Копытин, чувствующий машину, как собственное тело, слышал и отвратительный скрежет, и хлопки лопающихся колес, и шипение выходящего воздуха, и даже вроде бы некоторое проседание огромного корпуса… Хотя при реве двигателей, скорости и размерах самолета, с физической точки зрения, воспринять такое было невозможно… Но сейчас ему было не до того, чтобы разгадывать физические загадки.
— Твою мать! — выругался он, хотя практически не употреблял бранных слов. — Как взлетать-то будем на одних дисках?! Взлётную скорость можем не набрать!
Но самолет, тоже вопреки физике, медленно, но верно ускорял свой бег. Еще несколько минут, они поднимутся в небо, этот ад останется позади, угроза неминуемой смерти развеется, и все будут жить дальше…
И тут Котов закричал:
— Командир, Мельник горит!
* * *
Бой продолжался. Десантники и погранцы лежали за бетонными блоками, которые тут валялись повсюду. Они остановили атакующий порыв противника, но несколько душманов вскарабкались на склон холма и огнем прижали их к земле. Окрыленный первым успехом Фёдоров отполз назад, крадучись обошел здание аэропорта, осторожно выглянул из-за бетонного угла. Так и оказалось, расчет был точным: он зашел к противнику во фланг. Лежащий за пулеметом душман и два его товарища теперь оказались перед ним, как на ладони. Молодой солдат поднял автомат, прицелился, нажал спуск. Он уже понял, что длинные очереди только опустошают магазин, но не позволяют вести прицельную стрельбу — отдача сбивает прицел. Поэтому теперь стрелял коротко: по два-три патрона… Этот метод дал результат: пулеметчик уткнулся лицом в землю и больше не шевелился, его сосед выронил автомат и схватился за руку. Третий перенес огонь на него. Рядом свистнула пуля, Фёдоров инстинктивно спрятался, с удивлением обнаружив, что пролетающие возле головы пули оказываются громче, чем грохот снарядных разрывов. Преодолевая страх, снова выглянул, чтобы оценить обстановку. Оказалось, что третий душман уже убежал с пристрелянного места. Фёдоров, пригнувшись, вернулся назад.
— Молодец, пацан! — крикнул Петров, показывая большой палец. — Разогнал «духов»!
Но огонь не стихал, казалось, стал ещё яростнее. Джабир бросил гранатомёт и теперь, спрятавшись за дерево, палил из «калашникова», только успевая менять скрепленные скотчем по три штуки магазины.
Одна из пуль угодила Матвееву в руку. Он выронил автомат и вскрикнул.
— Ранен? — спросил Осинин. Он стоял на колене справа и опустошал магазин за магазином.
— Не пойму, — растерянно сказал Матвеев. — Кровь течет, а не больно…
— Боль придет, — процедил тот, выцеливая очередную мишень.
У старлея закружилась голова. Фёдоров, быстро достав медпакет, склонился над командиром, перетянул жгутом предплечье чуть выше раны и стал накладывать бинт.
— Щас, командир, щас я его, — прошептал Петров, тщательно беря на прицел Джабира.
Выстрел! Мёртвый Джабир, всё ещё нажимая на спусковой крючок и стреляя в солнечное небо, опрокинулся на землю.
Гачай подполз к командиру и оттянул веко.
— Убит! — радостно закричал он брату.
— Тогда я ухожу! — ответил тот.
— Я с тобой!
Бугдай и Гачай начали отползать обратно к забору. Увидев отход братьев, оставшиеся в живых моджахеды прекратили огонь и поползли за ними. Быстро, как в рапидной киносъёмке, они, отталкивая друг друга, пролезли сквозь дыру в колючей проволоке и бросились к машинам, скрытые от русских бойцов зарослями высокого кустарника. Полупустые джипы рванули с места, поднимая облака пыли.
Десантники удивлённо озирались по сторонам. Оружейный огонь со стороны душманов неожиданно прекратился.
— Ушли! — вскакивая, радостно закричал Фёдоров. — Мы их сделали! Кишка тонка против русской десантуры!
— Лежать, рядовой! — прикрикнул на него Матвеев и, стиснув зубы, застонал. Погранец был прав: боль пришла, налетела, наполнила все тело, замутила сознание.
— Сейчас, командир, сейчас… — Фёдоров и Петров подхватили его и, пригибаясь к земле, бегом понесли в аэропорт.
