— Отстреливались?
— Мы первые начали. Ио нам так ответили, что я один унес ноги.
Рен озабоченно поинтересовался:
— Ты уверен: точно погибла группа? Вдруг кто-то попался живым?
— Вряд ли. Я сам слышал, как их обыскивали — мертвых.
— Как все случилось?
— Думаю, мы случайно наткнулись на оперативную группу. Их было пятеро: лейтенант, старшина и три местных комсомольца из истребительного отряда. Знаете, обычный обход. У старшины — ручной пулемет, у остальных автоматы. Встретились с ними на автобусной остановке, предъявили документы — направляемся на лесозаготовки. Они нас пропустили и вообще не очень расспрашивали, только лейтенант предупредил, чтобы держались настороже — в районе, мол, беспокойно, Разошлись. И вдруг Дубровник говорит: «Давайте их за селом подождем, хочу с настоящими большевиками побалакаты». Я ему и так и сяк, а он ни в какую: приказываю. Ну что ты будешь делать? Совсем осатанел мужик, хоть и высокого чина. Еще трусом меня обозвал: ты, говорит, и стрелять разучился. Вышли мы по одному за село, выбрали место подходящее, он в этом деле понимает — с двух сторон лес, дорога узкая, змеится по дну овражка, стали ждать…
…Чуприна появился час назад. Рука перевязана куском рубашки, на ватнике запеклась кровь, диск автомата пустой. Он почти полз, когда его заметили дозорные и помогли добраться до базы. Роман повалился на топчан — он потерял много крови. Один из «боевиков» отрезал рукав ватника, отодрал пропитавшееся кровью полотно сорочки, туго перетянул рану. В бункер пришел Рен. Пока Чуприну приводили в себя, он хмуро и устало сутулился на широком пне, заменявшем стул. Еще вчера они втроем — Рен, Дубровник, Чуприна — обсуждали предстоящую встречу с Офелией. Ей уже сообщили, что эмиссар закордонного провода будет ждать ее в зачепной хате лесника Гайдамацкого леса. Маршрут ее движения разработал Сорока. Хата была вне подозрения. Лесник Хмара ни в чем замешан не был, осторожный и хитрый мужик скрывал свои связи с подпольем. Он и Рену не раз говорил: «Вы придете и уйдете, а мне здесь век вековать». Рен ценил таких предусмотрительных людей, и хотя знал, что у Хмары иногда останавливаются на отдых «ястребки», возвращающиеся из засад, не осуждал: чужих не выдает, а своих и подавно не продаст. Жил лесник с дочкой и сыном. Сын был ранен в годы войны, когда служил у сотенного Яра, и это крепче всяких обещаний привязывало Хмару к «лесным братьям»: какому отцу охпта, чтобы единственный сын попал в тюрьму? От базы Рена до хаты Хмары добираться было не очень трудно, несколько десятков километров лесом. Можно было и другим путем: часть дороги проехать в рейсовом автобусе. Сам Рен, конечно же, пошел бы лесом: хоть и долго, зато надежно. А Дубровник решил по-другому. «Хочу хоть глянуть, как люди живут на омоскаленной Украине» — так он объяснял свое решение. Рен же подозревал, что курьеру просто лень плестись чащобами да буераками. Проводник берег хату Хмары на крайний случай. А теперь пришлось разрешить Дубровнику воспользоваться этим убежищем — Рен перебрал все возможные варианты, остальные явки казались ненадежными. «Там и заночевать сможете с Офелией, — въедливо бросил он, — у Хмары есть боковушка для таких гостей, как мы».
Они подробно обговорили каждый шаг Дубровника к хутору. Рен, знавший эти места как свои пять пальцев, советовал избегать случайных знакомств — народ осатанел, на каждого нового человека смотрит косо. К автобусной остановке надо выходить по одному, чтобы не бросалось в глаза, что передвигаются они группой — это вызовет подозрение. В автобус гадиться лучше всего рано утром, когда он обычно переполнен. Впрочем, этот участок сравнительно безопасный, Рен запретил здесь появляться своим людям — даже волки не промышляют у берлог. Труднее будет уйти из конечного автобусного пункта снова в лес, но и это возможно. Надо подрядить у одного из мужиков — Рен сказал у кого — подводу, чтобы осмотреть лесные делянки, — здесь помогут документы лесозаготовителей.
У Дубровника и его хлопцев были короткие немецкие десантные автоматы, которые легко упрятать под полушубки и стеганки. Рен советовал не злоупотреблять оружием — это раньше каждый лайдак мог шляться по селу с обрезом под полою, сейчас не то время.
— Несу за тебя полную ответственность, — втолковывал он Дубровнику, — не рискуй, Максим, три раза под ноги погляди, прежде чем шагнешь.
Рен назначил Чуприну в сопровождающие закордонному гостю.
