Марзуков что-то бормотал. Даша наклонилась послушать.
– …так и думали, что вы там связались с французами…
– А чем франк хуже марки, петух ты долбаный? – осведомилась Даша самым циничным тоном, на какой была способна. – Так хорошо жилось, а ты мне все поломал, скот…
– Это не я… – пролепетал он. – Это они…
Ну, наконец-то, облегченно вздохнула про себя Даша, сохраняя на лице предельную свирепость. Когда начинают, хныча, сваливать все на других – общение, считай, наладилось, лед тронулся…
– Кто, солнышко мое? Я же, кроме тебя, никого в прицеле не вижу… Они далеко, а тебе задницей рассчитываться приходится. Агеев?
– И Москалец тоже, – сказал Марзуков, потея. – Москалец и есть мозговой центр, а Терминатор стреляет и режет, он ничего другого делать и не умеет, «зеленый берет» хренов… Но в рамках этих задач у него голова, признаю, работает. Только он, по-моему, больной. На голову.
– Да все вы тут больные на голову… – сказала Даша, но, почувствовав, что впадает в совершенно не нужную для дела патетику, резко сменила тон: – Чья это была идея? Я о двадцать пятом кадре.
Марзуков дернулся, жалобно уставился на нее:
– Так вы знаете?..
Флиссак аж подался вперед, навострив уши.
– Доперла в конце концов, – не без законной гордости сказала Даша. – С подсказками, правда, но все равно доперла. Ты сейчас будешь смеяться, но, как мне объяснил самый настоящий доктор медицинских наук, без вашего ЛСД я могла и не додуматься. Вот так… Или додумалась бы, но гораздо позже. А вы мне фантазию расшатали, тормоза сняли… – Она обернулась к напарнику: – Неужели еще не доходит, мон анж? При демонстрации фильма сознание фиксирует лишь двадцать четыре кадра в секунду. Если вмонтировать двадцать пятый, человек не осознает, что он увидел, не вспомнит, если его спросят, – но в подсознании эта информация впечатается намертво. И если это рекламный призыв, у человека появляется неудержимая тяга его выполнить…
– Мон дье! – сказал Флиссак потрясенно, добавил несколько фраз на родном языке. – Все искали нечто электронное, психотронное, коварнейше-сложное… Ну конечно же, двадцать пятый кадр, хрестоматийный опыт американцев еще в конце пятидесятых… «Покупайте попкорн!»
– Ага, – сказала Даша. – Хорошо забытое старое. Тогда после «заряженного» фильма зрители все окрестные ларьки с попкорном повымели подчистую. Сами не понимая, с чего их вдруг потянуло на кукурузу. А если вместо кукурузы предлагают продавать имеющиеся у тебя акции? И непременно определенной фирме? И вдалбливают это часами, неделями… Настойчиво повторяют, должно быть, что акции самые ненадежные, что они вскоре совсем обесценятся и нужно от них поскорее избавиться? Сдается мне, родной папаша поймался на эту штуку. Тут у любой акулы бизнеса поедет крыша, не говоря уж о простом неискушенном народе вроде Лени Залупкова… кстати, у простого народа акций тех четырех предприятий, да и Кангарского, было немало. Вот вам и разгадка, отчего мсье Марзуков устроил студии кабельного телевидения не только в престижных районах, но и там, где живут работяги, мелкие акционеры, курочка по зернышку клюет…
– Но ведь у вас такое воздействие запрещено законом? – сказал француз.
– Ценное наблюдение, – фыркнула Даша. – Вы еще не заметили, что в наших краях есть милая привычка нарушать законы? Насколько я помню, и у вас во Франции есть такая народная традиция, не зря же у Ги Дюруа голова седая? Так что не будем все списывать на нашу сибирскую дикость. – Она отвела пистолет от головы Марзукова и по неистребимой привычке вместо подоконника уселась на край стола. – Давно развлекаетесь?
– Больше года, – убито сказал Марзуков.
– Процентик-то капал приличный?
– Москалец с Агеевым грабастали львиную долю. А я все тратил на Юльку. У нее запросы выше Останкинской телебашни…
Даша оглянулась на стол, где в рамочке стояла цветная фотография белокурой очаровашки:
– А я слышала, она сетует на папочку, не умеющего жить…
– Потому что он все перегоняет за бугор. Черт его знает, что там получится с будущим президентом. Вернее, не перегоняет, ему оттуда же перечисляют…
– Германцы?
– Знаете уже?
– Знаем, – сказала Даша. – Вы в связи с этим никого, милок, заложить не хотите? Самое время.
– Это фон Бреве. Хотя никакой он не фон, и имя какое-то другое, Терминатор однажды обмолвился…
– От немца и получали кассеты?
– Конечно. Они там, у себя, заряжали… А все остальное они разрабатывали втроем – фон Бреве, Москалец и Агеев. Районы компактного сосредоточения мелких акционеров, персоналии крупных.
– А вас на эти военные советы так-таки и не приглашали?
