Самое поразительное – это наши господа генералы. Летают в тыл лютых врагов, как на Рублевское шоссе. Меняют «то» на «это». Выходит, есть такая профессия – Родиной торговать?! Чего бояться генералу Муравьеву? Здесь свои – стрелять не будут. Там тоже вроде как свои и тоже стрелять не будут. Потому как и для тех, и для других он начальник. И те, и другие от его, муравьевского, слова зависят. От его кейсов с долларами. Не брезгует генерал и зауряднейшей транспортировкой наркотиков. Зато и вся прибыль в собственный карман. А от прибыли генерал-демократ (как и прочие демократы) отказываться не привык. Как и от владения парой-тройкой наркофабрик по переработке опия-сырца в героин.
Не прошло и суток, как Валентина вызвал к себе начальник разведки. На сей раз они говорили наедине.
– Дурацкая идея использовать наемников для ликвидации ичкерийских генералов пришла сверху, – сознался, пряча глаза, полковник. – Они были уверены, что ты найдешь с Андреем общий язык. Вас ведь с Еленой всем этим хотели замарать и тоже сделать наемниками.
Валентин ничего не ответил. За прошедшие сутки он слишком о многом догадался самостоятельно.
– Кое-кому очень нужны спецы вроде вас. Способные выполнить любой приказ.
– Мы солдаты, а не наемные убийцы, – ответил наконец Лапето.
– Но вы нужны именно во втором качестве, а не в первом. Прости меня, Валентин... Вы должны будете немедленно подать рапорты об увольнении.
– Не понял.
– Все ты понял и не терзай меня, майор, – полковник покрылся густой краской, аж до самых корней редких седеющих волос. – На тебя и на Елену теперь имеется серьезный компромат. Кое-кто постарался и сработал лучше нас. Вы много знаете... Я, кстати, тоже увольняюсь из войск.
– Это ваше дело. Я лично не собираюсь подавать рапорт.
– Но ты подашь его! Иначе против вас заведут дело как против пособников бандформирований... Или отправят в бессрочный дембель[33] . Все!
Валентин понимал, что немолодой полковник говорит то, что ему вряд ли рекомендовали произносить.
– Уволитесь из войск и исчезните куда-нибудь, – продолжил полковник, убедившись, что Лапето не собирается спорить с ним. – За границу или в какой-нибудь медвежий угол. Преследовать вас не будут. Но если вы начнете какие-либо активные действия, то вас смешают с такой грязью... Это будет длительный срок заключения как минимум.
– Благодарю, господин полковник.
Потом был разговор с Леной. Недлинный, но эмоциональный. Она неожиданно легко согласилась уволиться из войск. Неделю они прожили на съемной квартире, почти ничего не делая и ни о чем не думая. Но вот однажды вечером Валентин вдруг сообщил Лене, что через два дня они отбывают в Африку. Работать по своему «прямому профилю». И тут Лена неожиданно вскрикнула, схватившись за лицо, точно услышала что-то страшное:
– Я больше не могу. ЭТОГО ВСЕГО не могу. Я ведь почти убила того парня. Которого привязали к дереву.
– Ты думала, что это враг.
– Враг... – она осеклась, и глаза ее точно остекленели, из серо-голубых стали бесцветно-прозрачными. – Почему вообще все вокруг поделилось на врагов и на своих?! Почему я, баба, должна в этом участвовать?!
– Ты не баба, ты – офицер! И бабой никогда уже не будешь!
– Нет. Я больше не офицер. И ты тоже... Пусть я не буду бабой, но стрелять в людей я больше не могу.
– А я не могу... без ЭТОГО ВСЕГО не могу... Понимаешь?! – проговорил он.
– Я остаюсь здесь, – произнесла в ответ Лена.
– Извини.
С волками жить – волчиц любить. Проводы были скупыми и короткими. Единственное, что попросил Валентин, хранить при себе амулеты-обереги – Череп, Ежа и Клыки. С ними у майора Лапето была своя история. Неправдоподобная, почти мистическая... Таким образом, Валентин отбыл в Африку в качестве боевого инструктора, а Елена устроилась охотоведом в отдаленном районе Западной Сибири.
Генерал, тот самый, с кейсами, в скором времени приказал долго жить, перевернувшись во время катания на снегокате. Муравьев политической элиты не покинул и даже возглавил благотворительный фонд. Андрей и его команда растворились на просторах бывшего Союза, где то в одном, то в другом месте возникала острая необходимость в подобного рода специалистах. Ичкерийского генерала в ту пору ликвидировать не смогли, но выборы, несмотря на это, прошли вполне удовлетворительно.
