Филину нужна была информация, и получить ее он мог от девушки. И Миша старался привести ее в чувство побыстрее… Не прошло и двух часов, как Андрей наконец-то смог поговорить со своим «найденышем»…
— Ну что ж, красавица, давай, расскажи нам, кто ты, что и откуда?
Одетая в чудом сохранившуюся где-то в недрах каравана форму девушка начала говорить:
— Я — старшая медсестра полевого госпиталя, прапорщик Хмельницкая…
— Тебя зовут-то как?
— Ирина… — И тут же выстрел глазами из-под длиннющих ресниц.
— Так, Ирина! — Ох не проста была прапорщик, ох не проста! — А дальше что?!
— Мы эвакуировали раненых из Кандагара…
«Опаньки! — подумал Андрей. — И что же дальше?»
— Вышли из Кандагара неделю назад, ну, 3 декабря. Шли медленно — у нас «тяжелые» были, а дорога, сами знаете, какая…
— Знаем, знаем, дальше говори!
— Не т-торопите меня, товарищ… — Она ненадолго задумалась. — Капитан, наверное? Мне не очень хорошо…
Увидев сдвинувшиеся брови Филина, она тут же затараторила:
— Позавчера из Калата «тяжелых» забрали летчики на своих санитарных вертолетах, а остальные пошли на Газни в караване… — На ее глаза опять навернулись слезы.
На повторную истерику у Андрея не было времени, поэтому он решил говорить по-армейски жестко, пресекая тем самым поползновения к женским «соплям»:
— Дальше!
— А, а вы кто?
— Дальше, прапорщик!
— Из Калата выходили в 3 часа дня…
«…Три часа дня! Женщины на войне, а разговоры как на кухне. Военный сказал бы в 15.00».
— Дальше, дальше, прапорщик, ты же военный человек!
— А вечером попали в засаду… Все произошло очень быстро. Нас сопровождали десантники из Кандагара, их бэтээры взорвались как-то одновременно… Я, товарищ капитан, здесь уже целый год и научилась быстро реагировать на взрывы… Как… Ну, не знаю как кто!..
— Я лейтенант… — поправил ее ошибку Филин.
— Ну, так будешь еще капитаном… — И опять залп из-под ресниц…
— Говорите, прапорщик!
— Я выпрыгнула из кунга, и в кусты… А они стали специально стрелять по красным крестам!.. Они нас расстреливали!.. — Ирина всхлипнула, шмыгая носом. — И еще кусты эти — сплошь колючки… Изодралась вся… Больно…
— Ладно, прапорщик, дальше все понятно…
Андрей думал, глядя на девушку, что же дальше делать. А она, как побитый щенок, жалась к Филину.
— Послушай, лейтенант… — зашептала вдруг девушка. — Ты женат, а? А хоть бы и женат… Хочешь, я буду твоей ППЖ, [30] а? Нет, правда? Хочешь?
— Слушай меня, Иришка… — Андрей обнял такое податливое девичье тело. — В другое время и в другом месте, поверь мне на слово, я бы тебя не упустил… Но, пойми, ты же прапорщик, мы на задании все же… Уже почти в самом его конце. Мы в этом гребаном задании уже больше месяца — почти весь Афган пересекли… И осталось-то нам всего ничего — до наших дойти, до Газни… Понимаешь? Потом… Ладно, Иришка? Все потом…
Девушка послушно кивнула и опять зашмыгала носом. Ее необходимо было чем-то занять. Чем? Да ее профессией, вот чем!
— Слон, давай Дока ко мне!
Док явился через три с половиной минуты.
— Я здесь, Филин.
— Миша, бери-ка с собой вот этого прапорщика медицинского… — Андрей кивнул на девушку. — И к нашим «трехсотым»… Как они там, кстати? Что нового?
— Чайханщик в отрубе, бредит… Еще сутки-двое задержимся, и мне придется резать ему ноги, чтобы избежать гангрены… А в таких условиях — это… В общем, я ничего не гарантирую… У Муллы — плечо навылет, кость не задета… Но сама рана поганая, видимо, порвана вена — кровь так и хлещет — без операции он долго не продержится… — доложил Док невеселые новости.
Он покосился на девушку:
— Укушенному Бандере руки обработал и вкатил противостолбнячный… Может, еще и от бешенства ему кольнуть, как скажешь? — и улыбнулся уголками рта.