– Приглашали, – нехотя сознался Марзуков. – Но мое дело – насквозь подчиненное. Мне просто говорили, где следует устроить кабельное, даже репертуар фильмов сплошь и рядом они утверждали. Москалец улаживал все с лицензиями и инстанциями – у нас же чиновнички дерут с живого и с мертвого, семь потов прольешь и мешок денег раздашь, если обычным путем… От меня ничего не зависело! Почти что ничего, понимаете?
– Понимаю, – сказала Даша. – Ягненочек среди волков.
– Легко вам издеваться… Думаете, мне самому такое пришло бы в голову?
– Да нет, – сказала Даша, внимательно обозрев его. – Тебе бы не пришло…
– Дела на студии шли из рук вон плохо, другие перехватывали постоянно почти всю рекламу, Юлька от безденежья на стену лезла, кричала, что обязательно разведется. Мне даже стало казаться, что у нее кто-то появился… Хоть в петлю лезь! И тут, когда Юльки дома не было, навещает меня тесть с коньяком. Начинает ходить вокруг да около на мягких лапках. Сначала дальше намеков и не продвинулись…
– А потом ты недвусмысленно дал понять, что готов продать душу дьяволу за звонкую монету?
– Я сказал, что уголовщиной заниматься не буду, но если подвернется что-то чистое, готов…
– Ну да, это не уголовщина, – сказала Даша. – Игра в чику.
– Но ведь это, если вдумчиво разобраться, совершенно безобидно. Вроде МММ. Мавроди не возвращал деньги, а мы за акции расплачивались честно…
– Ну знаешь, еще немного – и я тебе брошусь на шею, рыдать буду от умиления, – сказала Даша. – Экий ты у нас двигатель прогресса… А как насчет всей карусели с кровью и убийствами?
– Это уже Агеев. Я в жизни пальцем никого не тронул…
– Кто убил Сомова?
– Не знаю… Агеев.
– За что?
– Не знаю.
– Почему же тогда знаешь, кто убил?
– Да что вы меня подлавливаете?
– Что-то ты осмелел, дружок, – сказала Даша, поигрывая пистолетом в опасной близости от его лица, вновь побелевшего, как полотно. – Лапшу мне вешать начал… Ну?
– Сомов случайно обнаружил содержимое. К о д. Двадцать пятый кадр. Начал мне намекать, а потом прямо потребовал взять в долю. Я рассказал Агееву…
– За чарочкой словами перебросились? А зачем положили москвичей? У вас ведь с юридической точки зрения все было чисто, права на «Сатанинскую гавань» куплены законно. Чего было бояться?
– Агеев вдруг решил… То есть, я так подозреваю. Некому больше. Меня же не было в Шантарске! Я в Германию летал… за кассетами.
– «Баранов» – это Агеев?
– Агеев.
– А Ольминскую зачем понадобилось убивать?
– Не знаю…
«Врет, – решила Даша. – Не из одного страха потеет, как белый медведь в Африке. И глазки неспроста бегают…»
– Хорошо, а Житенева кто убрал?
– Он же застрелился из Ольгиного «Макара». До «белки» допился, с Сатаной заигрался, ну и…
– А эти так называемые террористы? Случайно они хлопнули, помимо охранника, тех двух? Или тут была своя цель?
– Меня же не было на студии…
Даша ласково спросила:
– Кысик, вот ты кого больше сейчас боишься – меня или Агеева?
«Пожалуй, все-таки Агеева, – ответила она сама себе. – Мы с французом – зло внезапное, новое, мимолетное, а Терминатор, Агеев в жутком ореоле всех смертей – зло устоявшееся, знакомое, свое, насквозь изученное и оттого заслоняющее все прочие угрозы, даже пистолет под носом. Мы пока что грозим словесно, а Терминатор положил кучу народу…»
– Вас…
– Что же ты виляешь, тварь?
Марзуков, собрав, должно быть, всю свою решимость, глянул ей в глаза:
– Если уж пошли такие пляски, пусть каждый отвечает сам за себя. Вы ж, как я понимаю, сейчас не на государство работаете, а на мусью? Давайте полюбовно? Я про убийства ничего не знаю. Это Виталька Агеев. Самый настоящий Терминатор. Будет шагать с улыбочкой и резать с улыбочкой. У меня давно подозрение – ему нравится. Вы ведь вышли на усачевскую фирму…
– Ага. Для чего, кстати, девочки служили? Подбирали компромат на тех, кто ящик не смотрит? И к сатанистам для того же кой-кого затягивали?
– Похоже. Но тут уж целиком Виталькина вотчина… Да, я про Усачева начал. Знаете, почему уехала Ведьма? Она бы и замужем работала, та еще девочка. Из-за Виталия. Он на нее запал, заказал кучу платьев, незамысловатых, вроде ночной рубашки, и каждый раз это платьице резал прямо на ней. Десантным ножом. Она по пьянке проговорилась. Долго резал, по кусочку, на час, бывало, затягивалось. Иначе и трахаться не мог. Она его боялась жутко.
