– Я ищу свою жену, – сказал я сидящей за ноутбуком молоденькой ассистентке. Она медленно, по буквам, считывала с моего паспорта ФИО и набирала их на клавиатуре: «Vatsura Kirill A.»
– У нее ваша фамилия? – спросила она, не отрывая взгляда от монитора.
Я стал гадать, как латинским шрифтом может быть обозначена фамилия Яны. Ассистентка запустила поисковую программу и выжидающе посмотрела на меня.
– Ее фамилия Ненаглядкина, – сказал я.
– Как?
Я склонился над клавиатурой, вежливо оттеснив девушку, и набрал в строке четыре буквы: «Nena»… Когда-то это уже было. Когда-то давно, в прошлой жизни, компьютер центрального агентства воздушных сообщений Побережья отыскивал в своих гигабайтах эту фамилию. «Так это ж не сотрудник, а сотрудница!» – язвительно сказала кассирша Лариса, тогда еще беспричинно ревнуя меня. Женское сердце оказалось чутким барометром. Я снова ищу Яну. Электронные мозги проводят инвентаризацию, отыскивая короткую комбинацию единиц и нулей, пронизавшую мое сердце…
– Нет, дама с такой фамилией у нас не числится, – отвечает ассистентка.
С каждым отрицательным ответом моя воля твердеет, силы увеличиваются, сознание еще более просветляется. Я словно герой компьютерной «стрелялки», который подпитал себя дополнительными процентами жизни. Стеклянные двери распахиваются передо мной, выпуская меня к людям, словно подтверждая мою годность к эксплуатации. С серого темного неба льет дождь. Какое блаженство ощущать на лице его холод! Какое счастье осознавать, что эту маленькую и бесплатную радость бытия может испытать сейчас и Яна! Как же нам найти друг друга?.. Я хлопнул по маленькому кожаному чехлу, болтающемуся на поясном ремне. Что же это я, дитя двадцать первого века, все еще уповаю на записки, обещания и порывы души! Ведь у Яны есть мобильный телефон. Красивый, дорогой, со встроенной цифровой камерой. Почему же я не спросил у нее номер? Почему я, чудила, не сделал самого главного, что механически делает всякий сопливый подросток в отношении первой встречной девочки?
Мне не сразу удалось уговорить таксиста отвезти меня в далекую горную деревушку. Водители кучковались на стоянке, клиентов не искали, о работе не думали и с тревогой обсуждали утренний теракт. Таксист, которому я пообещал триста евро, долго раздумывал, подозрительно оглядывая меня.
Дорога в горы показалась мне длинной и мучительной, как пытка. Я терзал себя вопросом: что будет, если Яны не окажется дома и вообще нигде больше не окажется? Что будет со мной? Как я буду жить? Что буду делать, как буду есть, пить, о чем буду думать и к чему стремиться? Эти вопросы улетали в пустоту, словно луч фонарика в звездное ночное небо. Я попросил у водителя разрешения лечь на заднее сиденье, по-собачьи свернулся на нем и закрыл глаза. Я попытался уснуть, чтобы хоть как-то сократить время. Меня укачивало, мутило, бил озноб. Живительные лекарства, которые мне вкатили в клинике, уже отработали свое, их нельзя было уговорить и заставить работать снова. Водитель включил печку, направил струю теплого воздуха в заднюю часть салона. «Надо терпеть, – думал я. – Надо терпеть… Инквизиция пытала несчастных людей и голодом, и болью, и бессонницей. Оказывается, можно пытать временем, и для этого не надо никаких изуверских приспособлений, никаких специальных станков, клещей и паяльников. Человек может лежать в теплой постели, быть сытым и здоровым, но при этом корчиться в невыносимых муках, и ничто, никакое чудодейство, ни отвага героев, ни смерть злодеев не смогут прекратить эту пытку ожиданием».
Наверное, я все же уснул. Как-то внезапно затих гул мотора, и меня не укачивало более, и водитель уже не держался за баранку, а сидел, повернувшись к приспущенному стеклу, курил и выпускал дым в ночь.
– Что?! – крикнул я, вскакивая и хватая водителя за плечо. – Что случилось?!
– Приехали, – ответил водитель, кивая на тусклые огоньки, лесенкой поднимающиеся по горе, слившейся с черным небом. – Какой дом нужен?
– Не надо… Дальше я пойду пешком.
Пешком потому, что нельзя, мучительно больно торопиться. Это все равно, что горячий стеклянный стакан кинуть в снег. Я буду подходить к дому Яны медленно, шаг за шагом. Я буду беречь свою последнюю надежду, даже если сочтены ее последние минуты. Пусть она дремлет во мне, пусть покоится, пусть угаснет, если этому суждено случиться, медленно и тихо, как сгоревшая до парафиновой лужицы свеча.
