– Открыто.
– Да. Она оставила его чуть приоткрытым.
– Черт.
– Патрик, объясни, что происходит.
– Закрой его, Грейс. Закрой.
– Уже сделала это. Что ты думаешь...
– Где твой пистолет?
– Мой пистолет? У меня его нет. Ненавижу оружие.
– Тогда нож.
– Что?
– Найди какой-нибудь нож, Грейс. О, господи. Найди...
Энджи выхватила телефон из моей руки и знаком, приложив палец к губам, приказала мне молчать.
– Грейс, это Эндж. Послушай. Возможно, ты в опасности. Мы еще точно не знаем. Поэтому оставайся пока на связи и не двигайся, пока не будешь уверена, что в твоей квартире нет посторонних.
Мимо проплыли щиты с названием районов – Эндрю Сквер, Массачусетс-авеню – и "линкольн", свернув на Франтедж-роуд, миновал свалку промышленных отходов и отходов от строительства Биг Диг [21] в виде большого темного пятна, вырулил в сторону Ист Беркли.
– Болтон, – сказал я, – она не приманка.
– Знаю.
– Хочу, чтобы по программе защиты свидетелей ее упрятали так далеко, чтобы сам президент не мог найти ее, если захочет.
– Понимаю.
– Возьми Мэй, – сказала Энджи по телефону, – и оставайся в комнате с запертой на ключ дверью. Мы будем минуты через три. Если кто-то попытается проникнуть через дверь, вылезай в окно и беги в сторону Хантингтон или Массачусетс-авеню и ори что есть мочи.
Мы проскочили первый красный свет на Ист Беркли, вынудив какую-то машину вильнуть в сторону, выскочить на тротуар и врезаться в фонарный столб у гостиницы "Пайн Стрит".
– Подсудное дело, – сказал Болтон.
– Нет, нет, – продолжала по телефону взволнованным голосом Энджи. – Не покидай дом, пока не услышишь, что кто-то внутри. Если он поджидает на улице, это как раз то, что ему нужно. Мы уже почти прибыли, Грейс. В какой ты комнате?
Молниеносный поворот на Коламбус-авеню стоил нам покрышки левого заднего колеса, налетевшего на бордюр.
– В спальне Мэй? Хорошо. Мы всего в восьми кварталах от вас.
Тротуар Коламбус-авеню был покрыт толстым слоем льда, такого черного и твердого, что, казалось, мы продвигаемся по полосе чистой лакрицы.
Когда колеса нашей машины забуксовали, то обретая стойкость, то вновь теряя ее, я не выдержал и стукнул кулаком по дверце.
– Успокойтесь, – сказал Болтон.
Энджи потрепала меня по колену.
Когда "линкольн" повернул прямо на Уэст Ньютон, в моем сознании, подобно вспышкам шаровой молнии, встали черно-белые образы.
Кара, распятая на морозе.
Голова Джейсона Уоррена, свисающая на электропроводе.
Питер Стимович с лицом, лишенным глаз.
Мэй пытается удержать собаку, играя с ней в траве.
Влажное тело Грейс, мягко качающееся на моем в духоте теплой ночи.
Кол Моррисон, запертый в глубине того грязного белого фургона.
Кроваво-красный хитрый взгляд клоуна, когда он произносил мое имя.
– Грейс, – прошептал я.
– Все в порядке, – говорила Энджи по телефону, – мы уже почти прибыли.
Мы свернули на Сент-Ботолф, и водитель включил тормоза, и мы плавно проскользнули мимо коричнево-кирпичного дома Грейс, пока, наконец, машина не затормозила на два дома дальше.
Остальные наши машины остановились позади нас. Я вылез и побежал к дому. На тротуаре поскользнулся и упал на одно колено. В этот момент из прохода между двумя машинами справа появился мужчина. Обернувшись, я уткнул ему пистолет в грудь, после чего он поднял руки в темноте дождя.
Мой палец почти нажал на курок, когда он вскрикнул:
– Патрик, стой!
Нельсон.
Он опустил руки, лицо у него было потным и испуганным. Подоспевший сзади Оскар ударил его и налетел, как поезд, отчего оба свалились на лед, и тщедушное тело Нельсона полностью исчезло под мощным торсом Оскара.
– Оскар, – воскликнул я, – все в порядке! Отбой. Он работает на меня.
Я взбежал по ступенькам к двери Грейс.