Хмара предпочитал из всех паролей личное знакомство: приходит с новыми людьми знакомый человек — все ясно и понятно, можно и им довериться. Адъютант хорошо знал лесника, были у него и еще знакомые в окрестных селах, но такие, что если и встретят случайно — пройдут мимо, глазом не моргнут.
На другом конце курьерской тропы так же подробно инструктировал Офелию Сорока. Офелия весь путь проделывала легально — искала все тех же родственников. Кроме того, энергичная Ива выкинула головоломный трюк. Она официально вступила в общество охотников и рыболовов, зарегистрировала свою двустволку в милиции, завела приятелей среди местных охотников и в выходные дни пропадала по лесам. Но она могла случайно привести с собой «хвост», и Сорока просил тщательно проверяться на всем пути, а в Гайдамацком лесу в самом деле попугать зайцев — так легче заметить наблюдателя, если он вдруг объявится.
— Дубровник не обычный курьер, — втолковывал он Иве, — если с ним что-нибудь случится, центральный провод с нас шкуру спустит.
Иве надоел дотошный референт, она уже все продумала, изучила предстоящий путь до мельчайших деталей.
— Нудный вы человек, друже Сорока, — сказала она, — хороший из вас преподаватель получился бы…
— Что, что?
— Вам только лекции читать — солидно да методично. Ладно, не обижайтесь. Справа в тому, что ваш знаменитый курьер — мой близкий приятель. Мы с ним давно трудимся на национальной ниве. Впрочем, он сам при случае все объяснит. А пока не волнуйтесь, лишь бы Дубровник глупостей не натворил — он может.
Ива насмешливо поиграла темными глазами, ласково положила руку на плечо референту:
— Очень ценю я вашу заботу о моей драгоценной персоне…
«Чтоб ты сквозь землю провалилась», — искренне пожелал своей бойкой помощнице Сорока.
Референт вздохнул с облегчением, когда Ива сказала, что ей все ясно, и она постарается не подвести своего строгого наставника.
В это время Дубровник и его охрана были уже в пути. Их провожал до тайных троп сам Рен. На прощанье Дубровник сказал:
— Так помни, если что случится, советую в качестве курьера использовать Офелию. Пусть те сведения, которые должен доставить за кордон я, передаст она. Вот пароль для связи на этот крайний случай, — Дубровник наклонился к Рену, прошептал несколько слов. Затем театрально поднял руку, сказал нарочито сдержанно:
— Ну бувай…
Так, по его представлению, уходили на опасное дело настоящие мужчины.
Рен бодро хлопнул курьера по спине:
— Брось, Максиме, завещание составлять. Уйдешь — вернешься, не впервой. А то, может, мои люди все сделают?
— Мне поручено, Рен, с нею связаться. Да и хочется посмотреть своими глазами, что творится на украинской земле. Другого такого случая не будет.
— Тогда счастливого пути, — пожелал Рен.
Он постоял недолго на опушке, пока скрылись за мохнатыми елками, присевшими под зимними белыми шапками, Дубровник и его спутники. Они шли след в след, на снежной целине осталась цепочка этих следов, и она очень беспокоила Рена. «Хотя бы завирюха пустилась, а то выбили торный шлях к лагерю. Не дай бог попадет кому на очи».
Лес густой стеной окружил лагерь Рена. Он был его опорой и защитой, и Рен поймал себя на мысли, что уже давно смотрит на лес только с одной точки зрения: на том вот пригорке неплохо поставить пулемет, а вот эта полянка насквозь пробивается пулями. Но, оказывается, иногда и просто постоять в лесу приятно, в густоте елей есть своя красота, и воздух здесь звонкий и чистый.
Возвратился «боевик», который вновь поставил мины на тропе, открытой на время для группы Рена. Все подступы к базе были густо нашпигованы минами и ловушками. Был случай, когда один из «боевиков» надумал бежать из этой берлоги. Глухо пророкотал взрыв, тугая волна разбросала по деревьям то, что осталось от беглеца. Рен приказал окончательно перекрыть все стежки, оставив единственный узкий проход. На выход из лагеря требовалось его специальное разрешение.
Когда Дубровник покинул лагерь, солнце только выползло из-за сосен, бросило лиловый свет на пламеневшие снега. Утро было морозным, ясным, и, хотя идти по снежной лесной целине было нелегко, Дубровник искренне радовался и погожему утру и морозу.
Курьер думал, что он, наверное, никогда больше не увидит такой простор, эти строгие леса, сохранившие первозданную красоту, — он был в последнем курьерском рейсе, а в скорую победу давно уже не верил. Радовала предстоящая встреча с Офелией: доводилось им вдвоем отправляться в длинные рейсы, и, чего скрывать, делить хлеб и постель. Потом пути разошлись: Ива осталась на польских землях, а Дубровнику удалось своевременно перебраться в Мюнхен, подальше от тех мест, где стреляют. А дивчина она настоящая, не кривляка какая-нибудь, признает только одну верность — идее, на любовь щедрая.
