– Людей там больше нет, – сказал Ларионов и отодвинулся от люка.
Им пришлось вернуться назад и подняться на палубу выше. Они убили еще одного мута, наткнулись на завал из тел, практически полностью перегородивших проход, растащили их, заодно пополнили комплект боеприпасов и взяли себе по дополнительному стволу. Очень скоро это оружие им пригодилось – пытаясь пробраться к всплывающей спасательной камере, они оказались окружены мутами и уцелели только чудом, сбежав в шахту, ведущую на нижнюю палубу.
Внизу было немного спокойней. Здесь они встретили третьего – киповца Ефремчука, по кличке Манометр. Он без защиты и без оружия прятался в нише за трубами. Услышав негромкие приближающиеся голоса, он выбрался из укрытия, зашлепал дрожащими губами, словно пытаясь что-то сказать. Выглядел он жутковато – рваная, перемазанная кровью и грязью одежда, яркий вспухший ожог на щеке, заплывший глаз. И вел он себя очень странно. Ларионов даже решил, что Манометр обращается. Но секунды шли, а киповец не менялся – стоял на месте, дрожал, разевал рот.
– Что с тобой, Жора? – спросил капитан. Он подошел к Ефремчуку, заглянул в глаза. – Здесь есть еще кто-нибудь?
Манометр медленно повернул голову из стороны в сторону.
– Держись рядом, – сказал Ларионов. – Будем выбираться.
Он решил все же пробиваться к главному выходу. В конце концов, трое – это уже отряд. А оружия здесь хватает, стоит только поискать.
Жора Манометр немного пришел в себя, когда увидел, как капитан и матрос расправляются с застрявшим в двери мутом. Они измочалили ему всю голову, потом разрубили топором на две части, чтобы освободить проход.
– Им всем крышка, – сказал Жора, криво оскалившись. – Я их всех убью.
Ларионов поглядел на Везунчика, выразительно покрутил пальцем у виска. Спросил:
– Ты о чем, Жора?
– Реактор плавится, – ответил Манометр, отрешенно глядя куда-то в сторону. – Я вырубил автоматику и защиты. Они все тут сдохнут. Все.
– Что ты сделал?! – У Ларионова перехватило дыхание. Какое-то время он только и мог, что шлепать губами, словно передразнивая чокнувшегося киповца.
– Всё сгорит, – мечтательно говорил Манометр, улыбаясь все шире и шире. – Как Хиросима. Как Чернобыль. Полный распад. Радиоактивная пыль. Огонь. Прах к праху. Давно пора…
– Мут! – заорал Везунчик, увидев бегущую к ним фигуру. Он вскинул автомат, выпустил очередь, едва не задев впавшего в транс Ефремчука – тот даже не дернулся, хотя хлопки выстрелов в тесном пространстве, полном металла, били по ушам, как перчатки боксера.
Мутант налетел на несчастного киповца, продолжающего бормотать какую-то чушь, швырнул его на стену, размозжив голову о вентиль задвижки – кровь брызнула во все стороны, как варенье из разбившейся стеклянной банки.
– Уходим! – заорал Ларионов, заталкивая Сергея в боковой отнорок, торопливо заваливая проход за собой. – Наружу! Скорей!
Им удивительно везло. Они слышали жуткие крики за запертыми дверями, рёв мутантов, тяжелый топот в коридорах, замечали движение теней, видели кошмарные лапы и пасти, пытающиеся до них дотянуться, – но каждый раз избегали опасности. Они ни разу не оказались в тупике. Двери, которые преграждали им путь, удавалось быстро открыть. Кубрики, где они прятались от настигающих мутов и устраивали засады, оказывались пустыми. Перегревшееся оружие не давало обычных осечек, патроны не клинило. Капитан Ларионов и в самом деле поверил, что Везунчик обладает каким-то удивительным даром, распространяющимся на всех, кто оказывался с ним рядом.
Но когда выход был уже недалеко, удача от них отвернулась.
Они захлопнули переборочный люк перед самым носом настигающего их мута, затянули рычаг кремальеры – и только перевели дух, как дверь одной из кают медленно приоткрылась и из-за нее выглянула вытянутая рожа мутанта.
Сергей нажал спусковой крючок, но автомат лишь негромко щелкнул. Он отбросил разряженное оружие, схватился за второй «калаш», но у того сразу заклинило затвор.
