— А если он документ какой-нибудь попросит?
— Здесь не паспортный стол, — усмехнулся Тамерлан. — Я — твой документ. Между прочим, Харон хочет представить тебя Мушмакаеву.
— И мы прямо к нему поедем?
— Ну да. — Тамерлан пожал плечами.
— Ну, друг, ты даешь!
— Как бы мне не пожалеть об этом.
— Не понял, — нахмурился Михаил.
— Случись что с тобой — никогда себе не прощу. Ага, вот и сатана.
Они увидели Харона и подошли к нему.
— Это один из самых талантливых полководцев Ичкерии Харон Таштамиров, а это — мой самый лучший друг Михаил Гадаев, — познакомил их Тамерлан.
— Друг моего друга — мой друг, — по-чеченски сказал Харон.
— Так хотел сам Магомет. Аллах акбар! — по-чеченски ответил Михаил.
Они обнялись, по-восточному обычаю прижимаясь щекой к щеке.
— Я слышал, тебе много досталось от неверных, — сказал Харон.
— Они еще пожалеют об этом, горько пожалеют! — со злостью ответил Михаил.
— Мне нравится твой друг, — повернулся Харон к Тамерлану и сказал Гадаеву: — Пойдем, я представлю тебя моему господину. А ты, — опять обратился он к Тамерлану, — скажи моим девкам: пусть стол накроют — возможно, я с гостем вернусь.
Отправляясь на встречу с Хароном, Михаил не взял оружия, и теперь, когда Харон обнимал его, почувствовал, как тот осторожно прощупал его.
Они подошли к небольшому домику. Охраны видно не было, но, стоило им подойти поближе, как словно из-под земли возникли два бородатых парня с автоматами.
— А, это ты, командир, — сказал один из них, узнав Харона. — А с тобой кто?
— Это мой друг, — нахмурился Харон, недовольный тем, что охранник обратился к нему без должного почтения. — Что еще спросишь?
— Извини, командир, — сменил тон парень. — Проходите.
Они зашли в дом, и Михаил сразу отметил роскошь обстановки: дорогие ковры, шикарная мебель, хрусталь… «Интересно, — подумал Михаил, — он что, возит все это с собой с места на место?»
— Аллах акбар! — приветствовал их еще один охранник.
— Аллах акбар! — отозвался Харон, проведя ладонями по седоватой бороде. — Удди, скажи Хозяину, что я привел к нему своего гостя.
Удди быстро исчез за какой-то дверью и вскоре вернулся.
— Хозяин сказал, чтобы ты сначала зашел один.
— Может, мы не вовремя? — спросил Михаил.
— Харон всегда приходит вовремя, — гордо заявил Таштамиров. — Подожди.
Он вернулся и пригласил:
— Заходи, брат мой!
Но охранник преградил Михаилу путь.
— Извини, командир, но я должен его…
— Это мой гость! — резко оборвал его Харон.
— Извини, командир. — Удди покорно посторонился, пропуская Михаила.
Войдя, Михаил изобразил на лице благоговейный трепет.
— Аллах акбар!
— Аллах акбар, — спокойно ответил Мушмакаев, с интересом глядя на незнакомца. — Как тебя зовут?
— Михаил Гадаев.
— Не сын ли ты достопочтенного Ясы Гадаева?
— Я его племянник.
— Хорошо. Мой самый преданный командир рассказал, какие страдания ты перенес из-за русских, и поручился за тебя.
— Командир Таштамиров очень добр ко мне, — с почтением произнес Михаил.
— Ты побывал в Афганистане?
— Так точно, хозяин! Три года в воздушнодесантных войсках, — вытянувшись по стойке «смирно», четко доложил Михаил.
— А мне хочешь служить? — спросил Мушмакаев, но, заметив пробежавшую по лицу Харона тень, поправился: — Аллаху, Ичкерии и мне?
— Разве я мог мечтать, что меня возьмет к себе сам великий Мушмакаев? — как можно искренней воскликнул Михаил.
— В каком звании ты служил в Афганистане?
— Дослужился до старшего сержанта, хозяин!
— Произвожу тебя в лейтенанты, — важно сказал Мушмакаев, словно только что даровал ему княжеский титул.
— Да не оставит вас Аллах в своих милостях, хозяин!
— Под твоим началом будет пятьдесят человек, из которых ты должен сделать настоящих бойцов.
— И защитников Аллаха, — добавил Харон.
— И защитников Аллаха, — повторил Мушмакаев. — Но сначала нужно чуть-чуть поработать… — Он задумался. — Пока побудешь у меня личным порученцем.
— Готов выполнить любой ваш приказ, хозяин.
— Называй меня полковником.
— Да, полковник.
— У меня сразу же есть для тебя поручение.
— Слушаю, полковник. — Михаил не мигая смотрел на него.
