— Стой, стреляю! — заорал я, прижавшись к стене.
Если бы здесь был одержимый — наверное, бросился бы на голос. Никто не бросился — значит, одержимых скорее всего здесь нет.
Оглядевшись по сторонам и увидев какой-то шкафчик, я и трудом потащил его к двери. Одержимые с той стороны проявляли непонятную активность — но это скоро должно было пройти, ведь совсем неподалеку — еда. Я выстрелил через дверь, потом мы навалили на нее шкафчик. Выстрелил для того, чтобы в тот момент, когда мы будет приваливать дверь шкафчиком, одержимый не слишком нам мешал. И для того, что если кто-то захочет приблизиться к нам с этой стороны и пройти в дверь — он не сможет этого сделать. Потому что там будет лежать мясо, и кто-то это мясо будет кушать. А если потребуется выйти нам — мы просто пристрелим его со второго этажа, через окно. Выживание в мире одержимых тоже имеет свои хитрости.
Еще три выстрела сделал из винтовки майор, поднявшись на второй этаж, открыв окно — чтобы одержимые нашли поживу и там. Теперь мы как бы в кольце, и к зданию некто не сможет пробраться незамеченным. Без стрельбы.
— Я проверю машины…
Майор кивнул, отправился наверх…
Пожарная машина — по сути тот же автобус, размерами сильно походит на небольшой автобус. Делается она крепко, из высококачественных материалов, стоит дорого и рассчитывается на десятилетия службы — знаю городок, где пожарные машины — шестидесятого года выпуска и работают — это у нас, в Техасе, у соседей. Если что — ей можно протаранить двери и уйти на ней. Пожарные в Соединенных штатах Америки — это больше чем пожарные, они умеют принимать даже роды, а потому служба шерифа округа или города тесно взаимодействует с пожарной службой. И на минимальном уровне — но управиться с пожарной машиной я сумею.
Двигатель был в норме, бак полон воды, ключ — как и обычно, в кабине, за противосолнечным козырьком, пожарные никогда не прячут ключи от своих машин, потому что в любой момент может поступить срочный вызов. Осталось только определить, не разряжен ли аккумулятор — а здесь он очень мощный, рассчитанный на сирену и на иллюминацию. Повернул ключ в замке зажигания — и приборная панель приветливо перемигнулась разноцветьем ламп, назначение больше чем половины из них я не знал, но что нужно — понял. Аккумулятор разряжен примерно наполовину и чтобы завестись — хватит. Успокоившись, я вылез из машины, бросил ключ в карман. Бросил взгляд на приваленный к двери шкаф — одержимые уже не ломились, то мясо что находилось снаружи, их вполне устраивало, и пытаться добраться до того, что внутри здания — они даже не пытались…
Наверху была комната отдыха. Черт, комната отдыха, самая настоящая, с кушетками и журналами двухмесячной давности, с огромным баллоном воды, перевернутым и вставленным в раздаточный аппарат и кофейником. Но самое главное — сосуд в кофейнике был полон мутной черной жидкостью. Кофе!
— Его хоть пить можно? Он портится.
— Я не рискнул — ответил майор, он устроился на стуле у окна, что-то высматривая.
— Может, пост на ту сторону вывести?
— А смысл? Там лес, тут — дорога. Если из леса придут — мы услышим.
Темнело… Но света не было, а если бы и был — включать его было бы нельзя. Посидим и так, в темноте….
— У меня пакостное чувство, капитан… — сказал после долгого молчания Озказьян, не отрывая взгляд от дороги.
— Какое?
— Такое что нас поимели в особо циничной форме. Просто попользовались.
— У меня тоже…
— Возьмем это? — майор не шевелился и ни на что не показывал — но было понятно, что он имеет в виду — преследование, погоня — это что, шутки?
— Какие тут шутки…
— Да нет, это шутки. Весь уровень мероприятий — на уровне какой-то страны третьего мира. Это что, десант?
— Может контрактники? — предположил я — в контрактники вербовали кого попало, лишь бы подешевле.
— Но офицерский состав то там нормальный — не согласился майор — из восемьдесят второй, из морпехов перешедшие на жалование вдвое-втрое выше. Или уволенные за дискредитацию и прочее — но офицерами от этого быть не переставшие. Почему они ничего против нас не предприняли.
— Хорошо. Вот ты — что бы предпринял?
— Элементарно. Чем сажать летнабов[47] в вертолеты, которые все равно ни хрена не увидят — организовал бы нормальное патрулирование периметра.
— Психам на закуску?
