Куда теперь? Домой пока нельзя. К Вите? Тоже нельзя. На проспект Индустрии? Единственное место, где он может прийти в себя. Принять ванну. Лечь и закрыть глаза. Провалиться в сон. И пусть это будет даже кошмар. Пусть.
Шатов спустился с крыльца.
– Женя!
Шатов замер неподвижно. Его не могли окликать просто так. Если это были люди Васильева, то они должны были его просто убить. Подстеречь и убить. Зачем при этом окликать?
– Женя, ты? – спросил знакомый голос.
Медленно оглянуться. Не торопясь. Бежать он все равно не может. Нет сил. Этот окрик полностью опустошил его душу. Шатов обернулся всем телом.
– Слава богу, успел, – сказал тот же знакомый голос, и человек подошел ближе.
– Кто? – прищурился Шатов. Пащенко?
Вот кого он ожидал увидеть здесь меньше всего. Григорий Пащенко, старший лейтенант милиции.
– Я тебя все-таки застал, – выдохнул Пащенко, останавливаясь возле Шатова.
Тяжело дышит, подумал Шатов, но не запыхался, нет. Это тяжелое дыхание не может быть вызвано бегом.
– Что мы так волнуемся? А, Гриша? И как ты меня нашел?
– Потом, – махнул рукой Пащенко, – скорее отсюда.
– Что?
– Быстрее отсюда, потом объясню.
– Никуда я…
– У тебя неприятности, Шатов, не теряй времени, давай быстрее за мной, – Пащенко потянул Шатова за рукав, как ребенок, – быстрее.
Странно все это… Пащенко? Здесь? И что могло заставить его примчаться сюда, чтобы… Что? Спасти Шатова?
– Куда ты меня тянешь?
– Не останавливайся, – Пащенко крутил головой не останавливаясь, время от времени сплевывая и вытирая губы рукой, – живее.
Шатов тоже оглянулся. Никого. Вымерший район. Тусклый отсвет огней из окон квартир. Пащенко быстрым шагом направился на пустырь, к кустам.
– Что? – начал Шатов, но внезапно полыхнула ослепительно белая молния, и почти сразу за ней громыхнуло. Так, что сработала сирена у нескольких стоящих возле дома машин. И сразу же, без паузы, полыхнуло и грохнуло снова.
Шатову показалось, что молния ударила совсем недалеко, в кустарник, смутно виднеющийся вдалеке.
Словно артиллерийский салют, раз за разом, с интервалом в несколько секунд выстреливало черное небо молнии, словно пытаясь попасть в какую-то цель на земле.
– Куда ты меня тащишь?! – прокричал Шатов, сам не слыша своих слов. – Куда?!
Пащенко что-то ответил, но новый удар грома заглушил голос, только вспышка молнии осветила мертвенным светом его лицо.
– Не слышу! – крикнул Шатов.
И снова удар грома. Грозовой фронт был у него над головой.
– Сюда, – донеслось до Шатова, Пащенко указал рукой за куст, словно приглашая спрятаться.
Шатов шагнул, отодвигая ветку.
Полыхнуло, снова осветило лицо Пащенко. Он уже не шел, он стоял лицом к Шатову. Черные пятна на белом овале лица.
Опять вспышка, Шатов шагнул к Пащенко, намереваясь вытрясти из него объяснения. Шатов даже успел открыть рот и произнести:
– В прятки играешь?..
Его ударили сзади. Первый удар прошел косо, не вырубив Шатова, а только швырнув его на землю, в колючую пересохшую траву. Снова полыхнуло, и Шатов не успел понять – это снова вспышка молнии, или второй удар.
…Вода. Она тяжелыми каплями била Шатова по лицу. Дождь. Он лежит под дождем. Шатов открыл глаза и снова зажмурил их. Текло сплошным потоком. Больно.
Шатов попытался сесть. Вспышка перед глазами. На этот раз не молния. На этот раз – вспышка боли. Снова по голове, подумал Шатов, далась им моя голова…
Нужно встать. Не торопясь, по разделениям. Перевернуться на живот. Подтянуть ноги, опереться на руки и попытаться руки выпрямить. Вот так, хорошо, поздравил себя Шатов, замечательно.
Теперь еще подтянуть ногу, опереться на нее. Вспышка. На этот раз не боли – молнии. Шатов глубоко вздохнул, пытаясь нащупать равновесие. Молодец, Женя, вставай. Вначале нужно встать. И только потом пытаться понять, кто именно врезал тебе по голове. И как с этим связан Пащенко…
Пащенко! Сволочь такая. В засаду заманил? Шатов встал. Он-то здесь при чем, этот мелкий урод в милицейском мундире?
Голова, похоже, готова разлететься вдребезги от боли. Шатов ощупал затылок. Мокрый. И хрен поймешь – от крови или от дождя. Хрен поймешь. Тут все хрен поймешь. Зачем, что…
Земля раскрутилась просто как карусель, так и норовит вырваться из-под его ног. Так и норовит…
Шатов оглянулся. Свет. Луч света вырывался почему-то из травы и упирался в… Шатов шагнул к фонарю, наклонился. В голове будто взорвалась бомба. Спокойно, пробормотал Шатов, будем жить. Спокойно…
Что здесь у нас лежит?