Артиллерийский обстрел продолжался. Противно, по-поросячьи, визжали осколки. Они забежали в здание и выпрямились. Бетонные стены успешно противостояли осколкам. Экипаж сгоревшего борта сидел прямо здесь, у двух летчиков сквозь бинты проступала кровь. Здесь же находились около двух десятков сотрудников посольства и сам посол. Он был очень озабочен и торопил радиста, который пытался с кем-то связаться по закрытой связи. Сюда же набились десантники и погранцы, начали перевязывать раненых. В основном все отделались легкими ранениями. А Матвеев был плох — он то и дело терял сознание.
— Несите его вниз, там надежнее, — сказал посол, и ребята потащили командира в бункер.
* * *
— Что?! — переспросил Копытин, надеясь, что он ослышался.
— Мельник горит! — повторил штурман.
Командир на миг повернул голову и сам увидел пылающий самолет. Бросил взгляд на приборы. Разгон шел нормально, через минуту он взлетит… А через сорок минут окажется совсем в другом мире, где не гремят взрывы, где не стреляют, не убивают, не отрезают головы пленным. Где его ждет семья, которую надо обустроить, где ждут домашние заботы, свадьба сына и много других больших и маленьких, важных и не очень дел, которые в совокупности называются жизнью… «Ил» мчался по бетонке. Скорость нарастала…
В конце концов, у него приказ на взлет… У него полный салон людей, человек сто шестьдесят, а может, и больше… Сгоревший самолет он мог и не видеть, а даже если увидел, это не значит, что надо ломать план операции и прерывать взлет… Да и не прервешь его на такой скорости… Никто не сможет его упрекнуть… Никто даже не подумает ничего плохого… А главное — ему самому не в чем себя упрекнуть!
— Есть, командир! — сказал второй пилот каким-то странным голосом.
— Что?
Ему не в чем себя упрекнуть! На такой скорости никто никогда не останавливается! Хотя скорость упала… Это уже не взлетная скорость! Газ сброшен, включен тормозящий реверс двигателя, выпущена механизация… Кто все это сделал?! Тот, кто осуществлял взлет, — он сам!
— Есть прекратить взлет, — глухо повторил Голубев. Ему явно не хотелось возвращаться в ад. Да и кому это хочется?
«Ил-76» продолжил торможение и, наконец, остановился.
* * *
Второй борт неожиданно словно споткнулся, замедлил свой бег, снизил скорость, остановился в самом конце полосы и сейчас медленно разворачивался. Кругом расцветали смертоносные цветы разрывов — вначале огненная вспышка, потом столб черного дыма и летящие в разные стороны комья земли. Вся артиллерия противника била по единственной важной цели, и было очень удивительно, что самолет еще не уничтожили. И было совершенно очевидно, что такое везение не бесконечно и если не следующий снаряд, то второй или третий обязательно попадет в огромный «Ил»!
Ветров забежал в здание аэропорта и во всю мощь легких крикнул:
— Давайте быстро, все сюда, на посадку!
Потом бросился к одному из пустых автобусов. Сел за руль, подогнал к дверям. Из побитого осколками бетонного строения выскочили пятнадцать или двадцать посольских сотрудников, испуганно оглядываясь, втиснулись в открытые двери. Следом летчики вывели своих раненых товарищей, пограничники вели своих, десантники своих. Все погрузились в автобус. Невидимый враг отметил новую цель, и очередной фонтан огня и дыма взметнулся слева, совсем рядом.
— Где остальные?! Где лейтенант?! — заорал подполковник. Сейчас ни жена, ни знакомые, ни соседи, ни сослуживцы не узнали бы в нем обычно флегматично-спокойного Василия Васильевича Ветрова.
— Внизу, в бункере…
Рвануло опять совсем близко, на этот раз справа. Вилка! Следующий попадет в цель…
Вокруг самолёта тоже продолжали рваться снаряды и мины. «Ил» тяжело заканчивал разворот.
Ветров нажал педаль газа. Автобус рванул вперед, как гоночная машина. Во всяком случае, Ветрову казалось, что он несется с сумасшедшей скоростью. А может быть, это проносилась мимо окна его жизнь. Сзади рванул еще один снаряд. Колеса то и дело попадали в выбоины, автобус бросало из стороны в сторону, люди с трудом удерживались на своих местах. Он крутил руль, стараясь объезжать наиболее глубокие повреждения в бетоне и не наезжать на осколки. Но получалось плохо, пробило заднее колесо, автобус стало заносить… Лишь бы доехать, лишь бы дотянуть…
