Ознакомительная версия.
Она наклонилась над ним и поцеловала.
Сейчас он спал, пройдет совсем немного времени, и она спросит его обо всех этих нелепостях, и они вместе посмеются. А о ночном происшествии ни он, ни она никогда не вспомнят.
Да, все скоро станет на свои места, и он еще поможет Антону, она не сомневалась в этом. В конце концов, Светлана попросит его. Неужели он откажет ей в помощи? Никогда. Она та, которую он так долго ждал. Это не она придумала, и слова были не хмельные. Они произносились горячо и в то же время трепетно. Они составляли такой контраст, что он возбуждал обоих: ее прямые черные волосы и его с проседью; морщинки под глазами и на лбу у него и абсолютно гладкая кожа на ее лице; слегка за сорок его и двадцать с небольшим ее…
Тигр и ягненок.
Молчание ягненка по… Дробову.
Покорность ягненка.
Сейчас он спит.
Она подула в его висок, он слегка поморщился.
– Вставай…
Ей было приятно будить его. Он сильнее и все же подчинится ей. Скоро он проснется.
– Вставай… Слышишь? Мне. Нужна. Твоя. Помощь.
Он открыл глаза и улыбнулся ей.
Светлана снова подула в висок. Он уже не спал. Однако план, разработанный ею для окончательного пробуждения, провалился вместе с трескотней будильника. Это был старый будильник, который каждый день нужно заводить до боли в пальцах от сильной пружины.
Светлана не пыталась скрыть своего разочарования, отчего он неожиданно рассмеялся.
Она увидела на тумбочке свои очки и тут же нацепила их. Потом сняла, чувствуя себя неловко: голая, хоть и под простыней, но в очках.
Мысли путались в голове. Она хотела о чем-то спросить его. Только вот о чем? Так, кажется…
В реальный мир ее вернул голос Григория, который позвал ее уже откуда-то из глубины квартиры.
– Света!
Собственное имя, подобно мячику, заскакало у нее в голове: пум-пум, пум-пум.
– Да. – Она вложила в это слово все: все нежные интонации, какие только могла воспроизвести голосом. Сама Светлана не решалась назвать генерала по имени. Оно было хоть и не таким уж старомодным, но несколько неудобным при обращении к любимому, ну… или близкому человеку. Григорий – слишком официально, можно употреблять только днем, но никак не ранним утром при пробуждении или поздним вечером. Гриша – вообще никуда не годилось. В этом варианте она чувствовала неполноценность – таково было ее мнение. Она даже прошептала, для пробы: «Доброе утро, Гриша». Невольно рифмовалось с «крышей». Она хихикнула. Генерал имел такое имя, которое вообще нельзя произносить в подобных ситуациях.
Он позвал ее еще раз.
Светлана снова ответила односложно.
Он показался на пороге комнаты с белыми губами от зубной пасты.
– У меня к тебе просьба, – Григорий вытирал рот полотенцем.
Она снова сказала: да.
– Ты можешь дождаться меня здесь?
– Здесь?
– Да. Может быть, я сумею выбраться на обед. Ты умеешь готовить?
– Да.
– А другие слова ты знаешь?
– Да, Гр… Да, знаю.
– И какие?
– Не знаю.
Он снова скрылся в ванной.
О господи, она чуть было не назвала его Гришей! Если бы это произошло, то она бы расхохоталась. А он обиделся. Как же быть в такой ситуации?
Не надевая бюстгальтера, она накинула на плечи кофту и быстро влезла в юбку. Подошла к зеркалу и ужаснулась, глядя на копну волос на голове. Моток колючей проволоки. Она стала приводить волосы в порядок.
Неожиданно она нашла выход из тупикового положения. Отложив расческу, она повернулась и громко позвала:
– Товарищ генерал!
Не выдержала и рассмеялась.
Дробов в этот раз появился на пороге комнаты уже почти одетым: брюки, рубашка, туфли.
Светлана продолжала куражиться, шаловливо оглядывая его:
– Вы не забыли надеть нижнее белье? Или так же, как и я?
Кофточка сильно просвечивала, не скрывая розовые кружочки сосков и матовую поверхность кожи.
Она не ожидала, что Григорий умеет смущаться. Возвращаясь в раннее утро, она вспомнила его слова: «Мне стыдно». Теперь стыдно должно было быть ей. Но… ничего подобного она не почувствовала.
Откуда в ней эта раскованность? Или распущенность?
Заложена.
«Во мне заложена маленькая распущенность».
Она стала коверкать стихи великой поэтессы:
Не покраснею я удушливой волной,
Когда замру под вашими руками.
– Прости. – Она подошла к Дробову и обняла.
