Он уперся, как осел, и сдвинуть его с этой позиции не удалось даже Буцаеву с его неограниченными финансовыми возможностями. Выхода не было.
Доверить эту работу механикам Роман Остапович не мог, поэтому пришлось, переодевшись в комбинезоны и засучив рукава, потрошить роскошный лимузин самим. Буцаев, Реваз, Тога и Хасан, сопя и отдуваясь, долго копались в «Кадиллаке». Они действовали медленно и осторожно, чтобы ничего не поцарапать и не оставить следов. Взрывник, откровенно ухмыляясь, следил за их мучениями.
— Эй, парни! — сказал он. — У вас, случайно, нет баскетбольного щита? Боюсь, заскучаю, а так — хоть мячик по кольцу побросаю.
— Нет, никаких щитов! — резко ответил Буцаев и вполголоса добавил. — Черный — он и есть черный.
Если он не гонит рэп, то играет в баскетбол. Заканчивает играть в баскетбол и начинает гнать рэп. Третий вариант — делает то и другое одновременно.
К двум часам ночи они аккуратно сняли с лимузина сиденья и внутреннюю облицовку дверей. Специалист заложил плоский пакеты с взрывчаткой СИ-4, поставил радиоуправляемые взрыватели и привел их в состояние готовности.
— Теперь надо только взять пульт, — отставник показал небольшой продолговатый пульт дистанционного управления, — снять блокировку, — он откинул с красной кнопки пластиковый колпачок, — и нажать на…
— Достаточно, — перебил его Буцаев и отобрал пульт. — Дальше я уж как-нибудь сам разберусь.
Он отдал негру конверт с обещанным гонораром и подвел к выходу из гаража. Бывший фэбээровец вмиг протрезвел:
— Что? Ночью? В русский район? Это негуманно! Отвезите меня в Гарлем!
Буцаеву некогда было с ним препираться. Он достал из-за пояса пистолет и приставил его ко лбу взрывника:
— Чего ты разорался? Сейчас темно. Если не будешь улыбаться, тебя никто и не заметит. Пошел!
Гога и Хасан вытолкали негра за дверь и заложили ее на тяжелый засов. Им еще предстояла долгая и кропотливая работа — поставить все на место.
Теперь они действовали вдвойне осторожно, опасаясь задеть взрывчатку. Для безопасности Буцаев запер пульт в сейф — боялся, что на него кто-нибудь наступит или сядет по рассеяности. К рассвету все было готово. Самый внимательный глаз не заметил бы, что панели и сиденья снимали. В потайные местечки багажника Реваз положил автомат «узи» и две «беретты» со спиленными номерами.
Буцаев отступил на шаг от лимузина и полюбовался сделанной работой.
— Так! Теперь — срочно помыть, начистить и отполировать! — распорядился он.
Гога и Хасан побежали за керхерами, воском и полировальными полотенцами.
— Ну, вот и все! — сказал Буцаев. — Как вам это понравится, господин Белов?
XXXVIII
Несмотря на то, что поспать удалось всего два с половиной часа, Белов чувствовал себя бодрым и полным сил. Он осторожно откинул легкое атласное покрывало и поднялся с кровати. Лайза что-то пробормотала во сне и перевернулась на другой бок. Саша осторожно поцеловал ее в лоб и накрыл обнажившееся плечо.
— Спи, любовь моя, — прошептал он и пошел в ванную:
Лайза могла спать хоть до вечера, а ему нужно было присутствовать со Степанцовым на утреннем взвешивании и последней предматчевой пресс-конференции.
Белов принял душ, побрился, надел легкие летние джинсы, белую рубашку и мокасины на босу ногу. Он вышел в коридор и постучал в соседний номер.
Сергей уже проснулся — его разбудил Ватсон. Доктор, уже одетый, сидел на кровати: он осунулся, под глазами, как нарисованные, темнели круги от недосыпу, бесчисленных чашек кофе и сигарет. Все-таки он очень переживал за своего подопечного. Белов крепко хлопнул его по плечу и весело спросил:
— Привет, Ватсон! Минздрав интересуется знать, как там хрипы в легких себя имеют? Хрипят или уже все, трындец им наступил?
Доктор покосился на дверь спальни, где одевался, готовясь к выходу, Степанцов, и шепотом ответил:
— Я боюсь, Саша…
— А ты не боясь, док! Наше дело правое, — сказал Белов и покровительственно похлопал его по лысой голове. — Кураж! Сегодня у нас обязательно должен быть кураж! Порвем америкосов в клочья!
Белов понимал, почему Ватсон чувствует себя не в своей тарелке. Все-таки сегодня он выступает в необычном для себя качестве: спортивного врача. Но Саша был уверен, что боевой дух не менее важен, чем профессионализм, хотя Ватсон, несомненно, врач от бога. Уверенность Белова была настолько заразительной, что доктор заметно приободрился. Белов взял его за плечи и подвел к двери.