— Это на броне то? Пусть подходят.
— На броне? А осталась ли у них броня после того, что мы видели, я имею в виду нормальная, готовая к применению броня, ничем не занятая и не на консервации? И остались ли у них люди, ничем не занятые и готовые лезть за периметр.
— Ты хочешь сказать, у них нет людей?
— Думаю что да. У них, вполне возможно — элементарно не хватает людей. Вообще сейчас нигде и ни на что не хватает людей. Это мы — действуем малой группой. А они обеспечивают жизнедеятельность огромной базы, затыкают дыры. Я думаю — у них сильно не хватает людей. Ни на что.
— При нехватке людей не устраивают бои друг с другом, такие как мы видели.
Это да… До сих пор не могу понять сути и смысла разборки по сути между своими же — на аэродроме. Или они друг другу уже не были своими? Тогда почему стрельба началась по нашему выстрелу — выходит именно нашего выстрела ждали, именно он был отмашкой. А если это так =- значит знали что мы придем?
— Внимание!
Я прислушался — и аж холодный пот прошиб. Знаете, такой звук, очень низкой частоты, буквально на грани человечного восприятия — но слитный и мощный. Слышишь — и понимаешь, что к тебе приближается нечто большое и мощное. Это не был звук работы танковой турбины, она свистит и свистит очень тихо. Это был звук работы дизеля танкового транспортера Ошкош или чего-то в этом роде. Огромная, неповоротливая — но очень крепкая и проходимая машина тягач, берущая на полуприцеп танк, а в кабину — весь его экипаж.
Не сговариваясь, вскочили с мест — мысль была только одна, за нами — или нет.
— Я проверю тыл… — сказал майор.
— Добро. Я пока тут.
Если за нами — то придется сваливать очень быстро. Это очень знакомый звук для всех, кто прошел Ирак — так звучит двигатель тяжелого транспортера Ошкош, который тягает танки — в Ираке они ходили в обычных конвоях. Жрет много топлива — но надежный и кабина на семерых и бронирована в стандарте…
Одержимые — которые были на дороге и перед пожарной станцией зашевелились, некоторые начали подниматься на ноги. Я не сразу сообразил, что скопление одержимых около какого-то места — это сейчас демаскирующий признак, значит — там кто-то есть. Но убитый из огнестрельного оружия одержимый — это тоже демаскирующий признак. Вот и думай — что делать.
Но те, кто двигался колонной по темноте — об этом не задумывались…
Первым шел Страйкер — в Иракском варианте, желтый и обвешанный решетками и со стапятимиллиметровой пушкой — машина огневой поддержки. На нем был установлен, видимо вручную прожектор, и этот прожектор освещал дорогу. Следом шел еще один Страйкер- с высокой надстройкой, в варианте КШМ. Дальше же, один за другим шли танковые транспортеры — я насчитал двенадцать штук, но нынешним временам — огромная цифра. И каждый из них делал то, для чего он и закупался армией Соединенных штатов Америки. Каждый транспортировал платформу, танковый трейлер, причем на восьми из них были танки М1 Абрамс, на четырех — по две М2 Бредли. Итого — восемь танков и восемь боевых машин пехоты. Даже в прежние времена — это значительная сила, при умелом использовании — она способна раскатать в блин не самую маленькую базу противника. А сейчас…
Замыкали колонну три грузовика Ошкош, с бронированными кабинами и кузовами, тоже Иракская версия. Я попытался вспомнить откуда эту технику отправляли в Ирак и не смог вспомнить. Видимо, где то они набрели на нехилый склад такой техники.
Удивительно повели себя одержимые. Какие-то припали к земле, будто прячась. Какие-то притворились мертвыми! — не поверил бы, если бы не видел своими глазами. Какие-то бросились бежать. И лишь один в безумии своем бросился на колонну — и погиб под колесами. В него даже никто не стрелял…
В здании пожарки были современные оконные группы — с пластиком вместо стекла, кто-то постарался. Но даже они — дрожали, когда один за другим тягачи с тяжелым грузом на платформе уходили в ночь.
На нас не обратили ни малейшего внимания. Мы были всего лишь букашками, путающимися под ногами слона. Для тех, кто выдвигался сейчас на позиции силами больше чем двадцати единиц бронетехники — два стрелка интереса не представляли…
Прошли…
— Что?
— Броня. Двадцать единиц — ответил я майору — восемь танков, столько же боевых машин пехоты…
— Многовато для нас…
— Я не знаю про парней, которым это было бы маловато…
Майор хмыкнул.