Отстранив ее, он улыбнулся:
– За что?
Она замотала головой, не ответив.
Генерал надел пиджак, взглянул на часы. Потом на нее.
– Я тебя очень прошу, дождись меня. Если бы не моя работа… Я сейчас ненавижу ее. Ты дождешься меня?
Она вздохнула.
– Ладно. Только мне придется звонить в редакцию и что-то врать. – Она вдруг осеклась. – Господи! Мне еще нужно будет звонить домой! Мои, наверное, все морги обзвонили!
Теперь улыбнулся он.
– Не буду мешать. Если придется очень трудно, звони мне на работу, вот номер телефона, вместе что-нибудь придумаем.
Дробов оставил ее в глубоком трансе.
А Светлана думала, что будет врать родителям. А еще вспомнила о том, что забыла спросить его о заложнике, отравляющих веществах и тому подобной чепухе. Ну ладно, это не к спеху.
Вчерашний вечер снова окунул в воспоминания, он был словно расчленен на несколько частей. Хотя это было одно целое. Через некоторое время Светлана подобрала подходящее объяснение. Вчерашний день можно было смело сравнить с фильмом, состоящим из трех новелл или саг. Первая была официально-серьезной, вторая – стыдливо-сосредоточенной, третья – дерзко-раскованной. Начало сегодняшнего дня можно было бы назвать распутно-запутанным.
Из всех частей самой неудачной Светлана считала вторую, когда за столиком в ресторане, хлебнув лишка армянского коньяка «Наири», читала свои стихи.
Вот дура!
О третьей новелле можно было вспоминать только с закрытыми глазами, лежа.
Светлана легла на кровать и закрыла глаза. И тут же почти реально ощутила горячее дыхание Григория.
Сон накатил на нее внезапно. Проваливаясь, она представила себе генерала в виде тигра. А себя ягненком.
* * *
В своем кабинете на Мытной Дробов, прочитав несколько сообщений, долго сидел, глубоко задумавшись. Встав с кресла, он подошел к столу с другой стороны, оказавшись лицом к лицу с портретом Сталина. В голове прозвучал отрывок из стихотворения:
И очертанья лиц в слезах соленых капель
Подернет дымкой, зарябит морской волной.
И все… Прозектора холодный скальпель
Мечом забвения повиснет надо мной.
Григорий наморщил лоб – откуда это? – и тут же вспомнил: это Светлана вчера декламировала свои стихи. И вот удивительно: он запомнил это стихотворение почти полностью. «Не слишком ли мрачно? – спросил он ее. – И вообще, почему такое настроение в ваших стихах?» Она сказала, что не знает. И тут же произнесла: «Просто я знаю». Дробов попытался вспомнить последнее четверостишие ее «эпоса» и почти сделал это. Лишь первая строчка не давалась ему. Что же там? – мучительно думал генерал. Действительно что-то о знании. Он так и не вспомнил первую строку, а последние три прочитал вслух:
…Но чувствую, как заслезится глаз,
Когда я, уходя, ресницы закрывая,
В последний раз сфотографирую вас.
Григорий вдруг поймал себя на том, что все это время, пока находился в кабинете, он думал не о Светлане, которую оставил одну пару часов назад, и не о ее стихах – он размышлял о школе, где учатся дети-мусульмане; об имаме, который сегодня должен посетить школу, чтобы прочесть там лекцию. Хоровод смугловатых восточных лиц мешал воспроизвести черты Светланы. Дети отчаянно мешали. И это еще одна причина. Они начали влезать уже в личную жизнь, которой у Дробова за всю военную службу почти не было. Вернее, у него была жена, которую он смог вытерпеть только три года. А сейчас… Сейчас он чувствовал, что ему необходима поддержка не только товарищей. Он истощился, ему необходима подпитка. Теперь ему будет мало визитов к отцу, срочно нужно что-то большее. И он твердо знал, что сегодня будет торопиться с работы домой. Как все нормальные люди.
Устал.
Чертова работа.
Толпа мусульман продолжала неистовствовать перед глазами, и без того смутно различимое лицо Светланы начало вытягиваться в монголоидную маску.
Всех! В душу мать!
Нет, вначале нужно успокоиться. Он почти физически ощутил пространство рабочего кабинета.
Глава 26
Программный администратор одной из систем специального программного обеспечения скрупулезно вынес на экран сообщение о том, что на радиоволне прозвучали слова, включенные в опцию автопоиска.
Горшков повернул голову в сторону компьютера, подавшего звуковой сигнал. На экране монитора всплыло окно сообщений.
Найдено слово целиком:
ИМАМ
Всплывающее меню показало пять опций:
Ознакомительная версия.
