– Задрал… – коротко отозвалась угрюмая Курочкина.
– Хотя, конечно, может и уволят… – тут же согласился Захаров.
Спустя два с половиной часа и получив ответы несколько десятков похожих друг на друга вопросов, парни из армейской полиции сообщили, что все свободны. Правда, в этой «свободе» таилась кривая усмешка.
– Записи остаются у нас, мисс, просим нас понять. Ситуация крайне нестандартная, и мы должны внимательно все изучить. После окончания работы с ними командование обязательно свяжется с представителями российского посольства для передачи материалов вашей телекомпании. Обладатель замечательных солнечных очков ни разу не запнулся и никак не реагировал на попытки Нади сказать хоть что-то. Ее слова отскакивали от него, как легкие свинцовые пули от лобовой брони танка.
– Однако вынужден вас официально уведомить: если информация, содержащаяся на полученных от вас носителях, будет отнесена к категории, не предполагающей ее публичную демострацию, она не будет вам возвращена. От лица правительства США и командования базы, выражаю вам всем глубокую признательность за вашу помощь и приношу извинения за доставленные неудобства. Всего доброго. Вас проводят.
Оттарабанив этот текст, «гражданский», тот самый, развернулся и закрыл за собой дверь, оставив всех в глубоком смятении.
– Пошли, что ли… Я вас отвезу, – Родион был хмур. Всеобщее подавленное настроение передалось и ему.
– Куда? В консульство?
– Нет, брат. До вертолетной площадки. Вас доставят в «Зеленую зону» на вертолете.
До вертолетов доехали за три минуты. Настроение у всех было ни к черту. Ехали молча. «Хаммер» вывернул из-за угла какого-то строения, и взору пассажиров предстали два красавца – парочка готовых к взлету «Black Hawk».
– «Черные ястребы»!
Вопль Павла заставил подпрыгнуть сидевшего за рулем младшего брата и вздрогнуть всех остальных.
– Ты че, Павлон, обалдел что ли? Зачем в ухо орать?
– Так ведь, е-мое, это же «Черные ястребы»! – в возгласе Павла бенгальским огнем искрил мальчишеский восторг.
– Никогда не видел, что ли? – удивился Леонид.
– В кино видел. А так – нет. И ни разу не летал.
– Ой, какие они… страшные… – будто бы пожаловалась Курочкина.
– О, вас ждет настоящий аттракцион! – пообещал Родион, останавливая автомашину за пару десятков метров до ближайшего «Черного ястреба».
– Да-а-а! Уверен, это будет круто! На вертолете полетим! Офигеть!
– Не, Паш, – Бойченко покачал головой, – ты не меняешься.
– Nomina sunt… – начал было Леонид.
– Слушай, Софокл, или кто ты там, Лукреций… Тебе самому не надоело?
Двигатели винтокрылых машин работали на низких оборотах, поднимая вокруг себя волны тугого ветра. Вертолеты стояли на ровной каменистой почве, усыпанной торчащими мелкими камушками, будто зубчиками, прорастающими из-под земли. Казалось бы, вся пыль и песок давным-давно должны были быть выметены с площадки, однако всем пришлось моментально прищуриться и нагнуть голову – мелкие песчинки, будто иголочки, впивались лица и руки. К звуку работающих двигателей, к этому благородному, механическому пению, примешивался хищный клекот и свист, с которым лопасти месили воздух. Рассматривая черные силуэты вертолетов, Павел с некоторым удивлением отметил, что в них все-таки больше рыбьего, чем птичьего. Возле машин, готовящихся к взлету, суетился персонал. В салон одного солдаты закидывали какие-то тюки. Им помогал член экипажа, одетый в серый комбинезон. Летный шлем с большим зеркальным «забралом» делал его похожим на стрекозу. Не хватало только крыльев. За выпуклыми, полимерными стеклами кабины угадывались фигуры пилотов.
– Все, приехали. Дальше вы сами… – Родион оперся на широкий капот.
– Спасибо тебе, – Курочкина протянула ему ладошку, – все было очень… интересно. Закончилось, правда, совсем не так, как мы рассчитывали…
– Приезжайте к нам еще, Надя.
– Нет, уж лучше вы к нам, – Бойченко коротко пожал руку и хлопнул Захарова по плечу. – Ты хороший солдат, парень. И… я буду за тобой приглядывать. Ну, ты понял, да?
– Счастливо оставаться! Было приятно с тобой познакомиться, – подошел Леонид, – а Если бы не твои эти… – он махнул головой назад, – получилось бы отличное кино.
– Не переживай, Леня. Все вернут.
– Знаем мы эти «вернут», – махнул рукой оператор, – не в первый раз…
– За вами уже пришли, идите на посадку, – Родион увидел, как к ним приближался один из летной команды.
– Это вы – русские журналисты? – спросил тот, перекрикивая шум винтов. – За мной, быстро. У нас две минуты.
Леонид, Надя и Сергей, пригнув головы от ветра, последовали за вертолетчиком.
