Ознакомительная версия.
Ленивые сержанты уже поднимались на испачканном кровью лифте, когда я на непослушных ногах спускался по лестнице. Когда я служил срочную на границе, тогда было такое же ощущение. Дилетанты говорят, что самое трудное – подъем в гору. Ничего подобного. Тот, кто жил в горах, знает, что самое тяжелое – спуск с нее. Когда ты уже побывал наверху и вся усталость, которую ты терпел, сжав зубы, поневоле входит в каждую клетку твоего тела.
Виолетта осталась с Вадимом. Сейчас будут протоколы-допросы, опознания-показания… Через некоторое время, по информации платного стукача из какой-нибудь дежурной службы РОВД, на место происшествия прибудут телевизионщики. «Мы находимся у дверей квартиры, где только что произошла перестрелка бандитов с сотрудниками правоохранительных органов…» Судью Струге они там уже не застанут.
Вот и проявил себя спокойный молчаливый Пермяков. Мой бывший однокурсник, следователь транспортной прокуратуры по особо важным делам. Он вышел навстречу негодяям, потому что знал – он обязан выйти. И ничто его не остановило. Ни страх, ни боль. Воистину – чем ночь темней, тем звезды ярче. Каждый в минуту смертельной опасности выворачивает наизнанку все свое существо.
Я шел по улице и вряд ли понимал, куда меня ведут ноги. Кажется, Вадим сказал, чтобы я ехал к нему домой. Сунув руку в карман, я убедился, что прав. Там лежали ключи от квартиры.
Легкое чувство сумасшествия овладело мной. Один и тот же день повторялся и повторялся, словно у бога Времени иссякла фантазия. Менялись эпизоды, но суть оставалась та же. Я ищу Ступицына и Гурова. А они уходят, как песок сквозь пальцы, вопреки всем моим мольбам и желаниям. Для меня приближается судный день. Утро третьего января, когда я войду в суд, в свой кабинет. Возможно, что именно в тот же день я отвечу за все свои прегрешения перед долгом СУДЬИ. А в чем он заключается? Вершить правосудие, восстанавливать справедливость и защищать закон. И ничего более. Триединое понимание судейского долга. А в каком из этих постулатов я проявил преступный умысел или корысть? Меня можно наказать, если судом будет доказано, что я вынес заведомо неправосудное решение. Но где, в какой точке я переступил Закон? Ответ на этот вопрос знаем только мы с Лукиным. Я не виновен. Ни разу за все эти дни я не преступил черту, разделяющую судью и подлеца.
А Ступицын и Гурон приобрели в моем и Пащенко лице двух кровников. Это та форма мести, которая преследуется Законом особо строго. Ведомые беспределом, они загнали себя в угол. Им нет выхода из города, они потеряли Рольфа, теперь лишились Виолетты. Мосты сожжены, узел разрублен. Осталось одно – животное чувство самосохранения. Но это чувство волка, офлажкованного со всех четырех сторон. Теперь они даже внешне начнут превращаться в животных. Бессонные ночи, невозможность помыться и побриться изменят их облик. Теперь толпа им не нужна. Тот истеричный малый с простреленной мною ногой в руках районных оперов. Они остались вдвоем, и это для них самый оптимальный вариант. Я очень не хочу, чтобы с ними что-то произошло. И отгоняю мысль о том, что кого-то из них застрелят во время задержания. Я хочу увидеть их за решеткой, как опасных зверей, в зале суда. Не факт, что они получат то, что заработали. Мне нужны их глаза, тоскующие по воле…
С неба валил густой пушистый снег. Он опускался на землю вертикально, как сотканное полотно. Словно и не было того ветра, что раскачивал стоящего на перилах балкона Пермякова.
Когда я входил в квартиру Вадима, я был похож на Санта-Клауса. Забытье было настолько велико, что я даже не додумался отряхнуть одежду. Вздохнув, я повесил дубленку на вешалку и прошел в кухню. В холодильнике оставалось полбутылки водки. Ее я и влил в себя в три приема, уже сидя на диване.
Где эти неуловимые сволочи? Сейчас, когда Ступицын остался не у дел, они лишены главного – информации. А значит, возможности предугадывать и просчитывать шаги противника. Противник – я. Как бы то ни было, самую страшную угрозу сейчас для них представляет не Пащенко со своим аппаратом, не Земцов и не божья кара. Я. Как свидетель почти всех их преступлений за последние три недели. Точно такую же опасность я представляю и для Лукина. Клянусь, когда председатель Областного суда впрягался в эту повозку, он даже не представлял, что обеими ногами ступает в дырку деревенского туалета! Зная осторожного Лукина, я могу с уверенностью это утверждать! Может, его изнанка и не вывернулась, если бы не новенький халявный «Форд» да пара строящихся особняков. Однако его звезда в этой ночи воссияла. Яркая, с ореолом цвета детского поноса! Акела промахнулся…
Вадим появился около десяти часов вечера. За это время я успел отоспаться и привести свой вид в порядок. Целый час я мылся, брился и скоблился под душем. Сообразив, что было бы неплохо переодеться, я облачился в чистые брюки и рубашку прокурора. Хорошо у меня проходит отпуск!
