Интересный вопрос: о чем я думал, глядя, как его глаза ползут на лоб в недоверчивом испуге («Да ладно, ребят, вы ж просто прикалываетесь?») перед тем, как спустя несколько секунд закрыться навсегда? Не о том, что помогаю друзьям, конечно же нет. Не о страхе, не о чувстве вины. Я думал о мелочах. Колкости, скользкие намеки, дежурные издевки. Сотни мелких, оставшихся без ответа унижений, копившихся во мне месяцами. О них-то я и думал, ни о чем другом. Только благодаря им я смог спокойно наблюдать за тем, как на один долгий миг он завис, отчаянно балансируя, на краю обрыва (руки молотят воздух, глаза бешено вращаются в орбитах — комик из немого кино, поскользнувшийся на банановой кожуре), прежде чем рухнуть в пустоту, навстречу собственной смерти.
Генри, казалось, вынашивал план — какой, я не знал. Он часто пропадал по каким-то таинственным делам, что, конечно, случалось и раньше, но теперь я, желая уверить себя, что хоть кто-то держит ситуацию под контролем, приписывал его исчезновениям смутный обнадеживающий смысл. Нередко он отказывался открывать дверь — даже поздно вечером, когда в окнах горел свет и я точно знал, что он дома. Бывало не раз и не два, что он появлялся за ужином взлохмаченный, в мокрых туфлях и с засохшими пятнами грязи на отворотах в остальном безукоризненных черных брюк. На заднем сиденье его машины откуда ни возьмись появилась стопка книг на арабском, как мне показалось, языке с печатью библиотеки Уильямс-колледжа. Это было вдвойне интригующе: вряд ли Генри умел читать на арабском, да и выдать их ему на дом в библиотеке другого колледжа никак не могли. Украдкой открыв одну из них, я обнаружил, что из кармашка не вынута карточка и последним брал эту книгу некто Ф. Локет и было это в 1929 году.
Однако самое странное я увидел, отправившись однажды в Хэмпден в компании Джуди Пуви. Мне нужно было сдать кое-какую одежду в химчистку, и Джуди, собравшаяся в город, предложила меня подвезти. Мы управились со всеми делами (включая невероятную порцию кокаина на парковке у «Бургеркинга») и уже на обратном пути остановились на перекрестке перед светофором. Приемник «корвета» был настроен на одну из манчестерских радиостанций, играла жуткая музыка («Линьярд Скиньярд» — «Вольная птица»), Джуди, как и полагалось девице, чей скромный ум давно атрофировался от лошадиных доз кокаина, несла какую-то чушь (что-то о своих знакомцах, занимавшихся сексом в супермаркете: «Прям посреди прохода! В отделе заморозки!»), но вдруг посмотрела в окно и хихикнула:
— Эй, это не твой там друг четырехглазый?
Я встрепенулся и подался вперед. Прямо перед нами, на другой стороне улицы, находился маленький хэд-шоп — бонги, гобелены, пузырьки «Раш», [85] а также всевозможные травы и благовония на полках за прилавком. Единственным, кого я там когда-либо видел, был унылый, траченный молью хиппи в бабушкиных очках — хэмпденский выпускник и владелец этой убогой лавочки. Но сейчас на фоне небесных карт и единорогов я с изумлением узрел Генри. Он стоял у прилавка, сверяясь с записями на листке, который держал в руке. Хиппи начал было что-то говорить, но Генри, оборвав его на полуслове, указал на полку за его спиной. Хиппи пожал плечами и достал оттуда какую-то бутылочку. Я наблюдал, затаив дыхание.
— Он-то там чего, интересно, забыл? Привязался к этому сморчку несчастному… Дерьмовый, кстати, магазинчик. Я туда как-то раз заходила, искала маленькие весы — у них там вообще ни фига нет, одни хрустальные шары и хрень всякая. Помнишь те зеленые пластмассовые весы, которые я… Эй, да ты ведь меня даже не слушаешь! — сердито воскликнула она, заметив, что я все еще смотрю в окно.
Хиппи нагнулся и принялся шарить под прилавком.
— Хочешь, бибикну?
— Не вздумай! — заорал я, весь на взводе от кокаина, и оттолкнул ее руку от руля.
