Покачиваясь на колдобинах, колонна наших машин медленно приближалась к сараю, и я сказал Косте:
- Возьми правее. Остановись в ста метрах от них.
Костя кивнул, и «Лендровер» свернул на кочковатое поле, так и не увидевшее ни одного страуса. Наконец стратегическая точка была достигнута, мы остановились, ребята выбрались из машин, и на поле образовался равносторонний треугольник со сторонами метров по сто, в двух вершинах которого стояли две группы машин и вооруженных людей, а в третьей находился сарай, в котором высокие договаривающиеся стороны должны были обсудить насущные проблемы и решить важные вопросы.
Я вылез из джипа и, пройдя несколько шагов в сторону армии противника, остановился. От стоявших напротив нас людей отделился человек в длинном черном плаще и направился ко мне навстречу. Это, по всей видимости, был Марафет. Раньше я его не видел, и в моей голове мелькнула мысль о том, что, воспользовавшись моей неосведомленностью, он мог отправить на разговор со мной кого-нибудь другого, но тут я услышал, что один из бойцов, стоявших за моей спиной, сказал:
- Ишь какой бодренький, прямо как пять лет назад. Мы тогда с его братками на спор со скалы прыгали.
- Это Марафет? - спросил я, не оборачиваясь.
- Ну а кто же еще! Он и есть. Я его сразу узнал. Я кивнул и пошел навстречу Марафету.
Мы сошлись точно на середине. Остановившись в нескольких шагах друг от друга, мы оба заложили руки за спину и молча посмотрели друг другу в глаза. Марафет был совершенно спокоен, и это немного задело меня. Я рисковал жизнью женщины, любимой женщины, но все-таки не своей жизнью, а вот он… Он должен был понимать, что сейчас на карте стоит его собственная шкура, из которой я при неблагоприятном для него стечении обстоятельств сделаю бубен.
Кивнув, я расстегнул куртку и, подняв ее полы, повернулся вокруг своей оси, чтобы Марафет увидел, что я не вооружен. Он сделал проще. Расстегнув длинный черный плащ, он повел плечами, и плащ, соскользнув, улегся у его ног множеством дорогих складок. Под плащом была черная шелковая рубашка и никаких пистолетов. Молодец, блин, пижон вроде меня, умеет себя показать, отметил я и, кивнув еще раз, повернулся к сараю. Марафет повторил мое движение, и мы слаженно зашагали по кочкам в сторону большого дощатого сооружения, дверь которого была сорвана и висела на одной петле.
В дверях произошла водевильная заминочка, когда мы стали любезно пропускать друг друга вперед, но я, прервав это глупое топтание, шагнул внутрь и огляделся. Большой сарай был абсолютно пуст, в нем не было ни одной вещи, кроме прислоненной к дальней стене сломанной лопаты.
Я прошел на середину сарая и, повернувшись к следовавшему за мной Марафету, остановился.
Он подошел ко мне и, достав из кармана брюк пачку сигарет, сказал:
- Я оставил зажигалку в плаще. У тебя есть?
- Есть, - ответил я, тоже достал сигареты, и мы закурили.
Затянувшись несколько раз и посмотрев на уплывавший вверх дым, нарезанный на полоски узкими солнечными лучами, пробивавшимися сквозь щели между рассохшимися досками, я сказал:
- Заложник у тебя, так что - тебе и говорить.
- Ладно.
Марафет пустил колечко дыма, посмотрел на меня и сказал:
- Козырь в этой игре один, и он у меня. Он помолчал и продолжил:
- Я хочу получить обратно деньги и договориться о том, что мой бизнес останется таким же, как и раньше. Я не хочу портить наши отношения. Это все.
Я засмеялся:
- Во-первых, у нас нет никаких отношений, а во-вторых, если бы они и были, ты безнадежно испортил их, когда убил мальчишку.
- Я не хотел его убивать, мне просто нужно было выяснить, откуда ветер дует. А тот, кто его убил, сам подох, так что…
- Вареный обманул тебя. Это он застрелил Вадика. Вадик в этот момент набрал мой номер, но не успел ничего сказать, зато я слышал по телефону, как Вареный обшаривал его и как он после этого звонил тебе и врал, что Вадика убил Басмач.
- Ну хочешь, я тебе отдам Вареного? Делай с ним, что хочешь.
- Нет, - ответил я, - мне не нужен этот тупой подонок. Мне нужен ты.
Глаза Марафета расширились.
- Мне нужен ты, - повторил я, - а кроме того, я не люблю, когда кто-то берет в заложники моих любимых женщин.
Он открыл рот, но не успел ничего сказать, потому что в этот момент мой правый кулак вылетел вперед со скоростью летящего камня и ударил его в горло.
Марафет вскинул руки и захрипел.