Я шел по мокрой дороге, глядя на торцевую стену дома, где не было окон. Я шел и готовился продлить пытку, обманывать себя, подойти к этой слепой и немой стене, сесть на откос и долго-долго упираться спиной в холодные сырые камни, чтобы видеть только черные волны виноградника и крест на горе…
Но не смог, не стерпел. Зашел за угол дома, попятился назад, задрав голову. Сердце затаилось, дыхание остановилось. Все помыслы, желания, молитвы слились в одну стремительную стрелу, стоящую на взводе и готовую пропороть меня насквозь, снизу вверх, до самой середины мозга…
В ее окне горел свет.
Стрела затупилась, сломалась, растворилась, обжигающим спиртом растеклась по жилам. Я выдохнул, освобождая грудь от невыносимой тяжести. Свет в окне – это сладкий пустяк. Это легкое, необязательное обещание пустословного человека. Это копеечный аванс. И все же!
Я забежал во двор, прошел впотьмах под навесом, пиная ногами тугопузые мешки с фасолью, и стал подниматься по лестнице к двери Яны. Странно, что нет арапчонка. Ведь еще не ночь, ему еще рано уходить… Едва расслабившуюся душу снова начало терзать тягостное предчувствие. Увы, чуда не будет. Свет в окне зажгла хозяйка. Наверняка она сейчас собирает в черный пластиковый пакет вещи Яны, подметает и моет пол, снимает с кровати мятые простыни, чтобы застелить свежие, накрахмаленные – для чудаковатых туристов, готовых платить деньги за тишину, парное козье молоко и чистый туманный воздух…
Я приблизился к двери маленькой комнаты, где жила Яна, протянул дрожащие пальцы к ручке и вдруг круто повернулся лицом к горе, к отливающему мокрым агатом кресту. «Господи! – взмолился я, неумело и суетно прикладывая пальцы ко лбу, к животу и плечам. – Дай мне сил выдержать твое испытание!»
И сразу же распахнул дверь.
Яна сидела лицом ко мне и, словно не узнавая, смотрела на меня холодным отчужденным взглядом.
Этот льдистый взгляд, похожий на струйку воздуха из кондиционера, не позволил мне с порога кинуться к девушке. Но какое счастье хлынуло на меня! Пытка временем закончилась, и тут я понял, что у меня совсем не осталось сил и я едва держусь на ногах.
Я подошел к столу, на котором стояла чашка с остывшим чаем, залпом выпил и сел на кровать. Яна не оборачивалась. Только сейчас я понял, что она с напряженным вниманием смотрит телевизор. Шел репортаж об утреннем теракте. Корреспондент взахлеб рассказывал о полутора сотнях погибших и пятистах раненых. Носились спасатели с носилками, медики с капельницами, пожарные. Камера показала крупным планом покореженные вагоны, окутанные клубами дыма, затем трупы, лежащие на насыпи железнодорожного полотна… Я смотрел на все это и не узнавал. На экране место трагедии выглядело совсем не страшным, солнечным, ярким, словно подготовленная пиротехниками съемочная площадка.
Я перевел взгляд на Яну. Руки ее были сжаты в кулаки и лежали на коленях. Шея напряжена, голова чуть подана вперед. Я рассматривал наполовину открытые широким воротом пуловера плечи, бледные нежные щеки и аккуратно уложенные волосы. Я искал самые ничтожные, едва заметные царапинки или ссадины, как ищет алиби для своего подзащитного опытный адвокат, твердо решивший выиграть процесс. Черная юбка была идеально чиста, на босых ногах блестели розовые, ухоженные ноготки. Сапожки на высоком каблуке стояли у двери в идеальном состоянии, словно на витрине обувного магазина.
Мне показалось, что у меня мертвеет лицо, что кожа стягивается, морщинится, словно на нее направили огненную струю паяльной лампы. Чувствуя, что начинаю задыхаться, я шагнул к окну и распахнул створки настежь, высунул голову под дождь… Что же это получается? Что происходит? Она там не была?.. Не хочу, не могу верить…
Тут Яна словно пришла в сознание и услышала, что в комнате кроме нее есть кто-то еще. Она обернулась, глядя на меня глазами, наполненными ожиданием какого-то грядущего кошмара, вскочила на ноги и, прижав руки к груди, воскликнула:
– Ну?! Говори же!! Что с ним?!
– С кем? – уточнил я.
– С Веллсом!!
– Ничего, – ответил я и пожал плечами.
– Где он?
– Должно быть, дома.
Лицо Яны расслабилось. Она бессильно опустила руки и медленно села на стул. Я не мог оторвать от нее своего пытливого взгляда и ждал, когда же она объяснится со мной. Но Яна, кажется, и не собиралась что-либо объяснять. Я клокотал. Она меня обманула? Нет же, нет! Я не хочу принимать такой поворот событий! Воротит от этой поганой истории! Я переделаю сценарий, и будет так, как я хочу, чего жду от жизни, от Яны и самого себя!
