Однако Ласситер был преисполнен решимости вытянуть из сестрицы Матильды все, что возможно, хотя бы ради того, чтобы не встречаться с ней еще раз.
– Почему вас вдруг стали бы подозревать?
– Сестра меня предала. Мы много лет вели здесь исполненную гармонии жизнь. Я рисовала картины, она писала книги. Мы были счастливы, пока у нее не возникла абсурдная идея завести ребенка.
– Вы не одобряли ее?
– Конечно же, нет и даже попросила Матильду подыскать себе собственное жилище. И правильно сделала! После рождения сына – Мартина – Тилли стала кудахтать над ним как курица. Она толковала только о подгузниках, груднице, игрушках и о том, как приготовить еду своему дитяти. Интеллектуальные беседы ее просто перестали интересовать. – Она вдруг умолкла и покраснела. – Все кончено. Я перестала скорбеть и желаю вам того же, мистер Ласситер. Теперь, если вы не возражаете… – Она выразительно посмотрела на дверь.
По пути к выходу Ласситер неожиданно остановился.
– Вы, случайно, не знаете, в какую клинику она обращалась?
– Господи, – вздохнула Хонор, – не помню совершенно. Это были настоящие паломничества. Матильда ездила в Штаты, в дюжину других стран и, вы не поверите, даже в Дубаи. Все время говорила о плотности спермы и овуляционных циклах. – Она даже сморщилась от отвращения. – Матильда постоянно измеряла температуру влагалища и сообщала об этом.
– А в Италию она ездила? – спросил Ласситер уже в дверях. – Человек, убивший мою сестру, – итальянец.
– Не знаю. Между нами были не очень-то теплые отношения. А теперь прошу вас. У меня назначена встреча.
Дверь со стуком захлопнулась.
– Вот сучка, – бросил Рой. – Она, наверное, их и прикончила.
Лучшая подруга Матильды Гендерсон жила на другом берегу Темзы, в южном Лондоне. Рой с боем пробивался через забитые машинами улицы, отчаянно давя на клаксон, а когда они наконец миновали мост Хаммерсмит, в автомобиле зазвонил телефон.
– Вот скотина! – выпалил Рой, поднял трубку и, послушав некоторое время, произнес успокоительным тоном: – Имел я их всех. Позвони через час.
Оказалось, что у его сотрудника, ведущего расследование в Лидсе, возникли сложности с местной полицией, и Рой, высадив Ласситера, тотчас укатил.
Барнс оказался сельским оазисом, вторгнувшимся в черту города. Там имелись пруд с утками и поле для игры в крикет. Дом Кары Бейкер представлял внушительное кирпичное сооружение; по границам владения шла живая изгородь из самшита, а пара маленьких львов с розовыми ленточками на шеях охраняла вход, забравшись на вершины столбов по обе стороны от калитки.
Открывшая дверь женщина ничуть не была похожа на Хонор Гендерсон, а ее дом служил полной противоположностью анемичному обиталищу в Челси. Каре Бейкер едва перевалило за тридцать, и она оказалась красавицей с растрепанной гривой рыжих вьющихся волос, голубыми глазами и соблазнительно пышным телом – настоящей мечтой мальчишки-тинейджера.
Обстановка дома показалась Ласситеру буйной и эклектичной. Предметы антиквариата беззаботно делили пространство с образцами модерна. На полированных полах лежали старинные восточные ковры, комнаты украшали произведения искусства всех стран и эпох. Сплетенные из еловых веточек и уже теряющие иглы гирлянды свисали спиралями с потолка в гостиной и обвивали перила ведущей на второй этаж лестницы.
Вокруг царил беспорядок – на столах и каминной полке были разбросаны журналы и книги, чашки и тарелки, шляпки и перчатки. В мягком кресле удобно расположилась грелка из красной резины, а пакет чипсов лежал на вращающемся табурете рядом с пианино.
Кара извинилась за беспорядок, остановилась, сбросила туфли и, оставшись в чулках, двинулась впереди гостя.
– Чашечку кофе?
Ласситер прошел следом за ней на кухню – огромную комнату с рядом дверей, вырубленных в одной стене. Он сел за старинный деревенский стол, а Кара принялась готовить кофе.
– Значит, вы виделись с Хонор?
– Да, но она не очень-то мне помогла.