Справа, в нескольких метрах, послышался хруст смятой травы. Это не выстрел, это скорее осторожная, обутая в специальную, почти бесшумную обувь ступня. Десантник не спрашивает, сколько врагов...
Спрашивать, где они, также не было смысла. Враг, вооруженный бесшумным пистолетом «гроза», стоял в каком-то метре от Лены.
Генерал Гладий Д. Л., он же Гиммлер
– Что сейчас происходит с заложниками? – почти в самое ухо Гиммлера спросил скрипучий голосок.
– Они живы. Рольф выйдет с нами на связь через двадцать-сорок минут, – ответил Дмитрий Львович.
Журналистка-обозреватель Латункина была ему не слишком симпатична как женщина, зато она являлась главным рентранслятором текущих событий. Нет, она отнюдь не была в курсе затеянной ГАДом многоходовой игры. Просто, как многие журналисты-либералы, Латункина обожала всякую бузу, нарушение порядка, любую мутную водицу. Юлии Соломоновне Латункиной не было еще и тридцати, но выглядела она на все сорок с лишним. Преждевременное старение было частым явлением среди дам либерально-интеллигентского круга. Помимо жидких, окрашенных в йодистый цвет волос и хомячьих передних зубов, Латункина имела еще и сутулую, чуть ли не горбатую спину.
– ФСБ была информирована лучше нас... Чекисты в очередной раз сели в галошу. Со всеми своими «альфами»-«вымпелами», – усмехнулся генерал Гладий. – Мне приходится теперь делать все возможное, чтобы с заложниками ничего не случилось. Поэтому и возглавляю операцию. В противном случае будет второй «Норд-Ост» и Беслан.
Латункина также усмехнулась в ответ. О, какой материал для телевидения и либеральной прессы. Нельзя сказать, что она, в свою очередь, сильно жаловала генерала Гладия, но сейчас готова была представить его героем. Уж очень ей понравились его слова насчет «галоши» и «вымпелов»-«альф». На некоторое время Латункина умолкла и стала со стенографической скоростью набрасывать на своем ноутбуке будущий гневно-обличительный материал.
Дмитрий Львович старался сохранять спокойствие, но это ему давалось все труднее и труднее. Почти час не было вестей от Рольфа. Ему так и не удалось добраться до укрывшихся где-то на территории лагеря «заложников». Фактически Гиммлеру сейчас приходилось самому выдумывать действия и требования террористов. Сами же они вели бой с этой отмороженной девицей, сумевшей завалить Спеца. По счастью, требования террористов были вброшены в СМИ через Интернет. Об этом позаботились службы спецпропаганды господина Дранковского. Генерал Гладий кинул взгляд в сторону бойцов «Альфы», расположившихся рядом со своим штабным автобусом. Валерия Феоктистова среди них он не обнаружил, и это еще больше взволновало Гиммлера. Феоктистову сегодня должно было выпасть зеро. Если не от пули террористов, то от гиммлеровской свиты. Его боевики были сориентированы в нужном направлении. Спросить Прохорова, где его подчиненный? Нет, похоже, придется во всем разбираться самому. Гиммлер посмотрел на часы и тут же отправился к включенному телемонитору, у которого сгруппировались руководители штаба.
– В сложившейся сегодня утром ситуации с заложниками по-прежнему нет полной ясности, – произнес телеведущий экстренного выпуска новостей. – Мы же сейчас хотим предоставить слово известным общественным деятелям и мастерам культуры.
Высокий чин тяжело вздохнул, Сократ Иванович поморщился, командир «Альфы» Самсонов сохранил подчеркнутую невозмутимость. Общественные деятели либо охали и ахали, либо предлагали немедленно стереть с лица земли населенные пункты, откуда прибыли террористы. Однако Гиммлер знал, что вся эта болтовня затеяна не просто так. После истеричных выкриков маститого театрального режиссера на экране появилась упитанная физиономия с бегающими глазками. Это был некий русскоязычный литератор, проживающий в данный момент в том же государстве, что и Дранковский. Литератор писал откровенно порнографические тупые опусы, выдавая их за некую утонченную эротику.
– Во всем мире есть прекрасная практика борьбы с террором! – поведал, шныряя по сторонам глазками, литератор-эротоман. – Нужно захватить близких родственников кого-нибудь из главарей и... Ну, вы сами понимаете, – несколько стушевался литератор, испугавшись публично произнести – «пытать, пытать, пытать!»
– Конечно, это вынужденная мера, – заметно вспотев, продолжил заокеанский эротоман, – но она необходима и эффективна.
Вновь на экране появился телеведущий и в очередной раз поведал, что ситуация никак не проясняется. Гиммлер между тем отозвал в сторону мрачневшего на глазах высокого чина.
