Но Олег Григорьевич снова молчал.
— Вот это и есть террористический интернационал, — сказал Пастухов. — Вот он, Константин Дмитриевич, и никакого политического заговора. Просто тот, кто высоко сидит, может позволить себе взять все, что угодно. И берет. Даже то, что не хочет. Из принципа. Это мое...
Сергей пошел к выходу.
— Нам пора, — сказал он. — Док уже в машине ждет.
— А как ты вообще тут оказался? — спросил Голубков.
— А я знал, что он сюда придет. Я не поверил вашему Олегу Григорьевичу. Я знал, что он ждет Джефа, чтобы дело закончить. Слишком многое на нем сходилось. Но у меня другой вопрос: это ваши люди убрали Джефа?
— Нет.
— Ты оказался прав, Сергей, — опустил голову Голубков. — Вся история с «Меркурием» была прикрытием. Теперь на Западе и на Востоке считают, что у нас есть нечто посильнее ядерной бомбы.
Сергей кивнул.
* * *
Седой только теперь, когда незваные и неприятные гости уже ушли, понял, что у него до сих пор дрожат руки. Все! Это конец. Он мог еще рассчитывать на деньги, с ними бы он ушел быстро и легко. А теперь — куда ему? Не сегодня завтра к нему в дверь постучат ребята с наручниками. Впрочем, до тюрьмы его, скорее всего, не довезут. Попытка к бегству. В их ведомстве дело до следствия, а тем более до суда не доводили.
Седой вскочил и заметался по своей одинокой квартире.
Бежать, все-таки он должен бежать. Да, в свою деревню, откуда приехал еще в начале пятидесятых, чтобы устроиться на крепкое место, а таким — он это знал всегда, — были органы. В своей деревне он не был давно, вот как уехал, так и не возвращался, а с некоторых пор в графе место рождения стал прибавлять к названию маленькой калужской деревушки буковку "г". Стеснялся своего происхождения. Вот теперь оно ему и поможет. Там его никто не найдет. Он про свою деревню никогда никому не рассказывал.
Олег Григорьевич быстро оделся, бросил в чемодан только самое необходимое, подумал, но машину вызывать не стал — доберется сам. Только надо успеть заехать в гараж, вытащить из тайника деньги, которые — Иванов оказался прав — он получил за темную сделку во время первой чеченской кампании.
Ну что, все? Бесславно кончает свою карьеру в Москве Олег Григорьевич.
А ничего, злорадно подумал он, зато живой.
Он открыл дверь и вышагнул на лестницу.
Человек в маске шагнул ему навстречу и одной рукой вцепился в горло.
— Пустите меня, я сам, я сам шел сдаваться, — прохрипел Седой. — Меня нельзя убивать, я знаю многое... На мне висят несколько секретных операций. Я требую передать меня начальству.
Но человек хватки не отпускал. У Олега Григорьевича уже круги поплыли перед глазами.
— Мы можем договориться, у меня есть деньги...
Седой выронил чемодан и стал сползать по стене. Человек в черной маске ослабил хватку.
— Я все отдам, я... у меня есть...
— Не расплатишься, — сказал человек в маске очень знакомым голосом.
И, одной рукой обхватив седого за голову, он свернул старческую шею. Хрустнули позвонки, Седой задергал ногами и затих.
Человек встал, оглянулся — его никто не видел. Но выходить на улицу в маске было нельзя, поэтому он снял ее перед самым выходом.
Шедшие навстречу люди не обратили на него внимания. А если бы и обратили, подумали, что парень очень уж молодой.
Он и был молодым, поэтому в отряде секретного спецназа его называли Младший.
Глава восемьдесят седьмая
И опять некуда спешить и незачем торопиться. Опять расслабленное спокойствие, похожее на какую-то легкую, но не очень приятную разновидность опустошения. Судьба, которая каждый раз неожиданно собирала их — Пастуха, Артиста, Дока, Боцмана, Муху — вместе, а потом так же неожиданно разбрасывала, завершила свой очередной круг. И, может быть, стоило поблагодарить ее за то, что, оказавшись жестокой и беспощадной ко многим вокруг, она на этот раз была благосклонна к ним. Поблагодарить за то, что они закончили бег по этому кругу без потерь. Все пятеро.
Живые и здоровые.
И больше ни о чем не думать.
Что будет дальше? А какая разница! Все равно не угадаешь. Ну а то, что было... То, что было, надо просто помнить.
Помнить, и все. Без всякого пафоса. Тихо. Про себя.
И когда сегодня рано утром они с Доком встретили прилетевших из Таджикистана ребят, а уже к вечеру простились и разбежались, каждый в свою сторону, до какой-нибудь следующей неожиданной встречи, Сергей решил заехать снова сюда. В Спас-Заулок. В эту маленькую церквушку, где бывал каждый раз. Где были похоронены двое из них.
Подбросив Артиста к Александре и предупредив свою жену, что задержится ненадолго, он погнал свою машину в Спас-Заулок. Окно было открыто, и сильный ветер с шумом задувал в салон. Этот ветер словно проветривал хорошенько сознание Сергея Пастухова, унося подальше все то, что загружало его последний месяц...
Ни Пастухов, ни его друзья, ни Голубков так и не узнали того кремлевского умника, который заварил всю кашу, зато с удовольствием читали препарированные нашей прессой сообщения иностранных СМИ о новой угрозе и оружии массового поражения, которым владеет Россия.
Особенно впечатляли цифры сумм, дополнительно выделенных конгрессом США на создание нового оборонительного комплекса, способного предотвратить и защитить страны развитой демократии.
