На лестничной площадке врач — толстый старик с седыми усами — начинает высмеивать жильцов, которых называет садистами, извращенцами и психами. Те обращаются в беспорядочное бегство. Там, где не помогли грубые окрики ажанов, сарказм медэксперта сотворил чудо. Все любители падали ворча расходятся по своим конурам.
Бабы запахивают халаты и закрывают свои телеса. Старый хрен снимает руку с задницы маленькой брюнетки. Мужчины возвращаются посмотреть, удержит ли король пик свою корону. Мамаши вспоминают о своих, уже сорвавших глотки, отпрысках. Лестничная площадка пустеет, как кинозал после того, как герой-любовник взасос поцеловал свою партнершу.
Мы выходим на улицу. Гийом раздает инструкции своим парням, после чего поворачивается ко мне.
— Что я могу для вас сделать, патрон?
Я морщусь.
— Если бы вы могли на час или два предоставить в мое распоряжение машину, то были бы лучшим из всех полицейских.
Он улыбается.
— Поехали с нами в контору, а там я оставлю вам машину.
Мы рассаживаемся. Жизель садится спереди, рядом с шофером, а мы набиваемся на заднее сиденье, что далеко не Просто, поскольку амбал Гийома тоже лезет с нами.
— Забавный этот ваш малый, — говорю я инспектору. — Где вы его откопали?
— Смейтесь, но в случае заварухи он первоклассный помощник.
Через несколько минут мы подъезжаем к Островерхой башне5. Следует неизбежная серия рукопожатий, и наконец я вступаю во владение тачкой.
— Какая программа? — беспокоится моя подружка.
— Пункт первый: твоя квартира, где я уложу тебя спать, как послушную девочку, каковой ты и являешься. Пункт второй: я нанесу один ночной визит.
Цыпочка надувает свои губки.
— Не вредничай, Тони. Ты не можешь бросить меня теперь.
— Я это сделаю, прекрасная дама.
Она не отвечает. Я думаю, что она дуется, но тут замечаю две огромные слезы, катящиеся по ее щеке. Молчаливая скорбь всегда трогала мое сердце. Обычно, когда куколка начинает кричать и плакать, я влепляю ей пару пощечин, чтобы вылечить от возможного флюса. Но тихие слезы выворачивают мне душу.
— Ну пожалуйста, не надо! Пойми, Жижи, до сих пор я водил тебя с собой, потому что это было совершенно безопасно. Сейчас же все может измениться. Отметь, что я ни в чем не уверен, но если с тобой что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу…
— Хочешь, я напишу расписку, снимающую с тебя всю ответственность?
Раз она относится к этому с юмором, я согласен.
— Хорошо, поедем вместе. Но если это повредит твоему здоровью, пеняй на себя.
Я на полной скорости мчусь на улицу Аркад.
Сейчас я изложу вам свою мысль во всех подробностях. Сначала позвольте вас просветить насчет моих внутренних чувств. События этого вечера разбудили во мне дремавшую жажду подраться. Я прекрасно понимаю, что мое сходство с убитым простое совпадение, но все-таки хотелось бы разобраться в ходах и пружинах этого дела. Кажется, я имею на это право, а? Кто поймал брюхом порцию свинца? Сан-Антонио или герцог Виндзорский? Пусть стрелок ошибся, но если я его найду, это не помешает мне сделать из него фарш для равиоли. Хотя бы для того, чтобы он понял, что прежде, чем нажимать на спусковой крючок, нужно удостовериться в личности сидящего напротив.
Долгожданный случай поговорить с этим козлом представился как раз сегодня вечером. Волей чудесного стечения обстоятельств я сунул свой длинный нос в общую тарелку очень странной компании. На данный момент в этой истории пять действующих лиц: во-первых, я сам, потом гад со стрижкой бобриком, затем мой двойник, лежащий в столовой, и, наконец, саксофонист и неизвестный, которому адресовалась известная вам музыкальная передача.
Будем действовать методом исключения.
Мой двойник мертв, как филе селедки. Тип, ожидавший в ресторане закодированное в саксофонном соло сообщение, мне неизвестен. Значит, чтобы добраться до покушавшегося на меня ублюдка, остается один саксофонист. Он служит посредником, и я должен его отыскать.
Мы заходим в ресторан, когда липовые новобрачные уже отбыли в свадебное путешествие, а гарсоны, взгромоздив стулья на столы, начали мыть полы. Тот, что обслуживал нас, узнал меня и, унюхав чаевые, подошел к нам, сузив рот в куриную гузку.
— Месье и дама что-то забыли?
— Я хочу поговорить с хозяином.
