Это было отвратительно. Этот человек – грязная свинья.
– С кем это он?
С девочкой из его автосалона. Ее зовут Лайла. Ей двадцать лет! А на тот момент было девятнадцать. Он сто лет знает ее семью. А с отцом часто играет в гольф!
– А почему Фрэн Салливан решила дать вам послушать именно эту запись?
Потому что она была сделана в тот вечер, когда в клубе дегустировали вино.
Я тоже подозревал, что Боб той ночью был с другой женщиной, но не предполагал, что этому найдутся неоспоримые доказательства. Рассчитывал, что ни Боб, ни его подружка не признаются в любовной связи. К тому же я надеялся, что у меня будет больше времени.
Вот где он был той ночью. Он не насиловал мою дочь. Потому что в тот вечер насиловал другую.
– Но ведь вы сказали, что на кассете была ролевая игра.
Она ребенок. Практически подросток. А ему пятьдесят три. Можете называть это как угодно.
– Понятно. Мне жаль, Шарлотта. Да, он оказался страшным человеком. Но я все равно не понимаю, зачем она заставила вас прослушать эту запись.
Шантаж. Банальный, пошлый шантаж. Фрэн сказала, что собирается отнести эту кассету в полицию, детективу Парсонсу. Адвокат настоит на подписании документа о неразглашении сведений. Запись снимет с Боба все подозрения, поэтому она хочет все сделать быстро и без проблем, потому что все еще надеется избежать огласки. Фрэн сказала примерно следующее: «Думаю, вы так или иначе узнаете обо всем от детектива Парсонса. И почувствуете себя оскорбленной. Я так понимаю, Боб вам изрядно лапши на уши навешал, да? Любовь и все такое? Вполне возможно, вам захочется отомстить. Подставить его, унизить, разрушить карьеру». А под конец добавила: «Занимайтесь своим делом, а все остальное бросьте. Взамен я займусь своими и никому не расскажу о ваших игрищах с моим мужем».
– Понятно. Стало быть, Том ничего не узнает.
Да. Она сказала кое-что еще. «Теперь мы с вами в одной лодке, не правда ли? Если вы и дальше будете упорствовать в своих нелепых обвинениях касательно своей дочери, эта история выплывет наружу. Целиком».
– И что вы собираетесь делать?
Шарлотта посмотрела на меня. На ее лице ее на мгновение отразилась восхитительная смесь горечи поражения и слепой храбрости – так бывает, когда человеку больше нечего терять.
Я сама скажу Тому. Сегодня же вечером. Не хочу, чтобы Фрэн Салливан диктовала, что мне делать. Пусть идет к черту. Вы были правы. Мне нужно смириться с этой болью и пережить ее. С последней встречи с Бобом, когда он сказал «да пошла ты» и ушел, я только это и делаю.
– Я очень горжусь вами, Шарлотта. Для этого требуется немалая смелость.
Сейчас я могу сказать вам две вещи. Во-первых, Шарлотта лгала, когда говорила, что работает над чувствами, вызванными расставанием с Бобом. А во-вторых, у нее не будет возможности вечером рассказать обо всем мужу. Потому что Тома не будет дома.
Парсонс позвонил мне вскоре после ухода Шарлотты. Фрэн Салливан, по всей видимости, их не дурачила.
Все подозрения с Салливана сняты. Я считаю, вы должны об этом знать. Что бы ни навело вас на его след, это было ошибкой.
– В самом деле? Что же случилось?
Я не могу посвятить вас в подробности. Скажу лишь, что у него есть алиби. Не самое красивое, но вполне надежное.
Парсонс встретился с Фрэн Салливан и адвокатом. Она не заставила его слушать кассету, а лишь рассказала, что на ней, и предложила поговорить с той девушкой. Парсонс, конечно же, опрометью бросился к ее родителям. О той истории они узнали только после того, как заставили дочь объяснить присутствие полиции на пороге их дома. Давний друг семьи, партнер отца по гольфу уже больше года спал с их дочерью. Глава семейства пришел в такую ярость, что Парсонсу потребовался целый час, чтобы его успокоить. Обо всем этом я узнал позже.
– Понятно. Вы, должно быть, испытали облегчение, – сказал я Парсонсу.
Надо думать. Но давайте просто скажем, что он так устроен, этот вонючий мир.
– Ну хорошо… И что же теперь у вас осталось?