Мой следующий удар пришелся в его левый висок, и я отчетливо услышал, как треснула височная кость. Он поднял руки к голове, и тут я тыльной стороной ладони вбил кости его носа прямо в его жадный мозг.
Он уронил руки и мягко, как упавшее с вешалки пальто, повалился на утоптанный земляной пол.
Я сделал шаг назад и, достав сигареты закурил. При этом я не сводил с него глаз и ждал, что он шевельнется, чтобы добить. Но этого делать не пришлось. Он лежал неподвижно, как вещь, а на его брюках спереди появилось быстро увеличивавшееся мокрое пятно.
Я его убил.
Убил совершенно хладнокровно, следуя плану, который составил для себя еще вчера вечером. Я не сказал о своих намерениях никому, даже Косте, и он сейчас ждал того, что мы с Марафетом выйдем из сарая под ручку, беседуя о погоде и прочих приятных вещах, как и следует двум договорившимся уважаемым людям.
Прости меня, Костя, но - хрен тебе.
С некоторых пор мое отношение к тем, кто берет людей в заложники, резко изменилось, и ни один террорист, попавший ко мне в руки, не мог рассчитывать на благополучное продолжение своей жизни. Я приговорил их всех еще тогда, на Исаакиевской площади, когда посланник Надир-шаха Ахмад показывал мне фильм, который должен был устрашить меня и сделать сговорчивым и послушным.
Марафет лежал на боку, и я толкнул его тело ногой. Он перевалился на спину, и я увидел, что к его широко раскрытым неподвижным глазам прилип какой-то мусор с пола. Ну что же, значит - он точно мертвый, подумал я, повернулся и пошел к двери. Предстоял наиболее ответственный момент операции, но я ни секунды не сомневался в том, что все пройдет как надо.
Выйдя на улицу, я остановился и прищурился.
Когда глаза привыкли к яркому дневному свету, я, не торопясь и засунув руки в брюки, пошел в сторону сгрудившихся вокруг своих машин марафетовских братков, которые даже не подозревали, что их повелитель уже лежит на земле мертвый.
Подойдя к ним, я остановился и, оглядев ничего не понимающих бандитов, сказал:
- Прошу внимания. Во-первых, если кто-то решит стрелять, пусть сперва сосчитает хотя бы до пяти. Ситуация такова, что поспешные импульсивные действия могут повредить всем.
Они смотрели на меня и молчали.
- Марафет мертв. Я только что убил его голыми руками. Все честно.
Они зашевелились и загалдели, глядя то на меня, то друг на друга, но ни один из множества стволов, которые они держали в руках, не направился в мою сторону.
- Тихо! - Я поднял руку, как на митинге. Братва заткнулась.
- Теперь тот из вас, кто хочет заниматься делами и дальше, будет со мной. Те, кому это не подходит, могут уйти и даже унести с собой свое оружие. Преследования не будет.
Я замолчал и, строго оглядев стоящую передо мной небольшую толпу братков, завершил свою речь:
- Со всеми вопросами к моему помощнику. Обернувшись, я жестом подозвал Костю, и он, держа в руке «магнум», подошел ко мне.
- Ствол можешь убрать, - сказал я ему так, чтобы мои слова услышали все.
Он засунул пистолет в кобуру и, улыбнувшись браткам, сказал:
- Это и к вам относится, между прочим. Оружие постепенно исчезло, и Костя, продолжая дружелюбно улыбаться, спросил:
- Бригадир-то кто?
Из толпы выбрался рослый широкий парень со сломанным носом и, хмуро глядя на Костю, сказал:
- Ну я бригадир…
- Меня зовут Костей, - сказал Костя. - А тебя?
- Кувалда.
- Да я не погонялово спрашиваю, ты мне имя свое скажи.
- Имя… Альберт, - сказал Кувалда и застеснялся.
- Очень приятно, - ответил Костя и протянул ему руку.
Я посмотрел на них и обратился к Альберту:
- Первое, что тебе нужно сделать, - немедленно освободить женщину, которая у вас там в заложниках. Возьми своих и моих людей и - мухой! И чтобы ни один волос! Жизнью ответишь.
Альберт кивнул и повернулся к Косте, а я сказал:
- Что-то я утомился сегодня. Вы тут разбирайтесь, а я поехал в Джексонвилль. Риту привезете туда.
Костя хотел что-то спросить, но я остановил его жестом:
- Потом. Все - потом. И пошел к машинам.
Мне хотелось остаться одному и переварить все то, что произошло за последние несколько дней. А потом меня ждала встреча с Ритой, и я хотел…
В общем, я много чего хотел.
Но больше всего я хотел забраться в ванну и до скрипа отмыть руки, которыми только что убил Марафета, посмевшего прикоснуться к моей…
Эпилог
