Даже если "бык" и знал, где обретается Сеитов, побеседовать с ним на эту тему в спокойной обстановке не представлялось возможным – он занимал целый этаж гостиницы, и проникнуть в его апартаменты можно было лишь положив охрану.
Я мог это сделать играючи, так как не видел среди охранников-"качков" достаточно серьезных соперников из бывших сотрудников секретных служб, понимавших толк в жестоких играх, которыми занимались подручные "быка", в основном недалекие пацаны из неблагополучных семей, всплывшие на поверхность из мутных глубин уличного рэкета.
Но ни "бык", ни они мне ничего плохого не сделали, а потому я не хотел их калечить только лишь из-за предположения, что им известно местонахождение Сеитова.
Больше всего меня занимала Анна Исидоровна. Я ее узнал сразу по уверенной манере держаться – какникак секретарь-референт самого босса – и по холодной неприступной красоте; в ней преобладали восточные черты, но изрядно сдобренные славянскими генами.
Внешне она напоминала Снежную Королеву из сказки – невозмутима, бесстрастна и отчаянно одинока. Что касается возраста, то в этом вопросе я терялся: ей можно было дать и двадцать пять лет, и гораздо больше.
Жила она в уютном "спальном" районе Афин на шестом этаже недавно выстроенного дома. На работу ездила в крохотном автомобильчике, похожем на букашку, но с мощным мотором, в чем я убедился, следуя за ней в своем старичке– "саабе".
Никто ее не посещал, ни к кому в гости она не ходила, и самым большим развлечением Анны Исидоровны были походы по магазинам и на овощной рынок.
Деньги у нее водились, и немалые. Похоже, по этой части босс ее не обижал. Но и тратила она их с лихостью. Я не мог видеть ее гардероб, однако думаю, что он напоминал небольшой магазин готовой одежды, – свои наряды Анна Исидоровна меняла каждый день и, сколько я за ней наблюдал, ни разу не повторилась.
Так шли дни, а к Сеитову я не приблизился ни на шаг. Он просто исчез, испарился, и я начал подумывать – не уехал ли он в Россию?
Но тут же отбрасывал такие мысли – на меня шла охота, и он ее здесь возглавлял, а до завершения операции просто обязан находиться там, где "объект".
Значит, он меня просто опасался. Что-то ему было известно обо мне такое, что предполагало высшую степень предосторожности.
Но что именно? Кто я, черт возьми, на самом деле?! Ведь мои преследователи благодаря Попову точно знали, что я потерял память и, по идее, им уже не опасен. Тогда зачем меня травят, как волка, не жалея ни времени, ни средств?
От таких вопросов у меня временами голова шла кругом. И оттого, что я никак не мог найти на них ответы, где-то в подсознании постепенно начала накапливаться озлобленность, с которой я справлялся с большим трудом.
Лазарь уже знал, что я занимаюсь восточными единоборствами, а потому его не удивляли мои утренние медитации, длившиеся иногда по два-три часа. Только так я мог уберечь свой мозг от исподволь подкрадывающегося безумия, грозившего превратить меня в кровожадного монстра.
Я теперь знал наверняка, что в былой жизни мне приходилось убивать людей. Обрывки таких воспоминаний постепенно сшивались в лоскутную картину, особенно перед тем, как ко мне приходил сон.
Пораженный увиденным, я временами превращался в паралитика, неспособного ни двинуть рукой или ногой, ни закричать. Я видел лица, я начал их узнавать, но кто они, как их зовут, не мог вспомнить.
Странно – что касалось мира материального, предметного, тут все мне было ясно и понятно. Я мог даже цитировать выдержки из некоторых, наверное, особо любимых мною книг.
Я вспоминал фильмы, улицы, где когда-то ходил, дома и даже какие-то тюремные сооружения. Но они были мертвы, заброшены, будто людей, их населявших, забрала нечистая сила.
И лишь когда я начинал абстрагироваться, из каких-то космических далей постепенно слетались сверкающие точки, по мере приближения превращающиеся сначала в светлые размытые пятна, а затем в человеческие лики.
Они роились в тумане, иногда совершенно отстраненные, безразличные, а временами угрожающеагрессивные, с открытыми в беззвучных воплях ртами, пикирующими на меня с отчаянной решимостью обреченных.
И я не выдержал напряженного ожидания неизвестно чего. Нужно было идти вабанк, иначе многодневное ничегонеделание, заключающееся в муторно-тоскливом сидении в салоне "сааба", могло ввергнуть меня в безумие…
Вечер накрыл Афины густым туманом осеннего смога. Стояла безветренная погода, и, несмотря на достаточно низкую для греческой столицы в это время года температуру, мне было душно. Я припарковал "сааб" с таким расчетом, чтобы видеть окна квартиры Анны Исидоровны.