Ну… то же, что и раньше. Том Крамер, который так и норовит прищемить мне хвост, и полное отсутствие как подозреваемых, так и ответов. Одна лишь синяя толстовка да фотография из школьного альбома. Есть, правда, кое-что еще…
– Что вы имеете в виду? – Должен признать, что в тот момент я его почти не слушал. Время, отведенное на хитрость с Бобом Салливаном, вышло, но ни шума в СМИ, ни судебных процессов, ни других прелестей, способных заставить всех закрыть лавочку и разойтись, не последовало. А плана Б у меня не было.
Вам известно, что мои ребята обзванивают небольшие городки по всей стране. Один такой звонок, в Орегон, принес результат. Тамошний ветеран вспомнил случай с парнем, которому нанесли точно такой же шрам. Прямая, глубокая линия непосредственно над тазом. Это было давно, но офицер сказал, что попробует отыскать это дело в архиве. Он точно не помнит, шла ли там речь об изнасиловании, но что-то в этом роде было.
– Понятно. Чтобы оставить эту метку, преступнику, вероятно, потребовалось какое-то время. Я веду к тому, что это было заранее спланированное изнасилование, а не нападение с непредвиденным итогом в виде изнасилования. Причем на другом конце страны. Согласны?
Алан, я не премину проверить все факты, имеющиеся в этом деле.
Ну что ж, посмотрим.
Глава тридцать третья
Вот что произошло в ночь катастрофы, когда две машины столкнулись. Когда вагонетка «американских горок» со скрежетом рухнула вниз. Когда сахарная вата была почти готова и осталось всего лишь несколько волокон, которые намотаются на палочку после того, как я вам все расскажу.
Вот что случилось в ту ночь, когда умер Боб Салливан.
Шарлотта мне солгала. Я знаю почему, но это не важно. После расставания с Бобом она не могла пойти домой и смириться со своей болью. Ей никак не давали покоя слова. «Да пошла ты». В голове крепко засело подозрение, что именно он изнасиловал ее дочь. Без меня здесь не обошлось, но давайте не забывать и о последствиях шока, наступающего в тот момент, когда вы узнаете правду о своем любовнике. Когда «я люблю тебя» превращается в «да пошла ты», мозг, чтобы утолить боль, делает из бывшего возлюбленного самого гнусного злодея. Пилюля оказалась слишком горькой, и Шарлотта в тот вечер обнаружила, что никак не может ее проглотить.
Она не может утверждать, что не виновна. Как и я сам в случае с коробком спичек, Шарлотта прекрасно знала, что Том в поисках насильника Дженни потерял голову. Что он не спал и почти не ел. Что перестал делать приятные вещи и позабыл, что такое радость. Даже в общении с Лукасом и Дженни. Притворство и хитрость. Его нерешительные аплодисменты во время матча по лакроссу. Улыбки, которыми он приветствовал детей по утрам. Том пребывал в состоянии острого душевного расстройства.
Разработанный мной план его лечения в том и заключался, что если он преодолеет этот внутренний разлад, то родится к жизни новым человеком. Мужчиной, который мирится с существованием демонов, таящихся в его душе. Вот к чему сводится этот процесс. Вот она, та дорога, которая ведет к психологическому комфорту. Теперь, когда Шарлотта порвала с Бобом, по этой стезе предстояло пройти и ей. Но Шарлотте не давала покоя месть, и она решила ее осуществить.
После сеанса она вышла из моего кабинета и направилась домой. На тот момент Фрэн Салливан еще не садилась к ней в машину и не давала прослушать записи, поэтому Шарлотта не знала о том, что Боб невиновен. Она злилась на него и, что намного важнее, подозревала, что именно он изнасиловал Дженни. Она дождалась, когда дети легли спать, и все ему рассказала.
Я ушам своим не поверил. Боба Салливана, моего босса, с которым мы больше трех лет дружим семьями, подозревали в изнасиловании моей дочери! Вы, Алан, вложили мне в голову мысль о новом подозреваемом. Он вполне мог оказаться той причиной, по которой полиция не проявляла интереса к фотографии из школьного альбома. Я попытался выяснить что-нибудь у Парсонса, однако он ничего мне не ответил. Зато рассказала Шарлотта. О девушке, написавшей на Боба заявление много лет назад. Об отсутствии у него алиби, о том, что он лгал полиции. Но поверил я этому, только когда узнал, что Дженни вспомнила голос Боба. Я мог убить его в тот же вечер. Сел на кровать и представил себе, как расправлюсь с ним. Как возьму в гараже бейсбольную биту и проломлю ему череп.
