— Ладно, все нормально. Подъем! — гаркнул Савелий, и ребята тут же вскочили.
— Что, пора? — спросил Кораблев, а Матросов, увидев Лома, начал спокойно натягивать брюки.
— В десять завтрак, а в двенадцать поедем, — сказал Лом и вышел.
— Все идет отлично, — сказал Савелий, когда шаги Лома стихли. — Я только что говорил с Михаилом. Лом — близкий приятель, — он понизил голос, — того, кто связан с Мушмакаевым. Я не исключаю, что именно Мушмакаев приказал устроить нам проверку.
— Зачем ему разыгрывать спектакль? — покачал головой Матросов.
— Да, скорее всего, он подставит нам тех, кого и сам не прочь отправить к Аллаху, — согласился Савелий.
— И что будем делать? — скривился Кораблев.
— Помните, как суетился Лом, когда нужно было принимать решение?
— И что? Может, он звонка ждал?
— Логично, если бы не одна важная деталь. Мушмакаев панически боится говорить по телефону.
— Но говорит же! Или, считаешь. Лому звонил кто-то другой? — спросил Матросов.
— Возможен и такой вариант, — согласился Савелий. — Но если звонил именно Мушмакаев, то, вполне вероятно, что именно от него привезут намеченных жертв. Значит, дальше мы вообще спокойно можем обойтись без Лома.
— И вместо приговоренных мы его… — Денис резанул себя по горлу ребром ладони.
— Вот именно.
— А у него жена больная… — с жалостью заметил Матросов.
— Которую он же и сделал калекой. Его лоб давно по зеленке скучает. *
— А если ты ошибаешься?
— На этот раз ошибки не будет, — уверено сказал Савелий.
— Надеюсь, — неуверенно вздохнул Денис.
— Нет, так не пойдет. Каждый из нас должен быть уверен, что его действия и действия его товарищей правильны. Если у тебя есть сомнения, ты можешь в любой момент выйти из дела.
— Зачем ты так? — воскликнул Денис.
— А ты как думал? Если ты не уверен, в какой-то момент тебе придется принимать решение, кто даст гарантию, что у тебя не дрогнет рука?
— Я, — спокойно произнес Матросов.
— Спасибо, Саша, — сказал Денис. — Поверь, командир, я не подведу.
— Верю, — после некоторых колебаний кивнул Савелий.
Он понимал, что Денису сейчас трудно, и ему было немного жаль его, но как командир он не мог поступить иначе.
— Ладно, пошли умываться, завтракать и готовиться — нам предстоит тяжелый день.
Получив от журналистки свое, Мушмакаев уже утром следующего дня понял, что выполнит свое обещание только наполовину: от себя отпустит, но свободы ей не видать. Канителиться с ней, чтобы получить выкуп, не имело смысла. Таскай ее с места на место, следи, чтобы у нее был «товарный» вид, чтобы ее кто-нибудь не трахнул… Конечно, можно было попробовать, но тут позвонил Лом и сообщил, что покупатель не согласен с условиями, предложенными Мушмакаевым, и настаивает на личной встрече. Это особенно настораживало. Однако упускать деньги тоже не хотелось, и Мушмакаев решился на старый, как мир трюк: замарать покупателя так, чтобы тот даже при самом большом желании не смог отмыться перед русскими.
В дверь постучали.
— Кто? — недовольно буркнул Мушмакаев. Он не любил, когда его отрывали от размышлений.
В комнату заглянул Удди.
— Чего тебе?
— С тобой хочет поговорить Харон.
— Так пусть зайдет.
— Он не один.
— А с кем?
— С мужиком каким-то.
— Хорошо, пусть сначала зайдет один.
Надо сказать, что, когда Савелию показалось, что Гадаев о чем-то недоговаривает, он не ошибся. Но Михаил относился к той категории людей, которые, прежде чем сообщить новость, все должны проверить от и до.
Михаил встретился с неким человеком по имени Тамерлан. В свое время Яса Гадаев спас его честь, и теперь Тамерлан был должником тейпа Гадаевых. Михаил выяснил, что тот связан с людьми Мушмакаева. Встретившись с Тамерланом, он прямо сказал, что Яса погиб от рук его «приятелей».
Тамерлан Умаров рос в семье, где было одиннадцать детей. У него был абсолютный слух, и ему прочили всемирную славу музыканта. Он писал стихи, и учитель литературы уверял родителей, что их сын — чеченский Пушкин. Он решал в уме сложнейшие задачи, и учитель математики утверждал, что Тамерлан — чеченский Лобачевский. Но его способности только раздражали окружающих. Над ним смеялись, потом стали бить. В школе он получал тумаки от одноклассников, на улице — от соседских мальчишек, дома его ругали родители. Из него буквально выбивали все его таланты, и в конце концов им это удалось. Тамерлан стал таким, как все. Но остался честным и справедливым и попрежнему раздражал многих.