Он кланяется и ведет меня на кухню. На столе, между рыбьим скелетом и остатками майонеза, владелец ресторана, упаковывая внушительную стопку хрустов в пачки по десять «штук», подсчитывает выручку. Навар хороший. На эти бабки он запросто может купить себе авианосец.
Мой визит ему явно не нравится. Вы, наверное, замечали, что люди не любят, когда их беспокоят во время жратвы, траханья и подсчета бабок? Это потому, что для большинства людей еда, любовь и деньги — вещи святые.
Он хмурит брови.
— Чего вы хотите?
— Сказать вам пару слов.
Он раздраженно машет рукой.
— Сейчас полночь, — замечает он.
Я качаю головой.
— Я пришел не за тем, чтобы спрашивать, который час.
— Месье, — скрипит он, — мне не нравятся шуточки подобного рода.
Чтобы нагнать на него страху, я достаю свое удостоверение.
Если бы вы могли видеть морду этого малого, то расхохотались бы так, что для того, чтобы излечить вас от смеха, пришлось бы позвать тещу или исповедника. Просто невероятно, как этот придурок сдрейфил.
— Г-г-господин ко… господин комиссар, — блеет он, — что случилось?
Он с отчаянием смотрит на свои бабки, затем его глаза находят мои и делают мне немое предложение. Я понимаю, что если захочу, мне достаточно будет только протянуть руку и в нее сразу же посыплются крупные купюры. Жизель нежно улыбается. Она заметила, что хозяин ресторана принимает меня за человека из контроля, и веселится, как на фильме Чарли Чаплина.
Я даю ресторанщику потрястись, прежде чем покачать головой:
— Не психуйте, я пришел не за тем, чтобы устраивать вам неприятности. Просто хочу узнать одну вещь.
Мой собеседник переводит дух, суетится, виляет хвостом, истекает слюной. Если так пойдет и дальше, он поползет на пузе.
Он уверяет, что готов дать мне все сведения, которыми располагает. Если бы это могло доставить мне удовольствие, этот малый продал бы мне отца с матерью и младшей сестрой в придачу. Он доведен до кондиции. Это один из тех трусов, которые садятся за стол6 и широко открывают рот еще до того, как приходится доставать штопор.
— Сегодня за ужином… свадебным ужином, были два музыканта. Вы их знаете?
Он отрицательно качает головой.
— Слушайте, барон, — обращаюсь я к нему, — вам не стоит принимать мою голову за банку с ямайским перцем…
— Но…
— Никаких «но». Чтобы дать народу пожрать, вы ежевечерне устраиваете спектакль под названием «Свадьба». Для входа в ваш театр надо знать пароль. И вы хотите убедить меня, что те двое лабухов явились к вашему сегодняшнему столу с петухом в винном соусе, с кроликом с горчицей и копченым лососем просто с улицы?.. Вы закрываете двери перед министрами, если они не входят в число избранных, а какие-то фраера могут заходить сюда со своими инструментами, и вы даже не спрашиваете, кто они и откуда? Не шутите, приятель.
Во время моей речи владелец ресторана неоднократно пытался перебить меня, но всякий раз, когда он открывал рот, я принимался орать так, что в сравнении с моим ревом сирена парохода показалась бы писком мышонка.
Но в тот момент, когда я перевожу дыхание, бедняга наконец получает возможность объясниться:
— Господин комиссар! Эти люди знали пароль. Я позволил им играть, потому что не люблю вызывать обиды.
Я смягчаюсь. Этот человек бесспорно искренен.
— И раньше вы их никогда не видели?
— Никогда! Можете допросить мой персонал, господин комиссар, и убедитесь, что я не вру.
Жизель смотрит на меня, я на нее, тип на нас. Как видите, красноречие не в чести. Мое расследование буксует. Квалификацию я потерял, что ли? Во всяком случае, если мне хотелось сыграть перед девушкой крутого полицейского, я с треском провалил эту роль.
Директор, убедившись, что я не стану к нему придираться, веселится, как дурачок.
— Не окажете ли вы мне честь принять бокал шампанского?
Я оказываю ему эту честь. Он отдает приказы, и бармен ресторана в темпе все готовит. Скоро мы сидим перед серебряным ведерком.
— Если эти музыканты вдруг вернутся, мне следует предупредить вас, господин комиссар?
Хорошая идея. Я даю ему свой адрес и хвалю его шампанское, которое просто потрясное. Если проверяющим он подает такое же, то понятно, почему они оставляют его в покое с ежедневной свадьбой его племянницы Эрнестин.
После второго бокала мои мозги начинают работать. Мотору просто не хватало горючего. Уверен, что когда я вернусь к нормальной для меня жизни, все пойдет еще лучше.
