Основную проблему составляло оружие. Все остальное, кроме недавно купленной сумки, было родным, американским. В сумке прятать оружие нельзя. Такие продаются в универмаге напротив и, возможно, если оружие обнаружат, продавщица сможет вспомнить, кто в ближайшее время покупал такую. Значит все в той же хламидке, прихваченной в пашкиной квартире.
При мысли о Пашке Ника передернуло. Как там было все? Пытали ли? Как этот большой, но укороченный войной человек встретил смерть? От неизвестности Ника даже слегка замутило, тем более, что отчасти он считал себя виновником произошедшего. Ни на секунду не посетила его мысль, сказал ли что-нибудь Пашка убивавшим его людям. В том, что тот молчал, Ник был совершенно уверен.
Совсем без оружия действовать не хотелось, но по условиям сегодняшней игры у Ника оружия быть не должно. Он с сожалением сложил в тряпицу пистолет, обойму и «узи». Пустой магазин от него он выкинул в мусорный бак утром. Оставался еще один полный и его расчеты дальнейших действий основывались на том, что он полон. На «Макарова» в настоящем бою надежды было мало. В конечном счете это было настоящее «офицерское» оружие: дезертира пристрелить или любовника, с которым застукал свою жену, но не больше.
Ник выглянул в коридор. Тот был пуст. Он прихватил пакет, сунул его подмышку и направился к запертой двери запасной лестницы. Как он и предполагал, висячий замок был игрушкой, чистой психотерапией для навесившего его. Он ковырнул его проволочкой и тот с удовольствием открылся.
На лестнице было тревожно тихо, и осознание того, что все выходы на нее заперты, делало обычные пролеты вверх и вниз таинственными. Тут же висел и красный ящик с намалеванными по трафарету буквами «ПК». Но в этот ящик Ник решил оружие не прятать. Он тихо спустился на этаж ниже и вложил сверток в такой же шкаф, но на шестом этаже.
После этогоподнялся, зашел ненадолго в номер, и отправился фланировать по гостинице. Он изучил весь свой этаж, затем спустился ниже, на нужный шестой. Прошелся к бару. Он не глядел по сторонам, но чутко оценивал все: наличие ковра на полу, выключателей на стенах.
Со стороны могло показаться, что меланхоличный американец просто прогуливается, размышляя над чем-то своим. Вот, зашел в туалет. Теперь ясна причина его задумчивости…
В туалете, ближайшем от валютного бара, Ник, убедившись, что он тут один в этот еще ранний для настоящей гульбы час, немедленно подошел к окну и, помогая себе прихваченым ножом, заставил его открыться. Затем закрыл снова, предварительно вывинтив замочки, но ручки оставив па месте. Замочки и шурупчики завернул в клочок туалетной бумаги и сунул в карман. Их надо было выкинуть где-нибудь в другом месте. После этого в замазанном краской стекле он расчистил небольшой, с пятачок, участок,
Туалег состоял из двух комнат. В первой умывальники, допотопные. аппараты для сушки рук и там же окно, во второй— три кабинки и несколько писсуаров.
Все было готово. Только нужен был предлог для короткого отсутствия. Не долго думая, Ник спустился в валютный киоск на первом этаже и присмотрел довольно изящные женские часики на тонком витом кожаном ремешке.
Попросив продавщицу оформить коробочку «как подарок», что она весьма неумело сделала, Ник расплатился, сунул сверток в карман и вернулся в свой номер.
Там он не стал отдыхать. Он разделся, сел в позу лотоса и начал сосредотачиваться. Сегодня ему должны были потребоваться почти все имеющиеся у него силы.
* * *
Первым Железяка вызвал Костю.
Когда того привели, лейтенант кивком велел усадить, его на стул, а сам сел на стол напротив.
— Плохая это примета, на столе сидеть, — заметил Костя, когда охранник вышел.
— А шляпу на кровать бросать можно? — спросил Железяка.
— Чего? — не понял Костя.
— Да ну. Ничего-то ты, Костик, в приметах не понимаешь. Я сейчас могу на голову встать, однако точно знаю, что плохая примета это сидеть на стуле. Вот так, как ты сейчас сидишь. И любая, самая примитивная гадалка, нагадала бы тебе сейчас пустые хлопоты и долгую дорогу в казенный дом. И ни одной дамы, а все больше королей со злым, недобрым умыслом. Ты такой парень спортивный, фигура хорошая… Никогда не думал сексуальную ориентацию сменить?
— Чего? — опять не понял Костя.
— Да ничего, — озлившись рявкнул Мухин. — Соучастие в убийстве тебе светит, касатик. Знаешь, почем сейчас идет в убийстве посоучаствовать?