– Иди, Павлон, ждать не будут, – Родион подтолкнул брата в спину.
– Ну все, давай, Родька… Веди себя хорошо!
Братья коротко обнялись.
– Ну, ты сам знаешь, да? Бегай…
– Быстро.
– Стреляй…
– Метко.
– И что еще? – Павел улыбнулся, глядя на младшего.
– Да помню, помню… Не буду героем, вызову подмогу. Иди, они уже готовы подниматься…
Звук двигателей действительно изменился. Металла поубавилось, появились высокие нотки. Беснующийся ветер все бесцеремоннее заглядывал в надувающиеся от ветра карманы.
– Молодец. Все, я полетел. Приеду домой – напишу, что и как.
– В Бостон напиши.
– Обязательно. Портнову привет передай.
– Всенепременно.
Пригнувшись и придерживая кепку левой рукой, Павел пошагал к вертолету. Вдруг он остановился и, обернувшись, показал пальцем на стоящего у «Хаммера» брата:
– Сегодня был хороший день! – перекричал он свист лопастей, набирающих скорость.
Родион встал по стойке «смирно» и приложил раскрытую ладонь к козырьку.
Едва Павел занял оставленное для него место, нацепил наушники и пристегнулся широким ремнем, вертолет резко задрал хвост, будто хотел нырнуть. И тот час же рванул вперед и вверх. Как это смотрелось со стороны, было непонятно, но для сидящих в салоне это выглядело именно так – рванул, вдавив их в кресла. Сквозь наушники, плотно закрывавшие уши, доносился гул роторов, работающих прямо над головой. Резво взмыв в воздух, вертолет заложил довольно крутой вираж, продемонстрировав желающим территорию ФОБ «Лоялти», оставленную по правому борту. У взлетной площадки все еще стояла маленькая, будто игрушечная машинка, а рядом с ней была различима фигурка в серой армейской форме.
– Паш, ты чего? – голос Курочкиной в наушниках звучал как-то металлически, будто был припорошен железной стружкой.
– Да не, все нормально. Песок в глаз попал.
Вертолеты шли над Багдадом. Высота была не очень большая, поэтому происходящее внизу можно было хорошо рассмотреть. Попутчиками российской съемочной группы были трое военнослужащих, один из которых достал цифровую «мыльницу» и стал снимать ролик. А поснимать было что. Точнее – особо нечего, просто альтернативы не было. Зеленые пальмовые рощи, чередующиеся с жилыми кварталами. Муравьиная возня на дорогах. Кое-где были видны следы боев. Только высота открывала некоторые секреты – в крышах некоторых домов зияли довольно большие отверстия. Места попаданий бомб и ракет. Чем ближе подлетали к центру Багдада, тем чаще попадались такие здания. У многих домов были начисто снесены верхушки, отчего было затруднительно определить первоначальную высоту строения. Горизонт, залитый солнечным светом и раскинувшийся далеко-далеко, не вдохновлял. Все те же скупые краски. В паре мест что-то дымилось. Километрах в трех параллельным курсом двигались знакомые силуэты боевых «Апачей». С такого расстояния они выглядели как радиоуправляемые игрушки…
Несколько раз вертолет просаживался вниз – то ли в воздушные ямы попадал, то ли пилоты совершали какие-то маневры. И каждый раз в животе мгновенно надувался холодный пузырь, пропадающий, правда, практически так же быстро и оставляющий после себя какое-то веселое удивление и восторг.
Со своего места Павлу была видна часть кабины пилотов и место левого стрелка. Тот сидел на своем небольшой кресле, пристегнутый к вертолету толстым фалом и держался за двойную рукоять шестиствольного минигана, готовый в любой момент вдавить гашетку и выплюнуть тучу свинца в сторону «плохих парней». Второй стрелок, словно зеркальное отражение первого, занимал позицию по правому борту.
Павел пытался анализировать свои ощущения от пережитого за последние три дня… Слишком много. Три дня в Багдаде – это слишком много. Воспоминаний останется до конца жизни. Вот с фотоаппаратом хреново вышло. Да и с записями… Жалко, конечно. Но это уже пусть телевизионщики разбираются. Мне-то чего записи… Я свой «чемодан удовольствий» получил. Братишку повидал. На войну посмотрел. Совместил приятное… с полезным. Захаров с удивлением поймал себя на мысли, что чем дальше вертолет отдалялся от базы, тем больше события, свидетелем и участником которых он стал, начали приобретать какие-то причудливые, «киношные», «голливудские» формы. Действительность стремительно деформировалась в клип, в видеоряд, в последовательный набор скриншотов, в эпизоды компьютерной игры, мозаику альтернативной реальности. И даже мысль о том, что он мог там, тогда, у бункера, кого-то убить, уже не была такой… дикой и неестественной. Наверное, это действует «военная прививка». Точно, так и есть. Он увозит с собой кусочек войны. А сама война остается… А ведь прав, черт побери, Леня. «Где-то там».
– Чего?
