– Мы сможем защитить себя на протяжении нескольких часов, – сказал я.
Он хлопнул меня по плечу.
– Мы возьмем их, мистер Кензи. – Он посмотрел на Грейс и Мэй. – Вы готовы?
Она кивнула, протянула руку Мэй. Та взяла ее и посмотрела на меня с грустью и смущением, делавшими ее не по летам взрослой.
– Грейс.
– Нет. – Она отдернула голову, когда я протянул руку к ее плечу. Повернулась ко мне спиной и вышла.
Они уехали на черном "крайслере" с пуленепробиваемыми окнами и водителем с холодными, крайне настороженными глазами.
Я спросил:
– Куда вы их везете?
– Очень далеко, – ответил Болтон. – Очень далеко.
Вертолет приземлился в самом центре Массачусетс-авеню, и Болтон, Эрдхем и Филдс, подпрыгивая, шли к нему по льду.
Когда вертолет поднялся в воздух, раскидав мусор по витринам магазинов вдоль авеню, к нам присоединились Девин и Оскар.
– Я отправил твоего дружка-карлика в больницу, – сказал Оскар, протягивая мне в знак примирения свои руки. – Сломаны шесть ребер. Жаль.
Я пожал плечами. Придется как-нибудь компенсировать Нельсону это недоразумение.
– Я послал к дому Энджи сержанта, – сказал Девин. – Я хорошо знаю молодца. Его зовут Тим Данн. Он справится. Можете ехать.
Мы стояли под дождем и наблюдали, как они садились в полицейские и фэбээровские машины, которые караваном двинулись вниз по Массачусетс-авеню, и плеск дождя по льду звучал печальнее всего, что я слышал в жизни.
Глава 33
Наш таксист маневрировал по обледенелым улицам с удивительной ловкостью, удерживая стрелку спидометра на цифре 20 и нажимая на тормоз лишь в критических случаях.
Город был скован льдом. Обширная стекловидная пелена покрывала фасады домов, а сточные желоба прогибались под тяжестью каскада белых сосулек, по форме напоминающих кинжалы. Деревья мерцали платиновым светом, а машины, стоящие вдоль авеню, превратились в ледяные скульптуры.
– В такую ночь, как сегодня, бывает много неприятностей с электричеством, скажу я вам, – произнес таксист.
– Думаете? – механически ответила Энджи.
– О, бьюсь об заклад, прекрасная леди. Этот лед пригнет все электропровода к земле, вот увидите. Никто не должен в такую бурную ночь быть вне дома, нет.
– Почему же вы не дома? – спросил я.
– Должен кормить малышей, увы, да. Они не должны знать, в каком жестоком мире живет их папочка. Нет. Они должны быть сытыми.
Я вдруг увидел лицо Мэй, скорченное от смущения и ужаса. Слова, которые я буквально вылил на ее мать, эхом звучали в моих ушах.
Малыши не должны знать.
Как я мог забыть об этом?
* * *
Пока мы шли по дорожке к дому Энджи, Тимоти Данн дважды полоснул нас лучом своего фонарика.
Он осторожно перешел улицу и подошел к нам. Это был худощавый паренек с широким, открытым лицом, прикрытым темно-синей фуражкой. Такие лица бывают у крестьянских мальчишек или у тех, кого матери с детства готовят к посвящению в духовный сан.
Его фуражка была покрыта водонепроницаемым пластиком, а тяжелый черный плащ блестел от дождя. Он приподнял фуражку, когда мы подошли к парадной двери.
– Мистер Кензи, мисс Дженнаро, я – сержант Тимоти Данн. Как вам погодка?
– Бывает и лучше, – сказала Энджи.
– Да, мэм, я слышал.
– Мисс, – поправила его Энджи.
– Простите?
– Пожалуйста, зовите меня "мисс" или просто Энджи. Слово "мэм" намекает, что я гожусь вам в матери. – Она пристально посмотрела на него сквозь морось. – Это ведь не так, правда?
Он застенчиво улыбнулся.
– Конечно нет, мисс.
– Сколько вам лет?
– Двадцать четыре.
– О-оо!
– А вам? – спросил он.
Она хихикнула.
– Никогда не спрашивайте у женщины ее вес и возраст, сержант Данн.
Он кивнул.
– И в том, и в другом отношении бог очень щедр к вам, мисс.
Я закатил глаза.
Она немного отпрянула и вновь посмотрела на него.