— В каком убийстве? — довольно искренно удивился Костик. — Ну, велели мне с тремя лбами по городу покататься. Сначала в квартиру какую-то заезжали, потом в пансионат. Я из машины и не вылазил. Сидел себе за баранкой. Эти трое вышли, а минут двадцать спустя один прибегает, глаза — что твой тринитрон-электроник с плоским экраном, — «Поехали, — кричит. — Поехали…»
— Ну и ты поехал.
— А что? Поехал. Машина, кстати, моя, не ворованная. Документы на меня, права в порядке… Когда гаишники тормозить начали, этот завелся — страсть. Чуть не придушил меня совсем. А чего мне не остановиться? Машина моя, не пьяный, права не купленные…
— Ага, — кивнул головой Железяка. — Техпаспорт в порядке. Слышали.
Он закурил, печально глядя на Коетика.
— Только пока ты за баранкой дремал, эта троица человека порешила. Так что, Костик, чуточку я к тебе с советом припозднился.
На самом деле Железяка знал, что отпустит этого парня. Прямо сейчас, минут через десять и отпустит. Но хотелось ему его испугать, чтобы впредь неповадно было. Он даже вспомнил воспитательные методы полковника по отношению к собственному сыну.
— Ты чего, металлист? — Костик оробел. — Ты же меня знаешь, я же в завязку уходить собирался. Да и вообще ничего серьезного на мне нет…
— Это до сих пор не было, — заметил лейтенант. — А теперь, как я и предполагал, в мокрятину ты вляпался. Да еще и в особо жестоких формах.
Если бы не поджимающее время, Мухин выжал бы Костика как тряпочку и только тогда уже отпустил. Но сейчас он комкал воспитательный разговор, переходя сразу к тому, что его интересовало.
— Короче, Костик, кто Близнецов мочит?
— Я-то почем знаю! Я вообще все время в гараже, на виду… На меня тебе этого не повесить…
— Костик, Костик!.. Ты совсем головой слаб стал? Там профессионалы работают высочайшего класса. Да ты и зуб-то толком выбить не сумеешь, а туда же… Нет, меня версии интересуют. Какие слухи ходят, кто?
— Не знаю — немного успокоился Костик. — Разное говорят. Сначала на соседей думали. Но уж больно круто. На тебя грешили. Но кто-то из твоих коллег стукнул, дескать, нет. Про контрразведку, гадали. Только для КГБ Близнецы мелковаты. Если, конечно, ни во что серьезное не вписались…
— А не вписались?
— Нет. Сами как в воду окунутые.
— А Младший сегодня в бар собирался?
— Не знаю. Да я его и не возил никогда. Машина-то у меня так, на извоз. Ящик возьми, ящик отвези, паренька на вокзал закинь… Он-то на «понтиаке» разъезжает.
— Ладно, ступай в камеру. И запомни, про наши отношения — никому, а то удавят. И ментам не вздумай тявкнуть. Завтра я тебя на допрос вызову, ты мне все как сегодня расскажешь. Ты в этом гараже на работе числишься?
— Ну, по договору…
— Бумажка есть?
— Какая?
— Договор, мать твою!
— Есть где-то… А что?
— Кто тебя послал с этой троицей ездить?
— Бугор. Меньшиков. Да ты его знаешь…
— Знаю. Ступай в камеру. Сейчас у меня времени нет, а завтра отпущу.
Костик явно повеселел, но перспектива камеры его несколько расстраивала:
— Железяк, отпусти сегодня, а? Там в камере тараканы здоровущие, а я их терпеть не могу. Отпусти, а?
— Конвой! — крикнул Железяка, на Костика ни малейшего внимания не обращая. — Этого в камеру, другого ко мне. Только побыстрей, сержант…
* * *
Железяка глянул на часы. Время пожимало. Было самое начало десятого. Он лихорадочно закурил опять и посетовал на себя за то, что так долго возился с Костиком. Быстрее надо было, быстрее.
Чутье подсказывало ему, что времени на поимку убийц у него в обрез. Сегодняшний вечер мог стать точкой, в которой они могли бы встретиться. А он уходил, ускользал…
Наконец, привели второго. Тот развязно уселся на стул и вытянул ноги. Только что на пол не сплюнул. Его уже идентифицировали, и шел он сразу по трем статьям. Он это знал или догадывался, поэтому к разговору был явно не расположен.
Такого типа штрихи, как этот, Железяку раздражали и ему было тяжело с ними разговаривать. Тупые и наглые, они демонстрировали свой гонор, и только.
— Тебя как звать-то, болезный? — спросил лейтенант. Блатной без выражения посмотрел на него и отвел
в молчании глаза.
— Эх, — искренне пожалел лейтенант;—Не я тебя брал. А то бы ты со мной повежливей был. Ну да и сейчас не поздно…