Энджи с Девином последовали за мной. Грейс открыла дверь и сразу защебетала:
– Патрик, что, черт возьми, происходит? – Она посмотрела поверх моего плеча, но, увидев, как Болтон, отдавая приказы, рычит на своих людей, округлила глаза.
Огни фар то и дело мелькали вниз и вверх по улице.
– Все в порядке, – сказал я.
Девин опустил пистолет и подошел к Грейс.
– Где ребенок?
– Что? В своей спальне.
Он вошел в дом в пуленепробиваемом жилете.
– Эй, подождите! – Она бросилась вслед за ним.
Мы с Энджи прошли за ней. Остальные агенты прочесывали двор дома с помощью ручных фонариков.
Грейс указала на пистолет Девина.
– Уберите его, сержант. Уберите...
Мэй начала громко плакать.
– Мама-а...
Девин то и дело заглядывал в подъезд, прижимая пистолет чуть выше колена.
Тепло и свет гостиной отнюдь не успокоили меня – меня подташнивало, а руки дрожали от прилива адреналина. Из спальни доносился плач Мэй, и я пошел на этот звук.
Мой мозг одолевала мысль – я чуть не убил Нельсона – она вызывала дрожь, но затем все-таки оставила меня в покое.
Грейс прижала Мэй к плечу, а та, открыв глаза и увидя меня, разразилась новым потоком слез.
Грейс взглянула на меня.
– Боже, Патрик, неужели все это так необходимо?
Лучи фонариков во дворе отскакивали от окон.
– Да, – сказал я.
– Патрик, – глядя на мою руку, сердито сказала она. – Убери это.
Я взглянул вниз, заметил пистолет в своей руке, осознал, что именно он стал причиной последнего взрыва слез Мэй. Я засунул его обратно в кобуру, затем, посмотрев на них, мать и дочь, лежащих в обнимку на кровати, почувствовал себя подлым предателем.
* * *
Пока Мэй переодевалась в своей спальне, Болтон беседовал с Грейс в гостиной.
– Первостепенная задача сейчас – обеспечить безопасность вам и вашей дочери. Внизу нас ждет машина, и я хочу, чтобы вы сели в нее и поехали с нами.
– Куда? – спросила Грейс.
– Патрик, – позвал слабый голосок.
Я обернулся и увидел Мэй на пороге спальни наспех одетой в джинсы и свитер, с незавязанными шнурками на ботинках.
– Да? – спросил я как можно мягче.
– Где твой пистолет?
Я попробовал улыбнуться.
– Выбросил. Прости, что напугал тебя.
– Он толстый?
– Что? – Я нагнулся и завязал ей ботинки.
– Он... – Она заволновалась, пытаясь найти нужное слово, и явно расстроилась.
– Тяжелый? – подсказал я.
Она кивнула.
– Да. Тяжелый?
– Да, Мэй. Особенно для тебя.
– А для тебя?
– Для меня тоже довольно тяжелый, – сказал я.
– Тогда почему ты его носишь? – Она наклонила голову налево и посмотрела вверх, прямо мне в глаза.
– Он необходим мне для работы, – сказал я. – Как стетоскоп для твоей мамы.
Я поцеловал ее в лоб.
Она поцеловала меня в щеку и обняла мою шею такими нежными ручками, что казалось невероятным, что они существуют в том же мире, что Алек Хардимен, Эвандро Аруйо, ножи и пистолеты. Она вернулась обратно в спальню.
В гостиной Грейс отрицательно качала головой.
– Нет.
– Почему? – спросил Болтон.
– Нет, – повторила Грейс. – Я не поеду. Можете взять Мэй, а я позвоню ее отцу. Уверена, да-да, что он возьмет отпуск и побудет с ней. Я буду навещать их, пока все это не кончится, но сама поехать не могу.
– Доктор Коул, это неприемлемо.
– Я первый год в хирургии, агент Болтон. Вам это понятно?
– Да, понимаю, но ваша жизнь в опасности.
Грейс тряхнула головой.
– Можете защищать меня. Можете следить. И можете спрятать мою дочь. – Она взглянула на спальню Мэй, и на ее глаза навернулись слезы. – Но я не могу бросить свою работу. Только не сейчас. Я никогда больше не получу такую возможность, если уйду посреди испытательного срока.
– Доктор Коул, – сказал Болтон. – Я не могу позволить вам это.
Грейс вновь тряхнула головой.
– Придется, агент Болтон. Защитите мою дочь. О себе я позабочусь сама.