– Далеко пойдете, сержант Данн.
– Благодарю вас, мисс. Мне все это говорят.
– Верьте людям, – сказала она.
Он посмотрел вниз, переступил ногами, затем потянул себя за правую мочку уха, этот жест, видимо, был машинальным.
Он прочистил горло.
– Сержант Амронклин сказал, что из ФБР пришлют подкрепление, как только окончательно окружат их на Саут Шор. Он сказал, около двух или трех утра. Я так понял, что парадная и задняя дверь на сигнализации, а задняя часть дома под охраной.
Энджи кивнула.
– Я все же хотел бы проверить.
– Прошу вас.
Данн снова приложился к фуражке и пошел вокруг дома, а мы стояли на крыльце и прислушивались к скрипу его шагов по замерзшей траве.
– Интересно, где Девин раздобыл этого мальчишку? – спросила Энджи. – В хоре для мальчиков?
– Может, племянник, – сказал я.
– Девина? – Она покачала головой. – Не может быть.
– Может. У Девина восемь сестер, и половина из них монашки. Серьезно. Вторая половина замужем за типами, уверенными, что они – правая рука Иисуса.
– Каким образом Девин вылез из этого родового болота?
– Тайна, покрытая мраком.
– Этот юнец так невинен и искренен, – сказала она.
– Он слишком молод для тебя.
– Каждому юноше нужна опытная совратительница, – ответила она.
– И ты как раз подходишь.
– Конечно, тупица. Ты же видел, как ерзают его бедра в этих узеньких брючках?
Я вздохнул.
Луч фонарика возвестил о возвращении Тимоти Данна – его осторожные шаги послышались с другой стороны дома.
– Все чисто, – сказал он, когда мы снова вышли на крыльцо.
– Благодарю вас, сержант.
Он встретился с ней глазами, его зрачки вспыхнули, но он отвел взгляд вправо.
– Тим, – сказал он. – Зовите меня просто Тим, мисс.
– Тогда вы меня – Энджи. А это Патрик.
Тим кивнул, и, когда взглянул на меня, в его глазах появилось выражение легкой вины.
– Ну, – сказал он.
– Ну, – повторила Энджи.
– Ну, я буду в машине. Если решу подойти к дому, сначала позвоню. Сержант Амронклин дал мне ваш номер.
– А если будет занято? – спросил я.
Он предусмотрел и это.
– Три вспышки моего фонаря вот в это окно. – Он указал на гостиную. – Я знаком с планом дома, свет будет видно в любой комнате, за исключением кухни и ванной. Верно?
– Да.
– И наконец, если вы будете спать или не увидите, я позвоню в звонок. Два коротких звонка. Ясно?
– Кристально, – сказал я.
– Все под контролем, – пожелал нам Тим.
Энджи кивнула.
– Спасибо, Тим.
Он ответил кивком, но не глядя ей в глаза. Он пошел обратно, пересек улицу и, дойдя до машины, забрался внутрь.
Я скривился и пропел:
– "Тим!"
– Заткнись ты.
* * *
– Они все забудут, – сказала Энджи.
Мы сидели в столовой, беседуя о Грейс и Мэй. Отсюда мне была видна красная пульсирующая точка сигнализации на входной двери. Вместо успокоения она подчеркивала нашу уязвимость.
– Нет, не забудут.
– Если они любят тебя, то поймут, что ты потерял самообладание под влиянием стресса. Грубо, конечно, но не более того.
Я покачал головой.
– Грейс права. Я привел ужас в ее дом. И сам в него обратился. Я испугал ее ребенка, Энджи.
– Дети отходчивы, – сказала она.
– Если бы ты была Грейс, и я разыграл бы перед тобой такой спектакль, а твоего ребенка на месяц погрузил в ночные кошмары, что бы ты сделала?
– Я не Грейс.
– А если бы была ею?
Она покачала головой, глядя на бокал с пивом в руке.
– Скажи, – сказал я.
– Возможно, я бы вычеркнула тебя из своей жизни, – сказала она, глядя в бокал. – Навсегда.
* * *
Мы перешли в спальню, уселись в кресла по обе стороны кровати, чувствуя глубокую усталость и вместе с тем возбуждение – слишком сильное, чтобы уснуть.
Дождь прекратился, свет в спальне был погашен, и лед за окном отсвечивал серебром, придавая комнате жемчужный оттенок.
