Филатов оставил часы и мобильный телефон на квартире Кучумова, поэтому время определял по солнцу. Когда тень обрыва накрыла их небольшой пляж, они начали собираться в обратную дорогу.
Дверь квартиры Кучумова была не плотно притворена.
– Я же говорила, что они уже будут дома, – крикнула Маша на ухо Филатову. Из соседней квартиры по площадке гремела музыка. Она толкнула дверь, та немного поддалась, но дальше не шла. Филатов отстранил девушку и налег на дверь плечом. Дверь подалась еще немного, но теперь можно было боком проскользнуть в квартиру. На пол прихожей падала полоска света, и Филатов рассмотрел то, что мешало ему войти. Он видел неясные очертания лежащего тела и – отчетливо откинутую в сторону руку, пальцы, сжимавшие пистолет. Это было тело Кучумова. За спиной раздался вскрик Маши.
– Маша, беги в санчасть, к дежурному, вызывай «скорую»! – Филатов взял себя в руки и специально не сказал про милицию. Огонек надежды вспыхнул в глазах девушки. Филатов отвернулся. Он был уверен, что врач Кучуму уже не понадобится. Выстрел в голову.
Когда Маша убежала, Филатов закрыл дверь. Нужно было осмотреть квартиру. Замок был цел. Значит, взлома не было. Следов борьбы нет. Где Аня? Кухня была пуста. Открытая дверь на балкон. Он подошел к столу. Продукты, овощи – частично нарезанные. Все находилось в том обычном беспорядке, который существует на кухне при подготовке к застолью. Не хватало одной детали. Ножа! Аня была в комнате. Она лежала навзничь, поперек разложенного дивана, на котором ночевал Филатов, раскинув руки и ноги, будто распятая, закинув голову. Нож, которым она так ловко нарезала вчера салаты, торчал у нее из груди. Сильный, точно рассчитанный удар – меж ребер в сердце. Профессиональный удар. Это Филатов сразу заметил. Юрий вышел обратно в коридор и сел на ковровую дорожку у входной двери. У него вдруг создалось какое-то странное ощущение – ему показалось, что все, что с ним происходило последние сутки-двое, было кем-то запрограммировано. Какой-то невидимый злой гений вел с ним, Филатовым, свою игру. Юрий понимал, что сейчас не до мистики и нужно взглянуть на все происходящее с другой стороны, но его сознание застлала пелена горя. Она мешала думать, видеть, дышать. Юрий опустился на пол возле тела друга и стиснул зубами кулак. Его сердце сжалось в комок, и кинжальная боль пронзила душу. Филатов плакал. Беззвучно, без слез. Истинное горе всегда тихое. Время остановилось; он не знал, минуту или час, или два жгла его эта боль; но когда к нему вернулось чувство времени, он понял, что обязанность его перед Сергеем, его последний долг перед ним и главное перед собой – найти убийцу.
За дверью послышался шум. Дверь распахнулась. Люди толпились на лестничной клетке, не решаясь переступить дверной проем.
– Дайте пройти!.. Расступитесь...
Человек в штатском, которого вместе с несколькими милиционерами пропустили вперед, бросил, обращаясь к Филатову.
– Старший опергруппы Силов. Вы кто? Что здесь произошло?
Юрий стал рассказывать. Фотографы щелкали фотоаппаратами. Человек в штатском что-то строчил в своей записной книжке. Сквозь толпу прорвалась Маша.
– Что случилось, Юра? – спросила девушка, не обращая внимания ни на оперативников, ни на тело лежащего Кучумова. – Что? Что с Аней?
– Ани больше нет, – все, что смог сказать Филатов.
– Аня! – закричала Маша, и явно не веря услышанному пошла по квартире в поисках сестры. – Аня!
Филатов не остановил ее, пошел следом.
– Гражданин, заберите ее, – услышал Юрий за спиной.
– Она не вещь, – сказал он, но остановил девушку, которая ступила было в комнату. Обнял за плечи и зашептал: – Пойдем, ей ты уже не поможешь. Там врачи, не будем им мешать, – и повел девушку на кухню.
Она попыталась вырваться, но силы покинули ее и она покорно пошла за Филатовым, еле переставляя ногами то и дело спрашивая:
– Она поправится? Да? Скажи да.
Бортовой «Урал» с тентом медленно подкатил к контрольной линии осмотра и остановился, мерно урча двигателем. Из кабины вышел прапорщик в промасленном камуфляже, достал из нагрудного кармана путевой лист и не спеша пошел к зданию КТП. В комнате за столом его уже ждал дежурный по парку. Военные молча пожали друг другу руки. Дежурный взял путевой лист, открыл журнал выхода машин и стал его листать, тянул время.
– Не везет тебе, Сивец, на начальников. Года не прошло, как одного похоронил, второй преставился.
– Все мы под богом ходим.
– Когда вернешься? На похороны успеешь?
– Успею. Груз скину и обратно. Надо же командира проводить, как положено.
– Что везешь? Накладную на груз и сопроводительный лист покажи.
