Мориссон, раскопали ее и положили в нее тело Лэй. В целях конспирации решили обойтись без гроба и ритуала. У могилы поклялись отомстить за смерть Лэй и уничтожить Корнилова.
Как только полковник Корнилов приехал в свой офис, ему сообщили, что разведчики живы, они сняли копию фильма и момент передачи кассеты. Об этом узнали, прослушивая разговоры в доме Ника за минуту до взрыва.
Для Корнилова это был крах. Он, злой и молчаливый, расхаживал по комнате из угла в угол и думал.
«Если эта пленка попадет в СССР в руки моих врагов, то это конец карьеры, трибунал и высшая мера».
Ник, Морс и Фэд понимали, что Корнилова надо уничтожить во что бы то ни стало и сделать это быстро. В СССР, в Москве у них остались семьи: у Ника мать, у Морса мать и сестра, а у Фэда жена и ребенок. Всем им грозила смертельная опасность, но самое главное, что они никак не могли им о ней сообщить. Они могли дозвониться любую часть света, но только не в СССР. Шел тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, и дружеские отношения с США только налаживались.
К тому же Корнилов, предусмотрев эту возможность, перекрыл все ходы в страну. Его люди просматривали всю корреспонденцию, прослушивали все телефонные разговоры и установили поистине железный занавес.