— Спускайся, бери такси и поезжай в «Мэдисон-сквер-гарден». Мы с Сергеем приедем на «Стингрее».
Давай! — и, не дожидаясь никаких возражений, Саша «мягкой лапой» вытолкнул Ватсона в коридор.,
В это время Сергей вышел из спальни, неся с собой две рубашки. Он прикладывал их к телу и качал головой, явно не зная, какую надеть.
— Оставь их! — сказал Белов. — Ну-ка, покажи, что получилось!
Он подвел Степанцова к окну и принялся рассматривать его левое плечо. На округлости литой дельтовидной мышцы красовалась свежая татуировка, сделанная в Москве — голова оскалившегося медведя.
— Отлично! — констатировал Белов. — А шрамы?
Четыре параллельных розовато-белых рубца тянулись наискосок от плеча к животу.
— Красавец! — сказал Саша. — Надень майку и спортивный костюм. Главное — прихвати с собой это, — он достал из кармана джинсов ожерелье из медвежьих когтей, сделанное Акимом. — Хотят «русского медведя»? Они его получат!
Его веселый задор передался и боксеру. Сергей быстро натянул белую майку и спортивные штаны, накинул куртку Они спустились в подземный гараж и сели в спорткар.
— Старый знакомый! — сказал Степанцов, любовно поглаживая переднюю панель «Стингрея».
— Стартуем! — отозвался Белов и повернул ключ зажигания.
Мощный двигатель коротко взревел; машину ощутимо качнуло. Саша нажал на газ, и «Стингрей», взвизгнув покрышками, рванул вперед.
— Буцаев ходил по офису не находя себе места. Неужели этот Белов в последний момент что-то почувствовал? Почему он до сих пор не звонит? Роман
Остапович уже сам собирался позвонить, но вдруг услышал удивленный возглас Гоги:
— Босс! Смотрите-ка, он там!
— Где там? — повернулся на голос Буцаев.
Гога, развалившись, сидел, на вращающемся стуле и жевал «ройял чизбургер», запивая его горячим кофе из бумажного стаканчика.
— В телевизоре! — пояснил Гога и ткнул пальцем в экран.
Спортивный канал транслировал предматчевую пресс-конференцию. На экране за столом сидели Белов и боксёр. У обоих на шее были какие-то странные ожерелья, а Степанцов еще и демонстрировал красивую татуировку на левом плече…
Утреннее взвешивание показало, что вес обоих бойцов, и Степанцова, и Пейтона, находится в границах, установленных для полутяжелой весовой категории. Последующий медицинский осмотр подтвердил, что ни один из них не имеет заболеваний, которые могли бы помешать принять участие в
поединке. Затем настала очередь журналистов. Они задавали одни и те же вопросы, надеясь спровоцировать скандал. В боксе это часто бывает — спортсмены, заводя себя и друг друга, начинают драться еще на предматчевой пресс-конференции.
Но Пейтон носил чемпионский титул уже давно. Он привык к разного рода нападкам и провокациям, поэтому вел себя крайне сдержанно и корректно. Он только один раз сказал, что находится в блестящей форме и имеет очевидное преимущество в виде колоссального опыта, которое обязательно постарается реализовать.
Когда тот же вопрос задали Сергею, тот ответил коротко:
— Победит сильнейший.
— Вы уверены, что сильнейшим окажетесь вы? — спросил журналист.
Сергей улыбнулся и сказал:
— Подождите до вечера. Тогда все и увидим.
Следующий вопрос был адресован Белову:
— Что за странные ожерелья на вас надеты?
Саша рассмеялся.
— Сувенир. Результат встречи с медведем в сибирской тайге. Он подарил нам свои когти на память.
— Вы думаете, что это поднимет шансы Степанцова на победу?
— Давайте не будем торопить события; — повторил Саша слова Сергея. — Пусть поединок расставит все на свои места. А попусту вращать языком — это не в наших правилах.
После этого оба боксера ответили на несколько ничего не значащих вопросов, пожали друг другу руки, поднялись и ушли. Пресс-конференция закончилась.
Через минуту мобильный Буцаева зазвонил. Он включил трубку и услышал знакомый и ненавистный голос:
— Роман Остапович? Это Белов. Роман Остапович, я хочу, чтобы вы подали лимузин к «Мэдисон-сквер-гарден». Мы сядем в него после боя.
— Может быть, перед? — спросил Буцаев.
— Нет, Лишняя помпезность нам ни к чему. А вот после боя — совсем другое дело. Думаю, он будет кстати.
— Хорошо, как скажете, — согласился Буцаев.
