Марк Игнатьевич, считавший себя прохиндеем из прохиндеев, способным окрутить и заморочить голову любому, ощутил себя мухой, запутавшейся в липкой паутине. Им манипулировали, водили его на ниточке А кукловод, поставивший эту пьесу, в конце концов бросит его в ящик вместе с Рогожиным, Ветровым и другими, внесенными в смертный реестр.
Палач в черной маске исполнит приговор…
Холодный пот струйками стекал по спине.
— Товарищ следователь! — Водитель, которому Баранов перед обыском приказал сидеть тихо, как мышь в норе, мчался по коридору, грохоча сапогами. Тревога! — голосил он. — Нападение на конвой!
— Какой конвой?! — заорал Баранов, едва удерживаясь на подогнувшихся ногах.
Два часа тому назад «автозак» вырулил с внутреннего дворика СИЗО на центральную магистраль города. В боксе, отделенном от остального пространства решеткой, находился подследственный Рогожин Сергей Иванович. У управления машина притормозила, поджидая «девяностодевятку» Ветрова. Они отправлялись в Москву, чтобы передать замордованного Марком Игнатьевичем человека, ставшего отработанным материалом, по этапу правосудия.
— За нами кто-то едет! — Конвоир, сидевший по правую руку от водителя, наблюдал за дорогой в зеркало обзора Водитель давил педаль газа, стараясь не отстать от белой машины подполковника Ветрова.
— Чего командир с нами поперся? — конвоир заслонил рукой лицо.
Весеннее солнце нагло лезло в кабину.
— В Москве по шопам прошвырнуться. Костюмов тренировочных понакупать. Ветров — спортсмен! — с издевкой произнес водитель. — А этот «КамАЗ» давно за нами увязался. Висит на хвосте!
— Сбавь скорость, скоро поворот! — Конвоир ослабил ремень, опоясывающий выпуклый живот.
Водитель хмыкнул:
— Ишь, требух наел!
— Тебе какое дело! — с обидой отозвался конвоир. — Я от картошки пухну. На мясо денег не хватает.
Что на тещиной даче вырастим, то и едим. «КамАЗ» обгонять собрался.
— Дальнобойщик! Телегу оттарабанил и домой спешит.
Я мечтал на «тирах» колесить по заграницам, — с затаенной грустью произнес водитель «автозака». — Сегодня в Греции, завтра в Швеции, послезавтра в Венеции…
«КамАЗ», опережая «автозак» на корпус, сделал отчаянный поворот влево.
— Тормози! — выкрикнул бледнеющий конвоир.
Водитель, вместо того чтобы затормозить, увеличивал скорость, матюкаясь себе под нос. Казалось, что грузовик вышел из-под контроля, несясь по центру трассы.
— Офонарел, недоносок! — опустив ветровое стекло, крикнул водитель «автозака».
Конвоир видел стриженый затылок, складку на шее и розовые на просвет уши соседа, вцепившегося в баранку. Когда водитель обернулся, над переносицей между бровей зияла багровая точка входного отверстия пули. Точка сокращалась и расширялась, словно живое существо, паразитирующее на голове водителя.
Две параллельные дорожки алого цвета прочертили лицо, огибая стекленеющие глаза.
«Автозак» падал удивительно медленно, вылетев в глубокий кювет. Машина совершила сложный кульбит, перевернулась вверх тормашками.
Взвизгнув покрышками, «КамАЗ» проделал короткий тормозной путь, перегородил трассу. Черноволосый человек с орлиным профилем неторопливо выпрыгнул из кабины, посмотрел на удаляющуюся белую машину Ветрова. Упругой походкой хищника он направился к перевернутому «автозаку».
Выползшего из кабины конвоира киллер убил походя — выстрелил из удлиненного глушителем пистолета.
Двери кунга открылись…
Покончив с конвоирами, оглушенными падением, черноволосый вернулся к старшему, лежавшему у кабины, достал ключи из нагрудного кармана.
Машина подполковника Ветрова возвращалась, сверкая горящими фарами.
Черноволосый спрятал пистолет за пазуху, переступил через агонизирующего конвоира и, нагнув голову, пробрался внутрь кунга…
Подполковник Ветров пропустил момент катастрофы. Он настраивал магнитолу на волну радиостанции, передающей известия, когда оглушительный грохот заставил его обернуться…
Спускаясь по склону кювета, Ветров поскользнулся, упал на спину. Он скатился в придорожную канаву, наполненную жидкой грязью, содрал кожу со щеки, зацепившись за колючий кустарник.
Отплевываясь, Ветров вскочил на ноги. Перед ним, точно выросший из-под земли, стоял черноволосый мужчина, а за его спиной бледной тенью маячил Сергей Рогожин.