Сивец вскипел:
– А тебе дело? Ставь свою закорючку и отпускай с богом.
Дежурный прапорщик с улыбкой посмотрел на Сивца и с издевкой в голосе продолжал:
– Не поминай всуе имя господа своего, Сивец. Порядок должен быть.
– С каких это пор ты такой правильный стал, Леха?
– Лехой, у моего батьки быка звали, а я Алексей Михайлович Подготко. Тем более для таких как ты – салабонов. Я двадцать семь лет в армии, а ты – без году неделя. Накладная на груз где?
– Есть накладная. На тебе накладную. Вот тебе документы водителя. Вот предрейсовый медосмотр и права в придачу. Что еще тебе показать, правильный ты наш?
Дежурный повертел бумаги и довольный собой выпалил:
– На сопроводительном листе нет подписи начальника РАВ.
– Михалыч, побойся бога! Как я тебе подпись у покойника возьму! Кто же знал, что он... того. Наряд горит! Груз передать надо в срок! Что мне теперь ждать когда назначат очередного самоубийцу? Прости господи! Не доставай, Михалыч. Давай я за покойника распишусь? Он уже не обидится. А тебя я, Алексей Михайлович, отблагодарю. Мы вопрос решим. Рассчитаюсь. Не за себя, за дело же радею.
– Рассчитаешься? – глаза дежурного сузились, а голос перешел на шепот, – ты со мной еще за прошлый раз не рассчитался. Просил же снарядных ящиков, баньку обшить?
– Вот оно что! Ну прости – бес попутал. Замотался, забыл совсем. Служба проклятая. А я думаю – чем хорошего человека обидел? Все! Вернусь с рейса, я тебе ящиков на баньку, цинков под рассаду. А сейчас, чтобы без обид, я тебе компенсирую. Где посуда?
Сивец достал из внутреннего кармана «хэбэ» плоскую флягу, отвинтил крышку и налил в уже подставленные граненые стаканы.
– Чистый спирт. Давай, Михалыч, помянем начальника моего. Царство ему небесное.
Они выпили не чокаясь и закурили «Беломорканал». Сивец взглянул на часы:
– Ну мне пора. Надо затемно до базы добраться.
– Езжай, но предупреждаю, Сивец, в последний раз. Больше не выпущу.
Прапорщик кивнул, собрал документы и бумаги и пошел к машине, где его уже ждал встревоженный водитель.
– Что так долго? Случилось что?
– Случилось! Подписи Кучумова на бумагах не поставил почему, падло? Хорошо, что этот козел старый заметил. Если бы ВАИ где тормознуло – засыпались бы.
– Не ори! Сам знаешь – не до того было. Прошлепал. А потом, у нас же пропуск с красной полосой, не досмотровые мы!
– Кретин! Груз нельзя досматривать, а документы проверили бы и на штрафплощадку. Нам за этот груз яйца оторвут. Иди в кабину! Заводи!
Водитель залез в кабину и, спокойно глядя в глаза прапорщику, улыбнулся щербатым ртом:
– Достанешь ты меня, Кадило. Пришью по тихой грусти.
Машина завелась, подъехала к воротам. Из КТП выбежал заспанный солдатик, открыл замок и распахнул ворота. Щербатый вывел «Урал» из парка на асфальт трассы и нажал на газ.
* * *
Ночь подходила к концу, а утро еще не наступило. В голове как кадры кинофильма мелькали события последних дней: вокзал, цыганка, река, пистолет в руке Кучума, тело Ани с ножом в груди, белые халаты врачей, вой милицейской сирены. Оперативники спросили документы, задали несколько вопросов, без объяснений посадили в машину и повезли в районный центр. На ночь глядя, никто с ним разбираться не стал – просто заперли в камеру. Все это время он не мог сосредоточиться, собраться с мыслями. Сказывались усталость и нервное напряжение. А передышка была нужна. Он спал минут пятнадцать, проснулся резко, словно что-то толкнуло его. Сна как не бывало. В темноте медленно прорисовывались контуры маленького, с решеткой окна КПЗ. Сотый раз Филатов задавал себе вопрос – что же все-таки произошло. В том, что Кучумов не мог убить Аню, а потом застрелиться, он был уверен. Он знал Сергея не один год, знал, как тот ценил жизнь, видел как Кучумов любил Аню. Кроме того, Филатов доверял своей интуиции. Она его никогда не подводила. Значит версия номер один – убийство, инсценированное под самоубийство. Вопрос кто и зачем. Ограбление? Ценные вещи были на месте, хотя какие у офицера ценные вещи? Холодильник, телевизор, пылесос. Деньги? Отпадает. В разговоре Сергей говорил, что все сбережения ушли на подготовку свадьбы, но убийцы могли этого не знать. Версия два – это подстава под него, Филатова. Маловероятно, но не исключено. Третья версия – Кучумов кому-то стал поперек горла. Кому и где? Вопросов было много, слишком много. Сидя за решеткой их не решить. Филатов встал, подошел к двери и стал методично, с равными промежутками, наносить по ней удары.
