– Вроде все…
– Ну тогда готовься. А заваруху мы устроим через недельку. Дам тебе пока отлежаться. А как с силами соберешься – так и начнем.
Мулла внимательно посмотрел в глаза Варягу и тихо, задумчиво добавил:
– Вот еще что, Владик. Мне тут малява пришла из Питера. Шлют тебе привет… от Светланы и от сынишки.
У Варяга даже дыхание перехватило, сердце бешено заколотилось.
– Живы?
– Живы, живы. Да только, Варяг, не на свободе они. А в плену. И знаешь у кого?
– У кого же?
– У Шрама. Удивлен?
– Неужели Шрам? Все же продался! – выдохнул возмущенно Варяг. – Ах, сука! А я думал, может, ошибся Пузырь.
– Видать, не ошибся.
– Но что же они задумали, просто удивляюсь.
– А ты не удивляйся. Тут ничего удивительного нет, потому как нужен ты им – вот и тебя не убили, и жену твою с мальчонкой держат про запас. Очень ты, парень, им нужен. Для чего-то они тебя держат. Вот только для чего?
– Ну что же, это нам предстоит выяснить, – жестко, сквозь зубы процедил Варяг.
– Хочу тебя еще об одном спросить, сынок. Ты, случаем, здесь со Щеголем не встречался? – продолжал Мулла.
– Пахан местный, что ли?
– Если бы только пахан… Нет, он тут на более важных ролях. Берегись его. Это продвиженец Беспалого. Недавно стало известно. Скоро мы с ним разберемся раз и навсегда, но пока он очень опасен, этот «химик». Мы тут изрядно пощипали его людишек… И все же будь осторожен.
– Спасибо за совет, Мулла. Значит, увеличение смертности на зоне во благо, я так понимаю?
– Именно так, Варяг. И запомни, если Щеголь пронюхает что про побег – все, каюк тебе и нам всем.
Варяг с усилием приподнялся на койке. Кости все еще ломило, мышцы болели, но тело уже ощущало прилив возвращающихся сил.
– Знаешь, Мулла, надо бы мне маляву на волю передать. Хочу корешам о себе напомнить. Кто бы мог вынести бумагу?
– Я сам все устрою. – И с этими словами Мулла достал из кармана стопку сложенных листков и, развернув, протянул Варягу один. Потом порылся по карманам и нашел огрызок карандаша.
Владислав присел на койке и стал быстро писать давно вызревшие слова.
«Братва, нет конца и краю на Руси беспределу. Воров на пересылках режут ссученные, опера сажают нас в пресс-хаты, а сколько сгинуло честных людей в карцерах и на лесоповалах, так и вовсе не сосчитать. Опера подсаживают нас к туберкулезникам, чтобы через год-другой отдали мы Богу душу. Они сталкивают нас лбами, надеясь, что в колониях мы перережем друг другу глотки. Ведется кампания на уничтожение «закона». На воле творится беспредел. Правильных людей уничтожают день за днем.
Менты добрались даже до смотрящего России.
Они засадили меня в «сучью» зону, рассчитывая, что там я сгину. Однако и среди опомоенных немало таких, кто имеет понятия, много коренных обитателей тюрьмы, которым режим так же ненавистен, как и нам. Меня не дали в обиду и обещали помочь.
Теперь настала ваша очередь, братва, поднимите в колонии шорох, да такой, чтобы и впредь ментам было неповадно сажать воров в бичарни. Без вашей поддержки сложно будет мне.
Воры, кому, как не нам, сторожить закон справедливых людей.
Смотрящий по России Варяг. Бог нам в помощь».
Владислав аккуратно сложил маляву и передал в руки Мулле.
– Пусть попадет на воровские зоны. А оттуда гонцы пускай разнесут по всей России. Негоже, если народ решил, будто смотрящий сгинул невесть куда.
– Будет сделано, Варяг. У меня есть надежный канал. Можешь не сомневаться. – Мулла поднялся и не прощаясь покинул барак.
Подполковник Беспалый обладал отменной интуицией. Он за версту чуял упрямого смутьяна или послушного холуя и за неделю мог угадать готовящуюся бузу на зоне или внезапный наезд министерской комиссии. Тем неизменно и брал ситуацию под свой контроль.
Вот и теперь, когда в колонии вроде бы все шло своим чередом, как по накатанному, Александр Тимофеевич вдруг забеспокоился.
И, как показали события, забеспокоился не зря.
В течение нескольких майских недель один за другим по-тихому ушли из жизни четырнадцать человек – неслыханный для образцово-показательной зоны случай. В сводках, представленных подполковнику Беспалому, значилось:
«7 мая в 14.00 в столовой обнаружен труп заключенного номер 798/к Артамонова Ивана Свиридовича – кличка Артамон, 38 лет. Никаких следов насилия или отравления. Заключение врача – инфаркт (сердечная недостаточность)».