— Кто позволил выпустить арестованного?! — сипло выкрикнул подполковник. — Это ты, сучий потрох, аварию устроил? Жертвы есть?
— Я устроил! — тихо, одними губами молвил киллер.
И ребристой поверхностью глушителя саданул подполковника по скуле. Из раны выступили бисеринки крови. Рукоять пистолета ударила Ветрова в ухо.
Тот шлепнулся туда, откуда только что поднялся.
Черноволосый двинул поверженного милиционера в солнечное сплетение. Ветров охнул, ловя ртом воздух, а наемный убийца просунул ему глушитель в рот.
— С тобой пытались договориться?! — бесстрастно произнес человек с орлиным профилем, плавно нажимая на курок.
* * *
Спиртовой завод нельзя назвать высшим достижением прогресса. По сути, он представляет собой набор соединенных герметических емкостей — ректификационных колонн.
Так уж сложилось, что большинство предприятий, выдающих «живую воду», сосредоточено в радиусе шестисот километров от Москвы.
Хрунцалов переоборудовал «коптилку», производившую в прошлом бетон и асфальт, сохранив в неприкосновенности ее неприглядный вид. Низкий бетонный куб с трубами, укрепленными тросами растяжек, походил на крематорий, пропустивший через свои печи не одну сотню людей.
Территория вокруг бывшего асфальтобетонного завода была захламлена искореженными транспортерами, ржавыми бочками и бог весть еще каким металлоломом. Свободной от мусора оставалась только подъездная дорога с будкой сторожа у ворот.
Редкий перелесок подковой огибал отвоеванную настырными людишками территорию, огороженную забором из бетонных плит и осыпающейся кирпичной кладки.
К проему в стене, куда мог въехать бульдозер, направлялись двое — высокий широкоплечий Рогожин и ссутулившийся Степаныч. Они подошли со стороны леса, оставив у обочины шоссе позаимствованный у Сапрыкина «Пежо».
— Степаныч, на кой ляд ты со мной потащился? — шепотом говорил Рогожин. — За инструмент — спасибо! Ювелирная отмычка, но работенка плевая. Изъять бухгалтерию из сейфа, и айда! Козыри у нас на руках!
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнул! — возразил старик. — А как собаки накинутся или сторож проснется? Я план у Кеши-Философа раздобыл?
— Ты! — подтвердил Дмитрий, переступая через обломок бетонного столба.
— Значит, имею право участвовать в операции, — Степаныч был серьезным, словно рейнджер, пробирающийся по неприятельским тылам.
Старик действительно постарался, опросив аборигенов городской свалки на предмет описания завода и кратчайшего пути к закутку директора.
Кеша-Философ, не гнушавшийся любым заработком, летом чистил выгребные ямы сортиров. Нормальных туалетов на заводе руководство не предусмотрело. За спиртягу бомж-интеллектуал ведрами выносил дерьмо в ближайший ручей. Он-то и начертил план подступов к кабинету, где в сейфе хранилась вся документация, предупредив, что дверь металлическая, а замок с секретом прикреплен заваренными сваркой болтами…
В будке сторожа света не было.
— Дрыхнет! — удовлетворенно констатировал Степаныч. — Фартит нам, Дмитрий. С машинами гладко вышло. Сейчас еще компрой разживемся!
Входные ворота в цех были приоткрыты ровно настолько, чтобы протиснуться боком в узкую щель.
Степаныч отстал. А нагнал Дмитрия, когда тот уже проник внутрь завода.
— Тачку отличную присмотрел! — объяснил он задержку. — На колесах, с рессорами. Стырю.
— Ворюга! — беззвучно рассмеялся Рогожин.
Петляя по лабиринту переходов между серебристыми колоннами, они пробрались к комнатушке у противоположной от ворот стены. В темноте — ночь выдалась безлунной — двое взломщиков то и дело натыкались на редуты бочек. Здание одновременно было и цехом, и складом.
— Кажись, она! — прошептал Степаныч, высвечивая фонариком окрашенную дверь.
Он подал напарнику отмычку из высокопрочной стали. На стержень отмычки была приварена гайка. Отмычку надлежало вставить в замочную скважину, наложить на гайку обыкновенный ключ на двенадцать и повернуть. Стержень скручивал замок в мгновение ока.
— Подкачала отмычка! — сквозь зубы выругался Рогожин. — Диаметр велик, не входит в замочную скважину.
Попытался исправить положение Степаныч, но и его постигла неудача.
— Ничего, Дима, найду что-нибудь поувесистее, вобьем, раскудрить его в качель, этот.., моржовый!
Дай мне фонарик! — Он выхватил из рук Рогожина тускло светящийся фонарь.