Мут выбрался в коридор, пригнулся. Он, похоже, успел приспособиться к тесноте, о стены и выступающие детали не бился, ни за что не цеплялся и двигался необычно – плавно и текуче – будто пресмыкающееся.
Капитан Ларионов выпустил в него всё, что оставалось в «рожке». Но ни одна пуля не задела жизненно важных органов мутанта. Он лишь засвистел пробитым горлом да присел еще ниже, готовясь к прыжку.
Спрятаться было негде. Отступать – некуда.
Ларионову вдруг захотелось сказать что-нибудь этакое на прощание: красивое, патетическое, важное. Только нужных слов не находилось, в голову всякая ерунда лезла.
– Почему он не нападает? – шепнул Сергей. – Он что, боится?
Действительно, мутант вел себя странно. Он крутил головой, принюхивался. Что-то его явно беспокоило.
– Брысь! – крикнул ему Сергей и шагнул вперед, топнув ногой.
Мутант попятился.
Везунчик возликовал, кинулся на него, подняв автомат, словно дубинку. Похоже, он действительно поверил, что сумеет прогнать мута.
И это случилось! Ларионов опять заподозрил, что спит и видит сон, насколько нереальным казалось ему происходящее: мут развернулся, кинулся прочь по коридору, нырнул куда-то, исчез из вида – сбежал, будто трусливый пес. Сергей встал на месте, где только что находился мутант, победно вскинул руку, захохотал, страшно собой довольный, – Везунчик Цукатов!
И тут на него обрушилось нечто темное. Что это было, Ларионов не понял; откуда взялось – не заметил. Просто бесформенная черная тень скользнула по коридору – и счастливого Везунчика не стало.
Ларионов вжался в стену.
Черная тень обрела форму, нависла над телом Цукатова, рванула его пастью.
Это был странный мут, чем-то похожий на гигантское насекомое.
Ларионов боялся шевельнуться, глядя на то, как жуткая тварь утоляет голод. Не выдержав зрелища, он отвел взгляд и заметил автомат Сергея. Оружие, видимо, отлетело от мощного удара и застряло в сплетении кабелей, идущих под потолком. Потянись – и достанешь.
Капитан Ларионов стал медленно поднимать руку. Коснувшись автомата перчаткой, замер, глядя на мута. Тот, кажется, не замечал ничего вокруг, продолжал рвать мёртвого матроса на куски, жадно их заглатывал.
Ларионов дернул автомат за ремень, подхватил покореженное оружие.
Не будь он в защитном костюме, он справился бы с перезарядкой за пару секунд – в два щелчка. Но одежда здорово мешала, и он чуть не выронил магазин, но все же поймал его, вставил на место. Передернув затвор, прицелился, затаил дыхание…
У него был шанс, и он им правильно воспользовался – выпустил две короткие точные очереди: четыре пули – в уродливую голову, еще четыре – в грудь. Он был уверен, что свалит мутанта.
Но, похоже, фортуна отвернулась от него окончательно.
Мут лишь дернулся, выпрямился, раздался в стороны, заполнив все пространство от стены до стены, от пола до потолка, и зашипел, открыв окровавленную пасть.
Ларионов видел, как затягиваются раны на теле необычного мутанта. Он понял, что пулями эту тварь не взять. И выпустил из рук автомат, смирившись с тем, что сейчас умрет. Ему даже подумалось, что такая смерть лучше, чем мучительная гибель от вируса или от огненного радиоактивного вихря.
Мут вдруг перестал шипеть и словно потерял интерес к стоящему перед ним человеку. Он задергался, уменьшился в размерах, закрутил головой. Кое-как развернувшись, замер, шумно втягивая ноздрями воздух.
А потом заворчал, будто пёс, почуявший врага…
87
Углубляться в лабиринт ходов Иван не решился. Да и, наверное, это уже не имело смысла – все Чистые здесь, похоже, либо мутировали, либо погибли. Однако Иван твердо решил устроить в подводном корабле пару-тройку взрывов. Он уже не надеялся потопить огромное судно, но рассчитывал привести в негодность многочисленные системы и механизмы – крейсер не должен был вернуться туда, откуда приплыл.
А еще он помнил о Ламии…