— Блин! Не пугай меня так! — Она прижала руку к груди. — Черт! У меня сейчас мозги наружу полезут, это же просто спид какой-то, а не кокаин. Нет, точняк, спидов набодяжили… Ну сейчас, сейчас, — огрызнулась она: загорелся зеленый, и стоявший позади нас грузовик начал истошно сигналить.
Украденные книги на арабском? Хэд-шоп в Хэмпден-тауне? Я не улавливал связи между действиями Генри и не мог даже себе представить, что он замышляет, однако по-детски верил в него и, подобно доктору Ватсону, с безоговорочным доверием наблюдавшему за действиями своего прославленного друга, терпеливо ждал, когда его замысел наконец станет явным.
Что и произошло через пару дней — однако не совсем так, как я думал.
Ночью в четверг, около половины первого, ко мне постучали. Я стоял в одной пижаме, пытаясь постричься с помощью маникюрных ножниц и карманного зеркальца. Толком у меня это никогда не выходило — получалась в лучшем случае инфантильная стрижка а-ля Артюр Рембо. Не выпуская из рук инструменты, я открыл. На пороге стоял Генри.
— О, привет! Заходи.
Осторожно переступая пыльные клочья волос, он прошел и сел за стол. Критически оценив свой профиль, я продолжил нелегкое занятие.
— Как дела? — сказал я, нацелившись ножницами на длинный завиток возле уха.
— Ты ведь какое-то время изучал медицину, если не ошибаюсь?
Это было обычной прелюдией к расспросам о проблемах со здоровьем. После года на медицинском факультете я обладал весьма скудными познаниями в этой области, однако моим друзьям (которые не знали о медицине вообще ничего и считали ее не столько наукой, сколько разновидностью симпатической магии) это вовсе не мешало постоянно консультироваться со мной по поводу разнообразных болей и колик с благоговением дикарей, пришедших на поклон к знахарю племени. Невежество страждущих простиралось от трогательного до шокирующего. Генри — полагаю, из-за богатого опыта собственных недомоганий — знал больше других, но порой и он изумлял меня совершенно серьезными вопросами о жизненных соках и разлитии желчи.
— У тебя что-то болит? — спросил я, косясь на его отражение в зеркальце.
— Мне нужна формула для расчета дозировки.
— В смысле, расчета дозировки? Дозировки чего?
— Есть ведь такое понятие? Определенная математическая формула, позволяющая вычислить нужную дозу лекарства в соответствии с ростом и весом человека, или что-то в этом роде.
— Все зависит от концентрации лекарства, — ответил я. — Здесь я тебе ничем помочь не могу. Нужно посмотреть в Настольном справочнике врача.
— Это исключено.
— Им очень просто пользоваться.
— Я имею в виду другое. Того, что мне нужно, в этом справочнике нет.
— Да ну, брось ты.
Секунду-другую было слышно только натужное щелканье моих ножниц. Наконец он сказал:
— Ты не понял. Это не то, что обычно выписывают врачи.
Я опустил ножницы:
— Боже мой, Генри. Что там у тебя? ЛСД или что?
— Допустим, — спокойно ответил он.
Положив инструменты на стол, я повернулся к нему:
— Генри, послушай меня, не стоит. Не помню, говорил я тебе или нет, но пару раз я пробовал ЛСД. В десятом классе. Лучше б я этого никогда не…
— Я понимаю, что рассчитать концентрацию подобного препарата трудно, — невозмутимо продолжил он. — Но предположим, у нас имеются некоторые данные, полученные опытным путем. Скажем, известно, что количество X определенного препарата наносит серьезный вред животному весом около тридцати килограммов, а чуть большее количество Y убивает его. Я вывел приблизительную формулу, но речь идет об очень незначительной разнице дозировок. Итак, исходя из того, что есть, как мне лучше произвести дальнейшие расчеты?
Прислонившись к комоду, я уставился на Генри, позабыв о стрижке:
— Покажи, что там у тебя.
Немного поколебавшись, он полез в карман. Когда он разжал кулак, я, не поверив глазам, наклонился поближе. На ладони лежал бледный гриб с тонкой ножкой.
— Amanita caesaria, — объявил он и, увидев выражение моего лица, добавил: — Вовсе не то, что ты думаешь.
— Я в курсе, что такое Amanita.