Сегодня она не долго плутала по магазинам, часа два, но возвратилась домой, как всегда, с покупками, заполнившими полсалона ее микролитражки.
Я томился в ожидании подходящего момента для визита к секретарю-референту Сеитова, в который раз мысленно прорабатывая возможные варианты.
Обычный путь, через парадное, для меня был заказан – я уже разведал, что в доме есть консьерж, пропускающий посетителей только после телефонного звонка в квартиру. И я не думал, что моя личность способна настолько обаять неприступную "Снежную Королеву", чтобы она запросто могла открыть входную дверь своего жилища.
Скорее, наоборот. А если учесть, что в этом доме проживали и охранники компании, то засветиться необдуманным представлением было верхом глупости.
Оставалось одно – нестандартный вариант.
Живущие на этажах обыватели пребывают в уверенности, что до их высот добраться невозможно. Через дверь – да, но если поставить железную, с надежными замками, то проникновение в квартиру весьма затруднительно, а когда хозяева дома, то и вовсе невозможно.
Разве что взорвать дверь специальным кумулятивным зарядом направленного действия, но ими пользуется только спецназ, и то в крайне редких случаях.
Однако для подготовленного человека проникнуть в квартиру любого высотного здания – задача не из самых трудных. Вариантов хватает: с использованием вертолета, с крыши, при помощи штурмовых лестниц, веревок с крюками, специальных пневмоприсосок, альпинистского снаряжения, со стрелы автокрана… и так далее.
Но все эти способы чересчур шумны и демонстративны. А у меня не было ни малейшего желания обнаружить свое присутствие. Не говоря о том, что и соответствующего оборудования для подъема я не имел.
Оно мне и не было нужно. И я снова мысленно поблагодарил Юнь Чуня…
Наконец обычная вечерняя суета стихла, район обезлюдел, постепенно начали гаснуть окна. Только автомашины – и ни единой живой души. Похоже, как и в родных краях, ночные улицы здесь не совсем безопасны.
Пора. Я закрыл машину и неторопливо, с оглядкой, направился к дому…
Шестой этаж, балкон… Я даже не запыхался. По стене оказалось лезть гораздо легче, нежели по диким скалам Гималаев – различные выступы, архитектурные украшения, швы…
Я карабкался, как огромный паук, прижимаясь всем телом к фасаду; чтобы удержаться на особо опасных участках, сливался со стеной в единое целое, воображая, что центр тяжести моего тела находится в глубине кирпичной кладки; я зримо представлял, как частицы моего тела стремятся просочиться сквозь плиты облицовки, и временами напоминал улитку, ползущую по вертикальной плоскости.
Иногда я зависал на кончиках пальцев, выбирая, куда двигаться дальше, – несмотря на то, что маршрут подъема я определил заранее, по светлому, действительность вносила свои коррективы. Но от подобных гимнастических упражнений особых неудобств не испытывал – так я мог висеть до получаса.
И вот, наконец, я достиг своей цели. Балкон был просторен. На нем свободно размещались два плетенных из лозы кресла и невысокий деревянный стол, изготовленный в кустарной мастерской. Наверное, подобная мебель была "писком" современного дизайна, так как и у Лазаря я видел нечто подобное.
Парапет балкона являл собой не хлипкую сварную конструкцию, как у наших "хрущоб", а прочную фигурную стенку из бетона, по верху отделанную мраморными плитками. Балконная дверь была не заперта, в чем я убедился сразу же.
Это меня порадовало, хотя я имел и набор отмычек – его по моей просьбе изготовили еще в Катманду умельцы Бхагат Синга.
Я заглянул внутрь квартиры. И отпрянул – Анна Исидоровна разгуливала в одних ажурных трусиках. Я, конечно, отдал должное ее фигуре, которая, как и внешность, была безупречной, однако мне почему-то стало неловко, будто я совершил нечто постыдное.
Секретарь-референт Сеитова что-то напевала под тихую музыку и время от времени прикладывалась к высокому стакану.
Комната оказалась гораздо просторнее, чем можно было предположить. Дорогая мягкая мебель, недешевый ковер на полу, модерновые светильники, картины… Анна Исидоровна явно не страдала отсутствием вкуса и наличных денег.
Выбрав момент, когда она скрылась в другой комнате, я тенью скользнул внутрь и спрятался в укромном уголке – у меня не было времени ждать, пока женщина оденется поприличней, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке.