– Он будет жить, – то ли надеясь на чудо, то ли обманывая себя и меня, с порога произнес Вадим. – Операция сделана, состояние стабильно тяжелое. Но ведь не умер же он за все эти часы?! Значит, не умрет и сейчас!..
Не обнаружив в холодильнике спиртного, он предложил:
– Пошли в какой-нибудь бар. Посидим.
– Как-то раз я с тобой в бар уже сходил, – заметил я. – При совершенно аналогичных обстоятельствах. Впрочем, вне привычных стен всегда думается лучше…
Мы вернулись из рюмочной около часу ночи. Пришлось, во избежание случайных встреч, «сидеть» на другом конце города, где среди полупьяной братвы и романтических разговоров никто не узнал бы в нас судью и прокурора. Поэтому возвращение и было столь поздним. Расслабление, на которое возлагались большие надежды, связанные с употреблением алкоголя, не приходило. Как не приходило и чувство опьянения. Такое впечатление, что мы выпили не пять раз по «сто», а по несколько пакетов молока. Чувство усталости и напряжения, что увозили мы с собой в ночь, мы привезли с собой обратно вместе с бутылкой рома. Стыдно признаться, но хотелось напиться до поросячьего визга и хотя бы на минуту позабыть обо всех проблемах. Если кто-то думает, что СУДЬИ падают на Землю с неба, по распределению всевышнего, то он очень сильно заблуждается. СУДЬИ выползают наверх из грязи, попадая в еще более густую, профессионально замешанную грязь. СУДЬИ – не от бога, они – от земли. Только многие из НАС забывают, откуда они выползли. А некоторые даже не понимают – во имя чего…
Ром – не водка. Он бьет по голове своими пятьюдесятью градусами с той же силой, с какой бьет палкой взбесившегося фаната милиционер. Чувство тяжести, постоянные разговоры о Пермякове и Шилкове придавили меня к дивану, как рюкзаком. Досада от того, что двое подонков продолжают утаптывать в городе снег, придавала этим ощущениям особый оттенок. Если это то, чего я добивался, пытаясь заглушить боль алкоголем, то я был очень неправ…
Воскресное утро застало меня врасплох. В ванной, как морж, фыркал Пащенко. Он подставлял свое спортивное тело под мощные струи холодной воды и смывал вчерашнюю минутную слабость. Дождавшись появления свежего прокурора, я занял его место под душем.
За завтраком были подведены итоги прожитого дня. Фрейлейн Штефаниц, которой в прокуратуру вызывали врача, пришла в себя и наплела следователю жуткую историю о похищении с последующим выкупом. Ни слова о тайне семьи. А что ей оставалось делать? Рассказ с похищением выглядел правдоподобно. Она – богатая наследница из уважаемой в Германии семьи. После ма-а-аленьких угроз и нескольких подзатыльников она согласилась связаться с родственниками в Дрездене и попросить ма-а-а-аленькую сумму в виде двух миллионов долларов, как залог своего успешного возвращения на Родину. И ни слова о Маркусе. Не упомянула она и меня. Откачка врачами ей не пошла на пользу. Теперь, когда она избежала казематной скуки в каком-нибудь подвале и периодических избиений, к ней снова вернулась надежда вернуть собаку в Германию. Интересно, эта сучка представляет, сколько человек из-за нее уже лишились жизни и сколько еще лишатся?!
Ей на все наплевать. Был бы готов к воспроизводству Маркус! Чем она отличается от Гурона и Ступицына? Та же жажда денег и стабильного процветания за счет чужой крови. Уж не преувеличиваю ли я? Нужно об этом обязательно спросить Лукина. Он у нас лучше всех в области знает Закон. Потому и поставлен самым главным законником. Председатель «в законе»…
Подстреленный в попу отморозок, лежа на животе в лазарете СИЗО, с готовностью давал показания и был счастлив от того, что жив. Он-то и рассказал, что Ступицын передал Лере тысячу долларов и велел месяц не появляться в городе. Собранные нами по крупицам сведения о деятельности Гурова и Ступицына превратились в обширный и официальный следственный материал. Объявлять их в федеральный розыск никто не станет – они не допрошены. Однако даже обывателям Тернова, далеким от его криминальной жизни, стало ясно, что на ногах вся милиция. Фотографии Гурона и Ступицына не сходили с телевизионных экранов. Когда уходит надежда, тогда за поимку преступников назначается награда. Раньше этим занимались потерпевшие, а умелые сыскари, разыскав жуликов, использовали награду для ремонта кабинетов и приобретения дорогостоящих средств связи. Время идет, меняются руководители, умелые сыскари уходят на пенсию. Им на смену приходят другие. Но не очень умелые, ибо как понять такое заявление начальника ГУВД области: «За информацию о местонахождении Гурова и Ступицына объявляется награда в сто тысяч рублей»? Что поделать… Теперь милиция платит посторонним людям за поимку бандитов. То есть – за свою работу. Это после заявления министра внутренних дел о приеме на работу в органы исключительно на конкурсной основе. Интересно посмотреть на тех, кто не прошел по конкурсу…
Ознакомительная версия.