После школы он ушел в армию, но и там оказался белой вороной. Его не любили ни солдаты, ни офицеры. Единственный человек, который относился к нему по-доброму, был его земляк, чеченец Михаил Гадаев. Когда их роту послали в Афганистан, Тамерлан получил от кого-то из своих пулю в спину и истек бы кровью, если бы Михаил не вынес его на себе с поля боя.
Они вернулись из Афганистана, и пути их разошлись: Михаил перебрался в Москву, а Тамерлан остался на родине. Парень, подстреливший его, натворил в России дел и сбежал в Чечню. Встретив Тамерлана, он испугался, что давняя история выплывет наружу, и распустил слух, что Тамерлан в Афгане струсил и побывал в плену у «духов». И что даже пулю в спину получил, когда бежал с поля боя.
Тамерлан мгновенно опять стал изгоем. Отчаявшись что-либо доказать, он позвонил в Москву и попросил помощи у Михаила. Гадаев немедленно приехал и обратился к своему дяде, старейшине тейпа. На общем сходе Тамерлан был оправдан, и Михаил, уверенный, что справедливость восторжествовала, вернулся в Москву. Однако гонения продолжались, и тут на беду Тамерлану встретился Харон. Трудно понять, как ему удалось уболтать парня, но только вскоре тот стал правой рукой Харона. Впервые за свою жизнь Тамерлан почувствовал, что его боятся.
Узнав об этом, Михаил не поверил. Он был убежден, что его друг не мог пасть так низко, что его еще можно спасти.
Они встретились.
— Опять воюешь? — с насмешкой спросил Михаил.
— Продолжаю, — чуть смущенно ответил Тамерлан и опустил глаза.
— Значит, и убиваешь?
— Иногда приходится.
— И нравится тебе такая жизнь?
— Мне пути назад нет! — Тамерлан поднял глаз», и Михаил увидел в них усталость и пустоту.
— У каждого человека есть возможность вернуться назад, — возразил Михаил.
— Со мной все кончено, — отмахнулся Тамерлан. — Лучше скажи, чем я могу тебе помочь. Ты же искал меня не для того, чтобы наставить на путь истинный?
— Хорошо, пока отложим этот разговор. А помощь твоя мне действительно нужна.
— Слава Аллаху! Наконец-то я смогу вернуть тебе долг. — Тамерлан улыбнулся. — Говори, что я должен сделать.
— Это может быть связано с теми людьми, с которыми ты сейчас по одну сторону окопа. — Михаил прямо посмотрел ему в глаза.
— Даже если ты попросишь убить моего «благодетеля» Харона, я это сделаю! — убежденно ответил Тамерлан.
— Об этом я тебя не прошу. Мне нужно попасть в окружение Мушмакаева.
— Мушмакаева? — В глазах Тамерлана мелькнул страх. — Я к нему не вхож.
— Зато твой «благодетель» вхож.
— Да, через него можно… Но ты понимаешь, чем рискуешь?
— Конечно, понимаю. Но я также понимаю, что долги надо платить! — Михаил скрежетнул зубами.
— Я не отказываюсь!
— Я не о тебе. Ты знаешь, что дядю Ясу убили?
— Убили?! — растерянно воскликнул Тамерлан. — Я слышал, что он умер в больнице…
— Его убили в больнице люди Мушмакаева. У меня есть доказательства.
— О, Аллах… — простонал Тамерлан. — Такого человека… Я поговорю с Хароном. Слушай, а я могу тоже участвовать в твоем деле?
— Каком?
— Ты же хочешь отомстить за смерть дяди Ясы, так?
— Пока мне нужно только попасть в окружение Мушмакаева, а дальше видно будет. — Михаил хотел бы верить старому другу, но не имел права, потому что был не один и не мог рисковать чужими жизнями.
Тамерлан в упор посмотрел на Михаила.
— Ты поможешь мне?.. Я имею в виду — выбраться из этой трясины? — В его глазах, была такая надежда, что Гадаев не мог отказать.
— Постараюсь.
— Тебе, наверное, на роду написано спасать меня.
— Мне это не трудно. — Михаил улыбнулся.
— Ты у кого остановился?
— У Зилаутдиновых.
— Я приду туда за тобой часа черед полтора.
Ровно через полтора часа Тамерлан зашел за Михаилом.
— Сними-ка шапку, — попросил он, когда они вышли из дома. — Хорошо, что ты так коротко стрижен. Я сказал Харону, что ты мой друг еще с Афгана, только что от «Хозяина», восемь лет отсидел за убийство мента, попал под амнистию как ветеран-«афганец» и вышел по двум третям. — Тамерлан говорил быстро и четко. — Что ты хочешь мстить «неверным». Это для него главное.
— А если он документ какой-нибудь попросит?
— Здесь не паспортный стол, — усмехнулся Тамерлан. — Я — твой документ. Между прочим, Харон хочет представить тебя Мушмакаеву.
