Однако в ее голосе, Мазур мог поклясться, все же угадывался некий подтекст. Был там подтекст, право слово...
Мазур без особого удивления насторожил уши. Может, это и было то, чего он давно дожидался? «Милый, а не хочешь ли ты поработать немножко на безобидную контору с аббревиатурой ЦРУ? У меня, вот, кстати, и подписка с собой, смертельное обязательство, только закорючку поставь...» Дождался, а? Или в промежутке меж двумя ленивыми поцелуями предложит, подобно незабвенному алькальду, вступить в какую-нибудь местную мафию? Или это будет что-то третье – но того же пошиба...
– Я просто размышляла вслух, – повторила Кристина словно бы чуточку отчужденно. – Чертовски хочется тебя понять...
«Очень надеюсь, что тебе это не удастся, милая, – мысленно ответил ей Мазур. – В свое время такие штучки не прошли у людей постарше и поопытнее, иные были при воинских званиях, а иные – с богатым и насквозь предосудительным жизненным опытом. Но я от них от всех благополучно укатился, что твой колобок...»
Самокритичности ради следовало вспомнить, что иныеего и обыгрывали в чем-то, пусть не в главном – но ей не положено знать ни о чем подобном...
– Ты знаешь, я сам себя не всегда понимаю, сказал он честно. – Где уж другому, после недолгого знакомства... Что ты фыркаешь?
– Ты как-то очень серьезно это сказал...
– Так это чистая правда, – сказал Мазур.
– Чего ты, например, хочешь от жизни?
Тьфу ты! Неужели начиналась другая крайность – не идиотский щебет с «зайчиком» и «плутишкой», а высокоумные беседы? Он и этого терпеть не мог: при чем тут философические беседы за жизнь, мы не в пивной...
– А ты?
– Нет, серьезно?
– О господи, это же азбука, – сказал Мазур. – Перерезать вам с Хольцем глотки, ему – без малейших эмоций, тебе – содрогаясь от сентиментальных воспоминаний, захапать камешки и с алчной ухмылкой вразвалочку удалиться за горизонт...
– Вот и молодец... – промурлыкала ему на ухо Кристина. – Я, кажется, поняла... Ты попросту боишься отношений, а? Чего-то более-менее постоянного и прочного. С упором на «боишься».
«Черти б тебя взяли, – сердито подумал Мазур. – Ты не только красивая, но и умная, надо же. Вот именно, в точку. Ну какие, в бога в душу, в моем положении могут быть отношения? Когда я – это и не я вовсе? Когда я в вашу страну заглянул на минутку, по другим делам, вовсе не предполагая, что застряну здесь надолго? Когда меня и на свете-то не существует, собственно говоря? Ну какие тут отношения, какое постоянство, какая прочность? Не бывает у призрака ничего такого...»
– Отношения, знаешь ли, бывают разные, – сказал он. – Однажды, давно тому, я на одном экзотическом островке угодил в лапки к молодой и смазливой особе вроде тебя – с длинной родословной и утонченными манерами... вот только у нее, в отличие от тебя, были огромные плантации, куча преданных слуг и все такое... Она как раз хотела постоянных и прочных отношений...
– Замуж за тебя хотела?
– Нет, все было гораздо проще и прозаичнее. Она была в роли арабского шейха, ну а я, как легко догадаться – в роли белокурой гаремной красотки... Знала бы ты, каких трудов стоило смыться от этих постоянных и прочных отношений...
– Байки рассказываешь?
– Самое смешное, милая – это и в самом деле было однажды...
Было, было. Лет десять назад, и именно на экзотическом островке. Такуюправду о себе можно было рассказывать смело – он в тех местах не засветился, прошлое быльем поросло, даже лучшие аналитики из Лэнгли за давностью лет и малозаметностью тех событий не отыщут параллелей и ассоциаций...
– Она была страшная?
– Самое печальное, что она была чертовски красивая, – сказал Мазур. – Порода, знаешь ли...
И поймал себя на том, что не может вспомнить ни ее лица, ни имени – в свое время это было побочным, случайным, очередной неприятностью, постигшей одинокого странника... Потому и в памяти не задержалось, очищая место для профессиональных забот.
– Тебе это неприятно вспоминать?
– Ну что ты, – сказал Мазур. – Не к педрилам в лапы попал, в самом-то деле. Наоборот, приятно вспомнить, как ловко я оттуда сделал ноги...
– Ну, в таком случае, я могу невозбранно посмеяться. Прости, ничего не могу с собой поделать, – и она, уже не пытаясь сдерживать смех, еле выговорила: – Стоило только тебя представить в роли гаремной красотки, услаждающей эротическими плясками хозяина, то бишь хозяйку...