«8 мая в 19.30 в бараке на нарах обнаружен труп заключенного номер 412/к Силкина Григория Петровича – кличка Левак, 34 года. Никаких следов насилия или отравления. Заключение врача – инфаркт (сердечная недостаточность)».
И так далее… по списку… Лишь в двух случаях у умерших были обнаружены ножевые ранения, полученные ими в драке: участники драки не установлены. И еще, трое из четырнадцати покончили жизнь самоубийством.
Беспалый, выпив бутылку водки, сидел у себя в кабинете, не показываясь на глаза подчиненным, крепко задумавшись над жизнью, над сложившейся непростой ситуацией. Беспалому было страшно… Впервые в жизни Александр Тимофеевич ощущал такую пустоту, такую беспомощность и отчаяние, от которых млело все тело, отнимались руки и ноги, мысли путались, а глаза, полные ужаса, смотрели в никуда.
Впрочем, подполковник Беспалый всю жизнь был верным материалистом и ни в какие потусторонние силы не верил, зная, что всему происходящему на земле может быть и есть вполне разумное логическое объяснение. Надо только его найти. Он вызвал к себе Щеголя и дал ему команду в сорок восемь часов доложить, что происходит. Но Щеголь – этот наглый, вечно самоуверенный Стаська – и сам что-то спал с лица. За последние две недели он лишился своего «ближнего круга» – самых верных своих сатрапов. И теперь ему было ох как невесело.
И Беспалый решил копнуть там, где ему чуялся корень всех бед, – в бараке, куда месяц назад перевел Варяга.
* * *
С середины мая Варяг стал готовиться к предстоящему побегу. По совету Муллы он раз пять уже ходил на псарню прикармливать собак. Звери оказались и впрямь чудовищные – встретиться с такими беглому зеку в лесу было смерти подобно. Но Варягу уже со второго визита удалось если не приручить, то приучить псов к своему запаху. Ничего, думал он, привыкнут кобели, авось не порвут на тропе.
Накануне намеченного для ухода дня – 28 мая – Варяг впервые за последние месяцы встал ранехонько, до подъема, и пошел умываться. За ним как тень шмыгнул в умывальню Сенька-Чмырь, сделав вид, что вышел поссать. Но Варяг твердо знал, что Сенька – пацан Щеголя и что ему просто приказано не спускать с Варяга глаз, куда бы тот ни пошел. Варяг не спеша умывался, поглядывая в зеркало. За его спиной маячила тощая фигура.
– Что-то, парень, ты раненько поднялся, – тихо в растяжку произнес Варяг. – Понос у тебя, что ли?
Сенька обомлел: он никак не ожидал, что «больной» выдаст такую реакцию. Он буркнул что-то под нос и вышел. Но Варяг знал, что Сенька встал за дверью и ждет.
Варяг мысленно проговаривал план ухода: после обеда незаметно юркнуть за клуб, там дойти до кучи всякой рухляди, оставшейся с осени после ремонта здания, отпереть ключом железную дверь, что прикрывала вход в котельную, спуститься в котельную, нащупать в темном коридорчике деревянную дверку с проржавевшим замком, легонько толкнуть ее – и попасть прямо в «метрополитен». А там самое тяжелое: километр ползком в кромешной тьме, в духоте, без всякой гарантии, что на выходе в ельнике не поджидает его взвод молоденьких сытых солдатиков с АКМами наперевес… Мулла предупреждал, что лаз хоть и узкий, но крепкий, мужик пролезет там без труда. Итак, километр – тысяча метров, а это значит, что ползти ему там не меньше часа в самом лучшем случае. Да как бы не задохнуться… Вдруг на том конце выход завалило? Мало ли что могло случиться после последнего контрольного обследования «метро», которое провели по приказу Муллы.
Варяг закрыл кран и вышел в коридор. Дурень Сенька дремал, прислонившись к стенке. Увидев Варяга, от неожиданности крякнул и бросился опрометью по коридору в спальный отсек.
Итак, сегодня после обеда. Неужели это произойдет и я выберусь отсюда? Ну тогда гадом буду, а свечку поставлю Николаю Угоднику!
Он вошел в душное помещение и приблизился к своей койке. Сел и сосредоточился. Потом незаметно для постороннего глаза в наволочке он нащупал небольшой ключ от подвальной двери, который ему позавчера сунул человек Муллы. Этот ключ теперь был самым большим его богатством…
Вдруг до его чуткого слуха донесся шум с улицы. Голоса. Потом стукнула входная дверь барака. В коридоре послышался топот сапог.
