такой нету, — значительно изрек полковник. — А хотите анекдот?
— Можно.
— Значит, попадают два русских в украинскую компанию и гудят на полную катушку. И хохлы, поднимая стаканы, каждый раз говорят: «Ну, будьмо!» Утром просыпаются, один русак спрашивает: «Вань, а кто такой Будьмо?» Второй со стоном отвечает: «Кто он такой, не знаю. Но пить за него больше не буду».
Анекдот понравился, все весело рассмеялись.
Затем Мартыненко уехал, а москвичи вернулись к себе в номер, где проспали до сумерек.
Ровно в назначенное время раздался стук в дверь, появился Мартыненко. Теперь одетый так же, как московские гости. Заперев номер, все трое спустились вниз и, миновав холл, вышли из стеклянной двери. С темного неба сеялся мелкий снег, неярко горели фонари. Проскрипели за угол соседнего дома, где стояла неприметная «семерка».
Уселись в салон, Мартыненко завел двигатель, тронулись и вскоре выехали на Крещатик. Автомобилей на нем было почти как в Москве на Тверской, катили в синих выхлопах, сплошным потоком. Вклинились, затем на третьем светофоре повернули влево и спустя десять минут были на месте.
Припарковались в темном переулке, за которым начинался жилой массив из новостроек. Надев прихваченные Мартыненко легкие оранжевые накидки с трафаретом «Киевлифт», вышли из машины.
— Он живет вон в той, — показал полковник на одну, — а мы пройдем, которая напротив.
Шагая друг за другом, направились по переходу через улицу к кирпичной высотке, вошли в подъезд со сломанным кодовым замком, а затем в один из лифтов, где Мартыненко нажал кнопку. Первый, второй, третий… пятнадцатый — высветило табло, створки раздвинулись.
С лестничной площадки, куда выходили три квартиры, поднялись на технологический этаж, остановились перед крашенной охрой металлической дверью. Вынув из кармана ключ, Мартыненко отпер замок, вошли в тускло освещенную лифтовую, а оттуда по короткой лестнице выбрались на крышу. Там гулял ледяной ветер. Сутулясь, прошли к фасадному парапету, присели у него на корточки.
— Четырнадцатый этаж, два крайних окна справа, — показал рукой Мартыненко. — Сейчас, как видите, темные, еще не приехали. Штор нет, легкая кисея, при включенном свете возможно наблюдение.
— Ну, как тебе? — наклонился к Рыбакову Орлов.
— Бывало и хуже, — шмыгнул тот носом.
— Кстати, зря мерзнуть вам не придется, — продолжил украинский коллега. — Завтра с утра пущу за объектом наружку, как только вернется в нору, дам знать.
Тем же путем спустились обратно, прошли к «шестерке», сев в еще не остывший салон, сняли накидки, закурили.
— Чем будете валить? — спросил Мартыненко.
— «Винторезом», — глубоко затянулся Орлов.
— Серьезный ствол, я бы тоже его выбрал.
Когда подъехали к гостинице, остановившись за углом, он передал Орлову ключи от автомобиля и лифтовой, а к ним накидки.
— Машину оставите у метро «Контрактова площа», мы его проезжали. Ну, ни пуха вам, ни пера, — пожал москвичам руки. Хлопнула дверь, и Мартыненко исчез в пелене начавшейся метели.
Вернувшись в номер, оперативники разделись и, вымыв руки, отправились в кафе на ужин. Там, съев по порции оливье с лангетом, запили их горячим кофе, а после вернулись к себе. Как только вошли, на журнальном столике затрещал телефон.
— Да, — снял Рыбаков трубку.
— Хэлло, — пропел в ней томный девичий голос. — Не желают ли господа развлечься? Оральный секс, страпон и многое другое.
— Рад бы, — вздохнул капитан, — но у нас застарелый триппер.
— Хам! — обиделись на другом конце провода и отключились.
— Жрицы любви? — поинтересовался Орлов.
— Дополнительные услуги. Как во всех гостиницах.
На следующее утро они встали в семь, приняв холодный душ, побрились, а затем, позавтракав в кафе на этаже и купив свежие газеты, вернулись к себе в номер. Там, включив телевизор, Рыбаков устроился перед ним в кресле, а Орлов прилег на диван и стал просматривать прессу.
Спустя час в дверь постучали, он встал и, пройдя в холл, повернул ключ: за порогом стояла горничная.
— Разрешите у вас убраться?
— Спасибо, у нас чисто.
— Извините, — проследовала горничная дальше по коридору.
Время тянулось как резина, телефон зазвонил без четверти шестнадцать.
— Объект на месте, — сказал далекий голос, когда Орлов приложил к уху трубку.
— Добро, — опустив ее на место, взглянул на напарника. Тот понятливо кивнул, начали собираться.
Через двадцать минут они подъехали к нужному дому, вышли из машины и направились к подъезду. На плечах топорщились синие накидки, Рыбаков нес в руке кейс.
Как и в прошлый раз, им никто не встретился, вскоре оба были на крыше. Пригнувшись, скользнули к парапету, укрывшись за ним, осмотрелись. В высотке напротив светился десяток окон, в том числе на четырнадцатом этаже, два справа.
Пока Орлов, достав из кармана аляски небольшой бинокль, внимательно в них вглядывался, Рыбаков открыл кейс, в несколько приемов собрал винтовку, установил на ней прицел и приник к окуляру.
— Движения не наблюдаю, командир, — сказал через минуту.
— Я тоже. Ждем, не расслабляйся.
Когда оба изрядно продрогли, за окном, что левее, мелькнула тень, а затем у второго возник силуэт мужчины.
— Он, — шевельнул губами Орлов.
— Работаю, — прошелестело в ответ, и будто сломалась ветка.
Объект, взмахнув руками, исчез, на стене за ним растекалась клякса.
— Что и требовалось доказать, — сунул в карман бинокль полковник. — Уходим.
Спустя несколько минут оба вышли из подъезда, в руках у них ничего не было.
В девять утра следующего дня Орлов докладывал курирующему заместителю результаты. Тот слушал не перебивая, а когда офицер закончил, кивнул:
— Хорошая работа. Закрывайте разработку и завтра мне на утверждение.
Оставив генеральский кабинет, Орлов спустился в свой, отпер стальную дверцу сейфа и, достав оттуда пухлый том, отстучал на машинке нужные бумаги.
Понедельник выдался тяжелым. Как в той пословице.
До обеда оперативка у начальства, затем вербовка в Лефортовском СИЗО задержанного братка, после — встреча с двумя агентами в разных концах Москвы, а за этим другие дела. Таких, к сожалению, не убывало. Когда в девять вечера выжатый как лимон Орлов собирался домой, на столе затрещал городской телефон.
— Да, — снял он трубку.
— Леша, привет, это Увалов, — возник в ней хрипловатый голос.
— Привет, Толя, рад слышать.
Увалов был однокашником Орлова и выпускался тремя годами раньше. Одно время оба служили вместе в Афганистане, потом встретились в Москве, где тот был старшим опером в Московском УКГБ, откуда с развалом Союза, как многие, ушел в отставку. После ударился в политику, посещал партийные тусовки, а заодно занялся бизнесом. Они периодически встречались в кругу прочих однокашников, по давней существовавшей в ЧК традиции.
В короткой беседе Увалов рассказал, что на него наехали люди Джуны и он нуждается в помощи.
— Если можешь, приезжай,