— Не надо… — надула губки Ирина и тут, тихонечко так, стала посмеиваться, сказала: — Я здоровая, испугалась только…
— Ладно, Док, бери прапорщика и к раненым. Их надо довезти до наших. И посоветуйтесь там, что с Муллой делать. Зашейте ему плечо, что ли, как-нибудь, или еще чего… Короче, вы медицина, сами знаете, что делать… Все! Оба свободны!
Док увел девушку к нашему автобусу…
— Медведь. Что там у Тюленя с «колесами»?
— Колдует над одним из «Уралов», говорит, что, может быть…
— Быстрее бы, ночь на исходе, уходить надо…
И тут мощно, басовито взревел двигатель грузовика…
…Волею случая было потрачено еще несколько суток… Спецназовцы вынужденно «отдыхали», и только Док так и не выкроил для себя ни минуты для отдыха — у него на руках были двое раненых и девушка. Прапорщик хоть и крепилась, но время от времени все же впадала в «тихую истерику», да оно и понятно, пережить такое… Вот и приходилось Мишке проявлять чудеса не только хирургии, но и психиатрии, чтобы никого из них не потерять…
Но как бы то ни было… Благодаря его заботам Мулла понемногу оклемался и хоть был еще очень слаб, но старался хоть чем-то помогать группе, вышедшей в свой последний марш-бросок в горы 15 декабря… Он, сидя верхом на трофейной лошади, мутным взглядом всматривался в скалы и, о чудо, не раз уже предостерегал от опасности…
А вот Хайзулла… Этот был плох, хоть и в сознании…
Док, улучив момент, прошептал Андрею, что еще максимум сутки, и начнется гангрена, и не помогут даже те медикаменты, которые он нагреб в расстрелянном госпитале. Это же подтверждала и Ирина. А поэтому группа Филина упорно лезла в горы…
Осень 2008 г. Москва.
И опять немного от автора…
…И они победили, в конце концов выполнив это неимоверно сложное задание! И все остались живы… В чем была не просто немалая, а огромнейшая заслуга Мишки Парубца…
…Самое главное, без «розовых соплей», в любом спецзадании его конечный результат… А результатом того задания — был живой Хайзулла…
И они справились…
О том, какой ценой, ты уже знаешь, мой дорогой читатель, прочитав книгу «Сделать невозможное», но хочется сказать еще кое-что…
…Никакой личный героизм каждого из спецназовцев группы Филина не был бы оправдан в конце концов, если бы Хайзулла, или Николай Караманов, или просто Монах, умер бы где-то на этом пути… Тогда все усилия были бы зря…
И, положа руку на сердце, именно Мишка, именно Док, совершил не спецназовское, а именно врачебное чудо, буквально вытащив Николая с того света.
Хотя…
И по-настоящему спецназовских чудес Док совершил за свою жизнь более чем предостаточно!.. Тех чудес, где требовалась железная выдержка сквозь сжатые до скрежета зубы. Тех, где от того, насколько ты умеешь работать в команде, зависит не только твоя жизнь, но и жизни твоих товарищей… Тех, когда плюешь на самого себя, на свои желания, на свою боль, понимая, что это мешает общему делу…
Да вспомнить хотя бы ту, таджикскую операцию зимой 90-го!..
20 января 1990 г. Горный Бадахшан.
Кишлак Кульджа…
19 января, 20.00
…Транспортные «Илы» отряда поднялись в небо в снегопад… и взяли курс на восток…
Их путь лежал в разрываемую горем Фергану…
Впереди было около пяти часов относительного спокойствия. Ребята дремали, пытаясь урвать последние часы отдыха. Зная всю сложность задания, так могли поступать только настоящие профессионалы. Кто знает, когда удастся поспать в следующий раз? Может, только Всевышний…
Равномерный мощный гул турбин навевал дремоту. И только Филина мучило какое-то смутное беспокойство:
«Тяжелый будет десант. Так прыгать еще не приходилось — ночью, на скалы, при максимально ограниченной снегопадом видимости… Да еще никто не знает, какой там будет ветер в этих горах. А высота?! С кислородными аппаратами мы еще не прыгали, а тут… Высота-то 5000 метров, а фактически-то, у нас будет не более 700 метров — высокогорье, мать его!.. Да еще этот мороз!.. В Москве было минус 17… А что будет там, в Бадахшане? За 30 упадет?.. Надо будет лицо жиром намазать или хотя бы вазелином… Ребята вон все с баночками сидят. Ну, да ладно… Нам бы только приземлиться удачно, а там уж полегче пойдет…»