– Бедняжка Хонни, – произнесла Кара со вздохом. – Изображает жестокосердную ведьму, а на самом деле вне себя от горя. Я за нее очень беспокоюсь.
– Значит, она ввела меня в заблуждение? – не очень уверенно произнес Ласситер.
– О, я-то знаю, какой стервозной она может быть. Но поверьте мне, Тилз – Матильда была единственным существом, которое Хонор любила. Ну и Мартина, конечно.
Ласситер поднял голову.
– Мне она говорила совсем противоположное.
Зазвонил таймер. Кара готовила кофе в кофеварке «эспрессо», нажимая на рычаг ровно и очень умело.
– Чушь, – бросила она, передвигая чашки. – Именно из-за ее поведения я и беспокоюсь. Вы видели ее дом и не могли не заметить, насколько сдержанна она сама. Хонор заставляет себя держаться подобным образом. Подождите, я покажу вам ее рисунки.
Поставив на стол поднос с двумя щербатыми кружками, фаянсовой сахарницей и картонным пакетом сливок, Кара отошла к дальней стене и вернулась с рамкой, в которую был заключен выполненный пером рисунок Пиккадилли.
– Только взгляните, – сказала она, указывая на картину. – По-моему, в этом – вся Хонни. Такое занудство встречается крайне редко.
Хонор Гендерсон изобразила одну из самых известных площадей мира. Композиция рисунка была великолепной, техника исполнения безукоризненной, угол зрения захватывающим. Однако городской пейзаж был передан с точностью до детали – ни одна не была упущена, – что мгновенно превращало произведение искусства в безжизненную фотографию.
– Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать, – промолвил Ласситер.
Кара помешала кофе пальчиком.
– Хонор относится к типу людей, которые, как утверждают психотерапевты, «отказываются» воспринимать реальность. Однако сейчас она отрицает не сам факт смерти Тилли и Мартина, а лишь то, что этот факт ее трогает. Ей плевать, поэтому их гибель не имеет значения. Ее как бы не существует.
Она отпила кофе и застонала от удовольствия. Кофе оказался очень хорошим, а сама Кара Бейкер весьма соблазнительной, но Ласситера абсолютно не интересовали ее прелести, и это его беспокоило, ведь, как правило, женщинами такого типа он хотел обладать. Сейчас влечение было лишь интеллектуальным, а не физическим.
– Хм-м, – протянула Кара, держа кружку обеими руками и вопросительно глядя на собеседника. Она явно ждала, когда он наконец заговорит.
– Хонор заявила, что из-за ребенка вышибла Матильду из дома, – промолвил Ласситер. – Сказала, что когда сестра забеременела, между ними наступил разрыв.
– Че-пу-ха, – произнесла Кара. – Хонор была просто потрясена перспективой появления младенца. Она часами изучала новейшие технологии искусственного оплодотворения, она сравнивала достоинства различных клиник и делала всю работу за Тилз, обзванивая докторов, наблюдая за приемом лекарств и диетой. Одним словом, вся забота лежала на ней.
– Это совсем не та женщина, которую я видел, – покачивая головой, заметил Ласситер.
– Послушайте, вы можете мне не верить, однако не верить Тилз просто глупо. – Кара подалась вперед. – В своем завещании она назначила Хонор опекуншей Мартина. Что же касается переезда… то эта идея целиком принадлежала Тилз. Она боялась, что из-за младенца Хонор не сможет работать. Они подыскивали себе загородный дом для совместных уик-эндов. Но тут… – Кара неожиданно замолчала и шмыгнула носом. – Простите. Мне так не хватает Тилз. Мы дружили всю жизнь, с раннего детства, и мечтали сохранить дружбу, став престарелыми дамами. Такими, которые носят нелепые шляпки и живут в Провансе или Тоскане, или…
После этих слов Кара потеряла над собой контроль и зарыдала. Закрыв лицо ладонями, она выбежала из кухни, пробормотав:
– Простите… Извините… Я скоро вернусь.
Ласситер вздохнул и задумался о характере своей беседы с Карой Бейкер. Они зациклились на отношениях сестер Гендерсон. Следует перевести разговор на то, что его действительно интересует. Надо спросить, почему и кто, по мнению Кары, мог убить Матильду и Мартина, поинтересоваться подозреваемыми и слухами. Со своей стороны, следует рассказать о Кэти и Брэндоне – не обнаружит ли она чего-либо общего между своей подругой и его сестрой.