Она перевернулась на живот и принялась самозабвенно хохотать в подушку. Мазур был только рад, что удалось увести далеко в сторону принявший опасное направление разговор, и нисколечко не обиделся. Процедил сквозь зубы:
– А все ли ты знаешь, хохотушка, о печальной участи приличных девиц, попавших в лапы моряков?
И сгреб в охапку, перевернул на спину, лишний раз убедившись, что бесцеремонно овладеть хохочущей красавицей – штука приятная.
Глава шестая
Маленький живописный остров
Сначала было только море, потом на горизонте обозначился темный бугорок, вскоре превратившийся словно бы в клочок свежего зеленого мха на синем бархате. Кораблик плыл себе в волнах на раздутых парусах, и безымянный остров вырастал довольно быстро, Мазур мог уже различить и голые сероватые утесы, торчавшие из зеленой кипени листвы, и отвесные склоны, и небольшой заливчик.
– Подходим, герр Хольц, – сказал он стоявшему рядом немцу и доброжелательно добавил: – Самое время черкануть вас ножичком по глотке и отправить на дно, вы ведь, собственно, и не нужны уже... Теперь можно обойтись и без вас.
Немец, покосившись на него без особой тревоги, буркнул:
– Спасибо на добром слове. Вы очень энергичный и вежливый юноша. Вот только быть вашим соседом – избави господи. Переборки тонкие. Полночи спал вполглаза из-за ваших кувырканий. Ближе к утру она принялась стонать вовсе уж самозабвенно и развратно. Если не секрет, что вы с ней такое проделали, какие-нибудь бордельные приемчики?
Мазур, и глазом не моргнув, преспокойно ответил:
– Как вам сказать... Вы – человек старшего поколения, пуританского и консервативного, не поймете...
– Просто интересно, что нужно проделать с девчонкой, чтобы она так охала.
– Дрочили, поди? – светски поинтересовался Мазур. – Нас слушая?
– Перебьюсь. Скоро у меня будет куча таких же, а то и получше... – он покосился на Мазура, цинично ухмыляясь. – Вообще, я думаю, морской бордельный опыт в данном случае пошел на пользу? В портовых заведениях можно нахвататься достаточно, чтобы привести в совершеннейший восторг приличную девочку из хорошей семьи. Пусть и научившуюся кое-чему у пылких латиносов. Судя по ночным звукам, она вами вполне довольна. Стоило постараться ради миллиончика в твердой валюте? Если не секрет, вы у нее просто хотите выжулить камешки, полностью подчинив благодаря неплохому бордельному опыту, или метите выше – законный муж, чистый паспорт, здешний истеблишмент?
– А в рыло? – лениво поинтересовался Мазур.
– Ну-ну, не злитесь. Должен же я хоть как-то расквитаться за все ваши подковырки... – он убежденно продолжал: – Пожалуй что, я угадал насчет последнего. Вы, конечно, нахальный и дерзкий щенок, но не походите что-то на мелкого авантюриста, способного только сгрести камушки и сбежать...
– Спасибо за комплимент.
– Ну что вы, всегда рад...
– А все-таки, так ни разу и не вздрочнули?
– У вас в семье кто-то воевал, а? Вы меня не просто подкалываете, Джонни. Я вам категорически не нравлюсь... Воевали? Отец, дядя, а то и дед?
– Да, – сказал Мазур, благо для такого заявления вовсе не требовалось выходить из роли, учитывая, сколько австралийцев прошли Вторую мировую. – Морские офицеры.
– Кто-то погиб?
– Бог миловал. Но хлебнули горького.
– Что поделать, Джонни, это война...
– А разве мы первые начали?
– Ну и что? – сказал Хольц с застывшим лицом. – Я ведь тоже могу кое о чем припомнить, Джонни. Например, о своих родителях, которых перемешало с кирпичной пылью в Дрездене. А они, между прочим, были совершено штатскими людьми, я первый военный в семье... Что вы примолкли? По-моему, мирного населения в Дрездене погибло даже побольше, чем в Хиросиме. Это ведь ваши бомберы, Джонни, превратили Дрезден в крошево – американские, английские, австралийские... Думаете, мне не хочется временами заехать вам в рыло?
Мазур молчал, отвернувшись. Ему не хотелось платить по совершенно чужимсчетам, поскольку в том, что он услышал, был, надо сказать, свой резон: союзнички и в самом деле угробили кучу цивильного народа в Дрездене, где не имелось, строго говоря, никаких военных объектов. Но что же, прикажете за них отдуваться?
– Вот то-то, – сказал Хольц примирительно. – Бросьте, Джонни. Как-никак прошло сорок лет, если нам с вами и есть что делить, так только камушки... – он смотрел вперед неотрывно, жадно, с изменившимся лицом. – Сорок лет, Джонни... А помню, как сейчас. Во-он там всплыла субмарина, там она и пошла ко дну... В том заливчике.