— У нас тут есть одна русская журналистка… Отвезешь ее в Хасавюрт к моему старому приятелю. По дороге захватишь ее «товарищей». А мой приятель знает, что с ними дальше делать…
Михаил с трудом скрыл волнение. Скорее всего, приятель, о котором говорит Мушмакаев, и есть тот самый Лом.
— Проследишь там, — продолжал Мушмакаев, — потом вернешься ко мне и подробно расскажешь.
— Так я и знал! — огорченно воскликнул Харон. — Не успел я встретить отличного воина, как ты забрал его себе. Да еще за столом не дал с ним посидеть.
— Ничего, командир, как только вернусь с задания, мы попируем, — весело сказал Михаил.
— Удди! — крикнул Мушмакаев, и охранник ввалился в комнату. — Ты познакомился с гостем?
— Нет еще.
— Лейтенант Михаил Гадаев. Теперь он мой личный порученец. Ясно?
— Ясно, хозяин, — без особой радости ответил Удди, вероятно, не желая делить с кем-то права на Хозяина.
— Михаил доставит нашу пленницу и ее приятелей в Хасавюрт, к моему другу. Покажешь ему дорогу и поможешь, когда надо. У тебя есть оружие?
— спросил он Гадаева.
— Пока нет.
— Дашь ему пистолет и автомат, — приказал Мушмакаев Удди.
— Спасибо, полковник.
— В добрый путь! Аллах с вами! Вернитесь с хорошими вестями!
— Не беспокойтесь, полковник.
— Запомни пароль: «Я воин Аллаха». Отзыв: «Аллах нам защита».
В отличие от группы Савелия, Воронов с ребятами устроился с меньшим комфортом — в старом полуразрушенном доме. Заметно было, что хозяева покидали свое жилище в спешке: осталась мебель, хоть и старая, но довольно крепкая, матрасы, посуда, повсюду были разбросаны книги и фотографии. Судя по фотографиям, хозяева были русскими.
Ближайшее жилье находилось в паре километров: дом стоял на отшибе. Наткнувшись на него, ребята долго прислушивались, пытаясь определить, есть ли в нем кто-то, потом решили подождать, пока не развиднеется. Когда забрезжил рассвет, они увидели, что в окнах нет стекол, часть крыши обвалилась, кое-где были отметины, какие остаются после обстрела. На всякий случай Воронов приказал Трегубенкову сходить на разведку.
— Будь осторожен: могли заминировать перед уходом, — сказал Андрей.
Отсутствовал Трегубенков довольно долго, а когда вернулся, поднял вверх большой палец.
— Почему так долго? — спросил Андрей.
Трегубенков показал ему гранату Ф-1.
— Они, сволочи, так хитро ее укрепили, что я минут двадцать с ней возился. И подход к колодцу заминировали, гады!
— Больше ничего?
— Были и еще, но с теми я быстро управился.
Они зашли в дом. Найдя кусок фанеры, заложили окно. В сарае обнаружили печку-«буржуйку», но решили топить только по ночам, чтобы дым не привлекал внимания.
После разговора с Савелием Андрей понял, что им придется провести в этом доме два-три дня. Продуктов им хватит, с водой, благодаря Владимиру, тоже будет нормально. Воронова беспокоило другое. Он с ребятами никак пока не мог помочь Савелию.
На следующий день Трегубенков, не выдержав бездействия, предложил отправить его в разведку. Чеченский язык он знает, а потому опасности никакой, зато, возможно, появятся какиенибудь новости. Поразмыслив, Воронов категорически запретил. Он понимал, что любое вмешательство с их стороны может поставить Савелия и его группу в опасное положение.
Чем дольше Людмила Караваева сидела в подвале, куда лишь сквозь небольшую щель в люке проникал свет, а в углах раздавалось мерзкое крысиное попискивание, тем яснее она понимала, что Мушмакаев, несмотря на ее послушание, не собирается держать слово. С каждой минутой надежда ее таяла все больше, но неожиданно люк открылся, и свет хлынул в подвал.
Людмила подняла голову и увидела Удди и какого-то незнакомого парня.
— Я могу спросить… — дрожащим голосом начала Людмила, но Удди оборвал ее:
— Пленным нельзя разговаривать!
— Ей уже все можно, — сказал второй парень по-чеченски.
Пока они шли за пленницей, Удди объяснил Михаилу, что бабу и ее приятелей завтра пустят в расход.
— Ей еще повезло, — добавил он. — Хозяин ее напоил, накормил и трахнул от души. — Он осклабился, но в голосе его слышалась зависть.
— Чего ж повезло, если завтра — в расход? — спросил Михаил.
— Не скажи! С ней еще две бабы было, так по ним сначала все бригадиры прошлись, потом рядовые, а потом их Харону отдали. — Он вдруг поморщился.
— А Харону зачем?
— Так он опыты над неверными ставит! Отрежет им чего-нибудь и время засекает — сколько они потом проживут? А то крови отцедит… Или подвесит бабу за ноги, из вены кровь пустит и ждет, пока та не откинется… Бр-р! — И Удци передернул плечами.