Или кто… Шатов даже не испугался. Не испытал ни каких чувств, кроме усталости. Ни страха, ни брезгливости… А что он мог испытать?
Что должен испытать человек, обнаружив, что у его ног лежит мертвый человек? Мертвый Гриша Пащенко. Мертвый Гриша Пащенко…
Шатов медленно сел на землю. Мертвый… Лицо омыто водой, но тонкая струйка крови продолжает сочиться из уголка рта и стекать по щеке. Дождевые капли размывают ее, разбавляя до слабо-розового цвета, но кровь все течет.
Мертвый. Шатов подумал, что нужно закрыть глаза. Так положено. Таков обычай. Закрыть покойнику глаза. Хотя бы для того, чтобы не видеть, как разбиваются о зрачки капли дождя.
Кто? Зачем? Эти вопросы скользнули в мозгу Шатова, не задерживаясь. Какая разница? Есть мертвый Пащенко. Есть нож, все еще торчащий в его горле.
Есть Шатов, руки которого… Шатов почувствовал, как липнул друг к другу его пальцы. Испачкал? О фонарь? Кровь?
Вся правая рука была залита кровью. Вся ладонь. Кровью пропитался манжет рубахи. Он что, тоже ранен? Или…
Черт, это ведь кровь Панченко. Это совершенно точно – кровь Панченко. И на рукояти ножа наверняка отпечатки пальцев Шатова. Или нет? Или это ему примерещилось?
Просто встать и уйти? А если тот, кто вырубил Шатова и убил Пащенко, все-таки оставил отпечатки журналиста на орудии убийства. Не поделил писака что-то с ментом. Подрались они, и корреспондент газеты «Новости» ткнул ножом старшего лейтенанта милиции в горло. Нет? У вас есть другая версия?
Есть другая версия?
Шатов переложил фонарь в левую руку. Спокойно. Пальцы правой коснулись рукояти ножа. Вот теперь на ней наверняка появились отпечатки пальцев Шатова. Пальцы сомкнулись. Интересно, нож легко подастся, или его придется тянуть с силой? И не брызнет ли кровь?
Хотя крови и так много. Слишком много крови.
Капли воды на лице Пащенко – как слезы. Он успел понять, что его убивают? Или до последней минуты был уверен, что выполнил свою миссию, заманив Шатова в кусты?
Спокойно, Гриша, пробормотал Шатов. Это не больно. Нож скользнул из раны легко. Спокойно. Шатов посветил фонарем вокруг, проверяя, не потерял ли чего-нибудь. Глупо будет оставить возле трупа свои документы.
Ничего нет? Шатов осторожно, чтобы не испачкаться, ощупал карманы. Все вроде бы на месте.
Теперь нужно просто уйти. Уйти. Уйти.
Шатов повторил это вслух несколько раз, прежде чем до него дошел смысл. Уйти.
Шатов еще раз оглянулся. Все, нужно идти. Бежать.
Пащенко…
– Извини, – сказал Шатов, – мне некогда.
– Ничего, – сказал Пащенко, – я понимаю.
И Шатова это не удивило. Не удивило то, что мертвый ответил. Не удивило. Пащенко хорошо. Он теперь просто будет лежать под дождем. Спокойно лежать, дожидаясь, пока его найдут. Ему больше не будет страшно. И ему больше не будет больно.
Для Пащенко все стало просто.
Для Шатова…
Стоп. Он стоит над убитым милиционером, с ножом в руках, руки его в крови. И если тот, кто все это организовал, догадался еще звякнуть в милицию, то через минуту… Или вот сию секунду Шатова схватят. Опрокинут на землю, защелкнут наручники, а когда выяснят, что убитый – милиционер, то…
Лучше не думать.
Так, спокойно. Нож. Нож нужно будет куда-нибудь выбросить. Стереть отпечатки и выбросить. И фонарь. Стереть и выбросить.
А пока ему нужно спрятаться. Отсидеться и прийти в себя, пока не позвонит Арсений Ильич.
Шатов прошел по пустырю, пока не отошел от тела Пащенко метров сто. Куда? На проспект?
На проспект. Нож выбросить сейчас?
Куда его? Просто бросить? Стереть пальцы и бросить? Или что? Ну, нет у Шатова опыта в уничтожении орудий убийства. Нет.
Никогда он не попадал в такую ситуацию.
Шатов вышел к микрорайону. Несколько раз свернул из улицы в улицу. Оглянулся. Никого. Шатов посмотрел на свои руки и выругался. Он так и нес нож в руке. Просто так нес. Первый же прохожий…
Хватит. Хватит сходить с ума! Хватит. Нужно избавиться от ножа. Мусорный контейнер. Сойдет. Шатов присел возле мусорника, вытер лезвие ножа клочком бумаги. Бумагу мелко изорвал и выбросил. Лезвие сунул под контейнер, резко дернул рукоять вверх. Щелчок – нож сломался.
Лезвие в один контейнер, рукоять, предварительно обтерев, в другой. Теперь…
К Вите. Он просто не может ехать в другое место. Только к Вите. Хотя бы просто увидеть. Просто увидеть. Прижаться к ее рукам… А потом позвонит Арсений Ильич и все встанет на свои места.
